Мигранты

Он несколько раз спотыкался, падал. Разорвал рукав. Когда добрался до хутора, замер, стараясь выровнять дыхание.

Тут было спокойно. Подрастала выкошенная трава. Стог сена был аккуратно собран. Подновленный колодец закрыт крышкой.

Морозов вытер ладонью пот со лба.

Если все в порядке, то нет нужды лишний раз пугать детей…

Он перешагнул границу скошенной травы. Зашел на крыльцо, тихо открыл двери. Стараясь не греметь ботинками, прошел в спальню.

На кровати было пусто.

Игоря бросило в жар. Он кинулся было назад, но тут сверху донесся голосок:

— Пап, это ты?

Морозов провел рукой по лицу и обнаружил, что ладонь дрожит.

— Да, сын. — Ноги подкосились, Игорь тяжело опустился на стул. Откашлялся. — Вы что же не в кровати?

Андрюшка уже спускался вниз, аккуратно ступая босыми ножками по ступенькам. Сверху, в проеме лестницы, показалась физиономия Ани. Исчезла. Девочка сбежала вниз и вместе с Андрюшкой прижалась к Игорю. Следом спустились остальные.

Игорь осторожно гладил детские головки, стараясь глубже дышать, чтобы унять тяжело бьющееся сердце.

— Напугали вы меня. Напугали… Что ж вы не в кровати-то?

— Это Аня придумала, — сказал Колька. — Мы, как ты ушел, наверху спали.

— Молодец. — Игорь улыбнулся девочке. — Молодец.

— Где ты был?

— Пап, я боялся…

— Ты нам что-нибудь принес?

Игорь нахмурился.

— Не было там ничего хорошего. Знаете… Мы с вами скоро пойдем.

— Куда? — спросил Олег.

— Куда… — Игорь задумался. — Куда…

— В другой город?

— Наверное, в другой город.

А если в других городах все еще хуже, чем здесь?

Куда именно нужно идти, Игорь не представлял. Он понимал только одно: уходить с хутора надо. Рано или поздно солдаты их найдут. По дыму от печи, по тропкам или вообще случайно. И тогда…

Расстрел? Концентрационный лагерь? Колючая проволока и конвоиры на вышках?

Или, может быть, все, что видел Морозов, было вовсе не концлагерем? Может, он чего-то не понял? Что если люди за колючкой — преступники?

Вряд ли.

Не бьются негодяи о проволоку с криком: «Помогите!» И уж очень легко застрелили работника при попытке побега, там, на поле. А еще была уничтоженная клиника, расстрелянные доктора…

У кого еще могли сохраниться патроны и оружие? Только у тех, кто после катастрофы решил наладить новый порядок. Свой порядок. Ведь именно сейчас очень легко можно подчинить людишек: согнать за проволоку неугодных, расстрелять неудобных. И жить, наконец, так, как пожелается. Никто не помешает. Нет больше суда в городе Нюрнберг. Нет больше большой политики. Теперь каждый озабочен личным выживанием.

Удобно.

В этой мутной водичке вполне реально урвать жирный кусок.

Вот и колючая проволока на складах пригодилась… А тем, кто будет мешать или заигрывать с гуманизмом, можно легко напомнить о порядке вещей, высадив в нужное время десант. И главное — много не нужно. Десяток воспитанных в верном духе молодцов — и нет клиники… Зато в перспективе есть сильное государство. То, к которому так долго стремились…

Нужно было уходить.

— Может быть, в другой город, — повторил Игорь. — А может… и в другую страну.

Покидать хутор было жалко.

Игорь собрал все припасы, которые успел сделать за это короткое время. Обошел все ловушки, принес двух зайцев и какого-то вонючего зверька вроде хорька. Дети с интересом его рассмотрели, но решили в пищу не употреблять. Все остальное мясо Игорь густо натер солью и уложил между тарелками. Из тряпок он сделал простейшие вещмешки для себя и детей. На всякий случай, сделал еще одно копьецо. Скатал в тубус большое покрывало из жесткой прочной ткани.

К неудовольствию детей, все это время носившихся по хутору босиком, Морозов заставил их обуться. Кое-что пришлось подремонтировать. У Кольки оторвалась подошва, и Игорь примотал ее куском проволоки, выдранной из проводки.

