Капитан

Все были возбуждены. Адмирал, задрав козырек фуражки, потирал от удовольствия руки:

— Ну как, флагманский артиллерист, уложились в нормативы?

— Вполне, товарищ адмирал!

— Асеев, — крикнул адмирал высунувшемуся из ЦАПа командиру БЧ-2, — что за орел у тебя на третьем автомате с левого борта? Пригласи его сюда!

Через несколько минут, робко озираясь, на мостике появился Тойменов. Растерявшись от скопища людей, да еще с большезвездными погонами, он совсем испугался, но увидел меня — приободрился. Подошел к адмиралу строевым шагом, звонким голосом прокричал:

— Товарищ адмирал, матрос Тойменов по вашему приказанию прибыл!

— Да ты, оказывается, — соколенок! — улыбнулся адмирал. — Благодарю за меткую стрельбу!

Тойменов бросил руку к козырьку и лихо выпалил:

— Служу Советскому Союзу!

— Держи краба! — сказал адмирал, и матрос нерешительно протянул ему руку.

— Ты где стрелять научился, товарищ Тойменов? Охотник, наверное?

— Никак нет, товарищ адмирал, я не охотник. В школе стрельбой занимался и в учебном отряде. А так не приходилось… — и он виновато улыбнулся.

— Ну молодец! Молодец, — еще раз воскликнул адмирал и взмахнул рукой, собираясь хлопнуть Тойменова по плечу, но уловив разницу в росте, щуплость матроса, неуклюже обнял его за плечи: — Спасибо, сынок, растрогал! Иди.

И, развернув его, слегка подтолкнул в спину. Тойменов двинулся к трапу.

Адмирал повернулся к нам и уже строго сказал:

— Какие люди у нас… Замечательные люди! И, махнув рукой, ушел с мостика.

Вечером служба «С» гуляла. Тойменову приготовили настоящий плов. Бобровский выдал вишневый сок и печенье. Герой дня, красный от всеобщего внимания, слабо оправдывался:

— Сказали поразить цель, вот я и поразил. А лейтенант Рыжков мне все в мегафон шумел, почему не ведем огонь. А зачем вести? Прицелиться надо. Зачем зря стрелять? Сказали поразить, мы и поразили.

— Кто это мы?

— Как кто? Наш расчет! Я же не один на автомате, трое нас.

Все сидели молча, слушая моряка, которого еще, наверное, ни разу-то никто в компаниях и не слышал. Но с сегодняшнего дня, стоило ему заговорить, и замолкали наши записные балагуры, ибо четыре металлические бочки, лежащие сейчас на дне океана, дали ему это право.

Слева на траверзе остров Бинтан, прошли маяк Беракит. Входим в Сингапурский пролив. Длина пролива — что-то около шестидесяти миль, пролив узкий. Пройти его можно только во время прилива — мелковат для современных судов. Вода желтая, мутная от песка, поднятого винтами. Очень оживлен. Корабли здесь — как автобусы на людном проспекте. Вернее, еще чаще: не прошел один — виден уже другой. Чудно смотрятся супертанкеры. Как большие утюги на узкой гладильной доске. Одно неверное движение — и съедет с края. Огромны, но быстроходны. На фоне чуть видимых в дымке серых гор кажутся существами из другого мира. Впечатляют элегантностью надстроек и размахом крыльев мостика.

Все на палубе. Ждем появления в утренней дымке Сингапура. Пожалуй, ни один город мира не окружает такое количество легенд, как этот. Большинство из них про пиратов. Сингапур на санскрите — «Город льва». Изображение льва есть и в современном гербе Сингапура. Вот только со львами плохо. Нет их на острове. Из животного мира в основном остались птицы, да и то в заповеднике.

Я где-то читал, что в начале прошлого века на месте Сингапура было маленькое селение малайцев и китайцев. Хроника тех лет донесла до нас: «Даже джинны и дьяволы, не говоря о простых смертных, не решаются плавать вокруг Сингапура, ибо там обосновались пираты».

На шкафуте собралось человек двадцать свободных от вахты моряков, и лейтенант Гриценко продолжает рассказ об этом городе-космополите, в порту которого каждые пятнадцать минут пришвартовывается или отчаливает корабль.

