Я - обычный

— Резонно, — отсоединив пустой магазин, охранник перевернул его, прищелкивая запасным и передернув затвор, не спеша, повел стволом по опустевшему залу. — Помирать, так сытыми.

На наше счастье парадная дверь, ведущая ранее в банкетный зал, а теперь для порядка приваленная несколькими столиками была закрыта. Те четверо, что оказались внутри, и остальные, уже черт знает сколько слонявшиеся по этажу мертвяки, очевидно, были при жизни ранними пташками и явились на работу пораньше. Тут-то их и накрыло. Оттащив смердящую добычу в сторону, стараясь не дотрагиваться до мертвых тел, мы закидали их скатертями, чтобы хоть как-то оградить себя от волны тошнотворного запаха начинающих разлагаться тел, потревоженных пулевыми отверстиями, и потопали в столовую. Первый холодильник разочаровал, хоть и был затарен под самый верх запасливыми хозяевами.

— Мяса много, а толку? — Я печально оглядел штабели куриных ножек и стейков, аккуратно завернутых в пленку, сейчас мирно лежащих в морозильной камере. — Готовить-то их все равно негде.

— Так тут же написано, «Мясо» — Марк ткнул пальцем в табличку на двери. — Дальше пошли, к консервам, они-то тут точно быть должны. — Второй холодильник был завален овощами, и вызвал у нас бурю энтузиазма. Сняв с крюка, висевшую тут же сумку из разряда «мечта оккупанта», я принялся бросать в её бездонные недра замороженную фасоль, брокколи и зелень во всех возможных её проявлениях. — Овощи, хорошо для желудка, — бубнил я словно мантру, отправляя в сумку одну упаковку за другой. — Овощи — это жизнь.

— А еще жизнь — это тушенка, — из-за двери третьего холодильника показался охранник, сжимая в руках здоровенную жестяную банку с нарисованной свиной головой. — Брось ты этот козий корм, тут такое, аж слюной захлебнулся, когда увидел.

Оставив холодильник с такими полезными овощами, я потащил по полу свою добычу, ориентируясь только на восклицания охранника.

— Ананасы, — вещал тот тем временем из-за приоткрытых дверей, — гусиный паштет, крабовое мясо, оливки, офигеть! Чего же мы раньше старой гречкой-то травились?

— Теперь не будем. — Высыпав на пол все содержимое сумки, я принялся наполнять её заново, теперь уже пузатыми банками с мясом и экзотическими морепродуктами, которые мне подавал изнутри охранник.

— Икру брать будем? — Поинтересовался Марк, протягивая мне большую стеклянную банку, доверху набитую красными кругляшами.

— Не сомневайся, — закивав, я бережно, будто младенца, подхватил здоровенную банку с красной икрой, а затем отправил её в недра сумки. — Что там еще из экзоты?

— Крабовые палочки сойдут? — Из недр рефрижератора появился замерзший, но донельзя довольный Марк и кинул мне в руки упаковку. Повертев её в руках, я, не глядя послал её в открытую сумку.

Через несколько минут судорожного перебазирования деликатесов, я попытался поднять потяжелевшую сумку и, наконец, дал команду.

— Хватит Марк, там веса уже килограмм на тридцать, не меньше, а нам её не на лифте переть, а на собственном горбу. — Я с воодушевлением легонько постучал по надувшемуся от припасов боку торбы. — Если что, второй раз сходим, тут уже проще будет.

— Твоя правда, — Марк захлопнул створки рефрижератора. — Придумать бы еще, куда мертвяков деть, так можно и переезжать со всем скарбом. Может в окно их и дело с концом.

— Не по христиански как-то, — пожал я плечами, — а в прочем, черт с ним, сейчас сумку дотащим, отобедаем, а на сытую голову и думается легче.

— На сытую голову спится легче, — хмыкнул охранник и, схватив сумку за ближнюю ручку принялся помогать мне выносить экспроприированное. — Я бы сначала придавил бы так часика три.

— Вот Леха обрадуется, — улыбнулся я. — Он-то еще не в курсе, какой будет праздник живота.