Ане оказалось очень трудно втолковать необходимость похода. Она хлопала глазами и хмурилась. Максим цеплялся за платье и не отходил от нее ни на шаг. Однако, когда девочка поняла, что на них надвигается опасность, ее будто переключили в другой режим. Она забегала по дому, собирая в свой мешок все, что под руку попадется, попыталась упаковать какие-то вазочки, кружки, старые рамки от картин, вилки и еще кучу ненужных, но очень важных для нее предметов. Игорь пытался ее остановить, но в этом наивном стремлении унести с собой весь дом, Аня была непоколебима. Казалось, она перестала его понимать.

Когда, наконец, девочка поняла, что взять все она физически не сможет, то села посреди комнаты и заплакала. Тихо, горько. Морозов уселся рядом, обнял ее. Так они и сидели: она молча плакала, а он не знал, что делать.

Игорь нашел в куче вещей куклу и протянул ее девочке. Аня схватила Сипсика, прижала к себе и уткнулась Игорю под мышку.

Удивительно, но, кроме этой куклы и запаса еды, который Игорь уложил ей в котомку, Аня не взяла ничего. Она, словно прощаясь с домом, разложила все, что взяла, по своим местам.

Мальчишки уходили легко. Каждому Игорь вырубил по палке, каждого осмотрел, как мог, подлатал обувь и одежду.

Напоследок Игорь устроил детям банный вечер. Нагрел на печке воды и вымыл всех песком и щелоком, настояв воду на золе.

Утром он проснулся с острой болью в горле. Болезнь, прицепившаяся, пока он ночевал под дождем, никак не хотела отпускать. Было больно глотать и временами он душил сухой противный кашель.

Пришло время идти.

Вместе с детьми он переступил условную границу из скошенной травы. Повинуясь какому-то неясному порыву, обернулся, посмотрел на старый хутор. И неожиданно поклонился ему, благодаря за заботу и за то ощущение дома, которое было им даровано, пусть и не надолго.

Больше Игорь не оборачивался. Но Аня, бежавшая рядом, еще много раз останавливалась и подолгу смотрела назад…

Последующие несколько дней запомнились Игорю как череда вырванных из контекста фраз, сцен, диалогов. Все остальное слилось в неопределенную серо-зеленую массу, наполненную движением, солнцем, запахами травы, леса, болот. А еще — беспокойством, страхом, который нельзя было показывать.

Морозов шел в таком темпе, чтобы дети не отставали и не уставали. Часто отдыхал. Старался следить за тем, чтобы дети много пили…

— Дядя Игорь, дядя Игорь… — Рядом семенил Олег, они шли по едва заметной в высокой траве дороге. — А когда нас мама догонит?

Игорь остановился, оглянулся. Ребятня не отстала, хотя выглядели все усталыми.

— Мама. — Рано или поздно придется сказать правду, но сейчас Игорь не был готов. Да можно ли вообще быть к такому готовым? — Мама потом догонит.

— А как она узнает, где мы?

Морозов некоторое время молчал. А потом нашел, как ему показалось, удачный ответ:

— Мы голубя пошлем.

И они пошли дальше.

А потом его нагнал уже Коля и спросил прямо:

— Мама умерла, да?

Игорь ответил сквозь онемевшие скулы:

— Да.

Он посмотрел на мальчика. Взгляд ребенка был сосредоточенный.

— А ты не умрешь?

— Когда-нибудь умру.

— Когда будешь старенький?

— Наверное.

И они пошли дальше…

Двигаться по старым дорогам было опасно, но деваться было некуда. Игорь пробовал двигаться через поле, но мешала слишком высокая трава: дети хоть и шли гуськом по его следам, все равно сильно уставали. К тому же ни в полях, ни в лесу не было указателей. Эстония, конечно, была небольшой страной, но дело было не в том. Игорь очень слабо ориентировался в картографии. Основные направления представлял, но в мелочах путался. А вдоль дорог сохранились хоть какие-то облезлые указатели, на которых можно было различии, направления и название городков. Эти городки Игорь старательно обходил. Несколько раз он укладывал детей в траву, потому что ему казалось, что за ними кто-то идет. Иногда, оставив ребят в надежном месте, ходил на разведку.

Окраины малых городов выглядели пустынно. Ветхие домишки, запущенные сады. Государственные флаги на шпилях церквей.