Страница 23 из 40
«Она не является моей жизнью, – думал он, – Кто моя жизнь?»
Он сознавал усталость, которая доходила до костей, и остатки воздействия наркотиков, которые использовали прошлым вечером его похитители. Он вспомнил руки, охватившие его, этот дикий взгляд на стену, которая не могла быть дверью, но была ею, освещенное пространство позади. И он вспомнил свое пробуждение здесь, а Иган сидел напротив него.
– Я ничего не скрыл, – сказал Иган, – Я все вам рассказал. Поттер едва успел скрыться, чтобы спасти свою жизнь. Уже вышел приказ, чтобы взять вас. Ваша компьютерная сестра мертва. Но умрут еще многие. ОНИ должны быть уверены, разве вы не понимаете? ОНИ не могут ничего предоставить случаю.
«Что такое моя жизнь?» – спросил себя Свенгаард, и он подумал сейчас о своей удобной квартире, старинных предметах, предметах для развлечения, справочной литературе, друзьях, об обычных гарантиях безопасности своего положения.
– Но куда я пойду? – спросил Свенгаард.
– Место уже подготовлено.
– Но от них не найти безопасного места, – сказал Свенгаард. Произнося эту фразу, он впервые в жизни ощутил всю глубину собственной неприязни к оптименам.
– Есть много безопасных мест, – сказал Иган, – ОНИ просто притворяются, что у них сверхчувствительное восприятие. А истинные их способности заключены в машинах и приборах, а также секретной службе наблюдения. Но машины и инструменты могут быть использованы в других целях. А чтобы осуществлять насилие, оптимены зависят от простых смертных людей.
Свенгаард потряс головой:
– Но ведь это все чушь.
– За исключением одного, – сказал Иган, – все они, как и мы – совершенно разные. Мы знаем это по опыту.
– Но зачем им надо делать все то, в чем вы их обвиняете?
– запротестовал Свенгаард, – Это же бессмысленно. ОНИ действительно добры к нам.
– Единственный их интерес состоит в сохранении себя, – сказал Иган, – Они ходят по скользкой дорожке. Пока не будет сколько-нибудь значительных изменений в условиях их жизни, они будут продолжать жить… неопределенно долго. Но как только существенные перемены вкрадутся в их жизнь, и они, как мы, будут подвержены капризам природы. Вы видите, что для них не может быть природы – живой природы, которую бы они не контролировали.
– Я не верю этому, – сказал Свенгаард, – ОНИ же, кто любит нас и заботится о нас. Посмотрите на все, что ОНИ сделали для нас.
– Я уже насмотрелся, – Иган тряхнул головой. Свенгаард был еще более пустоголовый, чем они ожидали. Он отгораживался от всех аргументов и придерживался старых догм.
– Вы хотите, чтобы ОНИ лишили нас эволюции, – сказал Иган.
Свенгаард уставился на него, – Чего?
– ОНИ сделали себя единственными свободными личностями в нашем мире, – сказал Иган, – Но личности не эволюционируют. Эволюционируют популяции, а не личности. У нас нет населения.
– Но народ… – Да, народ. Кому из нас дозволено иметь потомство? – Иган потряс головой, – Вы генный хирург, мужчина! Разве вы еще не опознали образец?
– Образец? Какой образец? Что вы этим хотите сказать!
– Свенгаард дернулся, чтобы встать со стула, ругнулся на то, что связан. Руки и ноги его онемели.
– Оптимены придерживаются одного кардинального правила в вопросах продолжения рода, – сказал Иган, – Возврат к нормативному среднему. Они допускают непреднамеренный обмен с нормативным средним фашизмом, чтобы подавлять развитие уникальных личностей. Такие несколько уникальных личностей, когда они встречаются, не имеют права иметь потомство.
Свенгаард тряхнул головой:
– Я не верю вам, – сказал он. Но он почувствовал начало сомнений. Взять хотя бы его самого – какую бы он жену себе ни выбирал, ему отказывали в праве на потомство. Он сам проверил генетические черты своих жен и видел сам, что мог бы получить жизнеспособный эмбрион, но оптимены сказали нет.
– Но вы же действительно верите мне, – сказал Иган.
– Но посмотрите, какую долгую жизнь ОНИ нам дают, – сказал Свенгаард, – Я могу рассчитывать почти на двести лет.