Вытащив ценный груз на лестницу мы, кряхтя и охая, поволокли консервы вверх. Сумка была не столько тяжелой, сколько неудобной, и для подобного вида транспортировки вряд ли была предназначена. Обычно челноки, а именно они подобные вещи и использовали, забивали похожие сумки под завязку, так что молния трещала, обхватывали пузатые бока мотками изоленты и грузили её в любое подвернувшееся транспортное средство, будь то верхняя полка плацкартного вагона или тесный салон газели. Мы же топали так, использую исключительно собственные силы и ноги, но упорство, а самое главное — жадность, заставляли нас карабкаться все выше и выше, преодолевая один лестничный пролет за другим, пока, наконец, не показалась наша дверь.

— Открывай, — выдал я в рацию, — чисто.

Щелкнул замок, и в образовавшемся проёме показалась вихрастая голова юриста.

— Что приперли? — Весело поинтересовался он. — Я тут слышал, палили вроде? Слышимость в здании чудесная, в одном конце пукнут, в другом чуть ли не запах почувствуешь.

— Вентиляция, наверное, — пожал я плечами. — А что приперли, так сам посмотри.

Спустившись по лестничному пролету, Леха расстегнул молнию на сумке и от удивления присвистнул.

— Это просто праздник какой-то, — поделился он. — А вкупе со всем тем, что произошло, так вообще песня.

— Помогай, — кивнул я и, крякнув, закинул сумку за плечо. — Что стряслось-то?

Забежав сзади, Леха подхватил дальний край сумки и принялся мне помогать.

— Дозвонился!

— Кто? — Не понял Марк, на всякий случай, прикрывая наш отход.

— Да снайпер этот на крыше! — Послышалось из-за сумки. — Вы как ушли, ну я и вспомнил про этого, что вчера стрелял так резво. Набрал номер на шару, а он возьми, да и ответь.

— Ну и что? — Затащив сумку, мы опустили её на пол, и Марк, щелкнув дверным замком, повесил ключ на гвоздик в стене.

— Одни эмоции! — Засунув руку в сумку Леха выудил оттуда банку с крабовым мясом и лихо свинтив крышку, выудил оттуда двумя пальцами розоватый кусочек и отправив в рот, продолжил. — Сначала он ни как поверить не мог, что с живым человеком говорит. Радовался как ребенок. Я ему тут накидал в двух словах, что у нас тут и как, и общую обстановку обрисовал. У него там телевизора-то нет, в основном радио слушает, но, в общем, мы с ним пришли к одному и тому же выводу, вокруг творится, черт знает что. Единственное, что могу сказать, не жилец он.

— Это ты с чего взял? — Подозрительно поинтересовался я.

— А с того, — Леха отправил в рот второй кусок крабового мяса. — Он же не дурак, тоже про инфекцию слышал, которая теперь взяла моду по воздуху передаваться. Ну и признался, что симптомы у него есть. Жар, ломота в суставах, все как при переутомлении или простуде. Полный набор, в общем.

— Дела, — усевшись в первое подвернувшееся кресло, я закинул ногу на ногу, положив сверху автомат. — Ты уверен? Может он действительно просто заболел?

— Да куда уж там, — утолив первый голод, юрист завинтил крышку и, поставив банку на пол, потянулся за следующим деликатесом. — Зовут его Семен Макаренко, шестьдесят пять лет от роду мужику, все горячие точки прошел и ни царапины. Контузии разной степени считать не будем. Застрял в отделении только из-за того, что взял его патруль за распитие спиртных напитков в общественных местах. А он осерчал и навалял патрульным по шеям, отобрал оружие, да связал всех их же брючными ремнями.

— Лихо, — хохотнул Марк.

— Я тоже порадовался, — закивал Леха. — В общем, застрял он в отделении, а когда все это началось, сидел в обезьяннике и не отсвечивал, с похмелья только маялся шибко. Это-то его и спасло поначалу?

— Похмелье что ли? — Удивился я.

— Нет, конечно, — достав, наконец, банку здоровенных зеленых оливок, Леха взвесил её на ладони. — Обезьянник его спас. Мертвяки сначала поломились об прутья с денек, да бросили эту затею. А он не будь дурак, подобрал ключи, что дежурный обронил, да сидел ни жив, ни мертв почти сутки. Потом, правда, выбрался, оружие у одного из бешеных забрал, да дырок в башках им понаделал дополнительных. Вот с тех пор и сидит внутри участка, только похмелье-то не прошло, а в какую-то другую форму перетекать начало. Он, как и мы, новости слушает, так что в курсе.