— Когда-то Сингапур был гордостью британской короны на Востоке, сейчас это независимое государство. Сингапур не имеет своих источников воды, ее по трубопроводам перекачивают из Малайзии. В городе более миллиона жителей — больше семидесяти процентов из них китайцы. Государственный язык — малайский, официальными языками также считаются английский, китайский, тамильский.

Постепенно на рострах собирается больше и больше моряков. Командир ничего не говорит, большой зам смотрит ревностно. А Гриценко тем временем сообщает новые подробности:

— Сингапур одна из самых грамотных стран Юго-Восточной Азии. Здесь практически все население острова, от десяти до двадцати лет, грамотно. В Сингапуре самая низкая смертность в Юго-Восточной Азии. Сингапур называют не только городом китайских миллионеров, но и городом многочисленного и сильного пролетариата, есть даже свой металлургический завод.

— Товарищ лейтенант, как же это получается — самая грамотная страна, а пираты, говорят, и сейчас есть? — спросил, вклинившись в паузу, мой Федоров. Глаза его хитро блестят.

— Действительно, бич Сингапура — пиратство. Сегодняшние флибустьеры оснащены мощными катерами и промышляют преимущественно одним — наркотиками, — охотно отвечает Гриценко, — и власти ничего сделать не могут, вернее сказать, не очень стремятся.

Молодец все-таки Володя. Теперь многие с интересом поглядывают вперед справа по борту, где вот-вот должен, показаться порт Сингапур.

И вот из дымки выплывает все больше и больше судов, стоящих на рейде. Поднимаюсь на мостик к сигнальщикам, смотрю в окуляры. Как на ладони, рядом суда, суда и еще раз суда. Среди них насчитал четыре наших трубы. Флагов в дымке не видно.

Много небоскребов — белых, растительности почти не видно, лишь только по гребням далеких и невысоких гор (самая высокая — сто семьдесят семь метров) видны деревья.

Пролив постепенно сужается. Очень много мелких островов, особенно слева по борту. Уже невооруженным взглядом видны здания на берегу, и опять суда, суда, суда.

Тепло. Солнечно. То и дело попадаются рыбаки на утленьких суденышках. Они отнюдь не спешат уступить дорогу.

Чап-чап — топает морской трамвайчик с материка на остров. Вопреки всем правилам судовождения. Дескать, много вас тут всяких ходит, а мы чаще.

— Стоп машины! Полный назад!

Слышно, как забурлило за кормой, но инерция — штука мощная: продолжаем медленно катиться вперед; остановились, с дрожью корпуса двинулись назад, попятились. Трамвайчик прошел в кабельтове от форштевня. И вдруг резко увеличил ход, людей сдуло с палубы. Что такое? Глядь, а наша кормовая пушка так это аккуратно смотрит на трамвайчик.

— Командир БЧ-два, в чем дело?! — резко спросил Соловьев.

Через несколько минут бордовый от стыда капитан-лейтенант Асеев докладывал: на пушку забрался матрос и любопытства ради через прицел наблюдал за горизонтом, суда разные рассматривал, проворачивая маховичок горизонтальной наводки. И тут в окружье прицела вплыл трамвайчик. Как на ладони. Моряку интересно на людей поближе посмотреть. И невдомек, что вместе с прицелом и ствол проворачивается. Потому и сиганул трамвайчик, потому и сдуло с палубы пассажиров. Через час, когда вышли из пролива, в корабельном клубе состоялся разговор с экипажем об ответственности за честь флага Советского Военно-Морского Флота. Очень многому научил моряков этот нелепый, в общем-то, случай.

Буквально продираемся сквозь обилие островов. Хотя карты, по которым ходим, выверены точно, но даже страшновато становится от одного взгляда на нее. Справа и слева несколько маяков — иначе не пройти. Наконец проходим маяк Рафлс, после него будет спокойнее.

Штурман — сама сосредоточенность, куда вся внешняя безалаберность делась. Не до нее, надо работать серьезно. Подхожу к карте и только сейчас замечаю, что до экватора осталось немногим более одного градуса. Каких-то шестьдесят с небольшим миль. Пустячок, но приятный.

Наконец вошли в Малакский пролив. Здесь уже вольготнее. Наименьшая ширина около сорока километров, длина около шестисот миль, менее судоходен, но и здесь видно очень много судов. Разделяет Южно-Китайское и Андаманское моря, Индийский и Тихий океаны.