– Медицина дает это, не оптимены, – сказал Иган, – Тонко рассчитанные предписания ферментов – вот ключ. Это, плюс точно расписанная жизнь, в которой эмоциональные неприятности сведены к минимуму. Подобранные упражнения и диеты для ваших специфических нужд. Это можно было бы сделать почти для каждого.
– Неопределенная жизнь? – прошептал Свенгаард.
– Нет! Но долгая жизнь, намного дольше, чем мы получаем сейчас. Я сам собираюсь прожить четыреста лет – как и несколько моих современников. Почти четыреста прекрасных лет, – сказал он, вспоминая злобную фразу Калапины… и смешок Нурса.
– Четыреста – вы? – спросил Свенгаард.
– Я согласен, что это ничто по сравнению с их многими тысячами, – сказал Иган, – Но почти каждый мог бы иметь эти же самые годы, да только вот они не разрешают.
– Почему? – спросил Свенгаард.
– Таким путем они могут продлевать жизнь лишь немногим избранным, – сказал Иган, – награда за службу. Без этого правила у них не было бы монеты, чтобы купить нас. Вы знали об этом. Вы сами пытались продать себя им за свою жизнь.
Свенгаард посмотрел вниз на свои связанные руки. «И это моя жизнь? – удивлялся он, – Связанные руки? Кто купит мои связанные руки?»
– И вам следовало бы послушать, как хихикал Нурс над моими жалкими четырехстами годами, – сказал Иган.
– Нурс?
– Да, Нурс из Туеров. Нурс – циник, Нурс, которому уже более сорока тысяч лет. Почему, по-вашему, Нурс является циником? – спросил Иган, – Есть и постарше оптимены, намного старше. Большинство из них не циники.
– Я не понимаю, – сказал Свенгаард. Он уставился на Игана, чувствуя что слабеет, заходит в тупик, не может противостоять силе этих слов и аргументов.
– Я забыл, что вы не из Централа, – сказал Иган, – ОНИ классифицируются по тончайшим долям эмоций, которые им разрешены. ОНИ – акционисты, эмоционалы, циники, гедонисты и изнеженные. ОНИ проходят через цинизм по пути к гедонизму. Туеры уже вплотную заняты погоней за личными удовольствиями.
Иган изучал Свенгаарда, взвешивая эффект своих слов. Это было существо, стоящее лишь чуть выше уровня простого смертного. Это был человек средневековья. Для него Централ и оптимены были главными двигателями всех систем небожителей. За пределами Централа находился только райский дом создателя… а для свенгаардов мира было лишь малое различие между оптименом и Создателем. Оба они были выше луны и абсолютно беспорочны.
– Куда мы можем убежать? – спросил Свенгаард – Нет такого места, где можно спрятаться. Они контролируют ферментные предписания. В ту же минуту, когда каждый из нас явится в аптеку для получения очередной дозы, там ему и конец.
– У нас есть свои источники, – сказал Иган.
– Но почему вам нужен я? – спросил Свенгаард. Он не поднимал глаз от своих связанных рук.
– Потому что вы уникальная личность, – сказал Иган.
– Потому что вы нужны Поттеру. Потому что вы знаете об эмбрионе Дюранов.
«Эмбрион Дюранов, – подумал Свенгаард, – В чем значение этого эмбриона Дюранов? Все опять возвращается к этому эмбриону».
Он взглянул вверх, встретился со взглядом Игана.
– Вам трудно узнать оптименов в моем описании их, – сказал Иган.
– Да.
– Они являются чумой на лике земли, – сказал Иган.
– Они болезнь земли!
Свенгаард встрепенулся от горечи в голосе Игана.
– Саул стер с лица земли тысячи, и Давид – десять тысяч, – сказал Иган, – Но оптимены стирают будущее.
Плотная фигура мужчины втиснулась в узкое пространство у стола и устроилась спиной к Свенгаарду.
– Ну? – спросил он. В голосе звучали тревожные ноты неотложности, просто в одном этом слове. Свенгаард попытался разглядеть лицо человека, но не мог сдвинуться так далеко в сторону. Была только эта широкая спина в серой куртке с поясом.
– Я не знаю, – сказал Иган.
– Больше мы не можем терять времени, – сказал вновь пришедший, – Поттер закончил работу.