Страница 38 из 69
Хиллман стоял у раскрытой двери кабинета и наблюдал за ним, пока лейтенант не пересек холл и не покинул дом. Только тогда он вернулся в комнату и подошел к стене с фотоснимками.
— Что такое?! — воскликнул он. — Кто-то снял фотографию Дика!
— Ее снял я. Нужно было показать кое-кому.
Я вынул снимок из кармана. Хиллман почти выхватил его у меня.
— Вы не имели права! И вообще, что вы хотите сделать с Диком?
— Добиться правды. О нем.
— Правды? Какой? Славный молодой человек, и только.
— Надеюсь.
— Давайте считать, что вы успешно выполнили все, для чего я вас нанимал. Не хочу показаться неблагодарным и хорошо заплачу вам. Но я не поручал вам расследовать эти убийства.
— Иными словами, если я все-таки не брошу расследование, вы ничего мне не заплатите?
— Разве я так сказал?
— Этого и не требовалось говорить.
Хиллман оперся на стол обеими руками и с мрачным выражением на лице наклонился ко мне:
— Где вы научились подобным тоном разговаривать со старшими?
— «Старшие» — это кто? Люди с толстым кошельком?
— Предположим.
— Хорошо, я скажу то, что вам давно бы пора услышать. Вы откровенно попираете все и всякие законы, но учтите: рано или поздно это может кончиться для вас плохо.
Хиллман иронически сощурился:
— Да? А ведь я могу купить и вас и Бастиана.
— Если только мы продаемся.
Хиллман подскочил ко мне со сжатыми кулаками, но я продолжал спокойно сидеть. Он отошел, потом снова вернулся.
— Вы считаете, что убийство совершил я?
— Мне не положено заниматься догадками. Однако нож у Боткина купили вы.
— Откуда такая уверенность?
— Я разговаривал с ним.
— Между тем я плачу вам вовсе не за то, чтобы вы собирали улики против меня.
— Да забудьте вы хоть на время о деньгах! — устало попросил я. — Давайте поговорим просто, как два обыкновенных человека, оказавшихся в трудном положении.
Хиллман несколько мгновений размышлял, потом нехотя ответил:
— Ну, ваше-то положение нельзя и сравнивать с моим.
— Вот и рассказывайте, если, конечно, убийства совершили не вы, в противном случае вам следует говорить со своим адвокатом, и только с ним.
— Никого я не убивал. — Хиллман уселся напротив меня, положил руки на стол и слегка наклонился в мою сторону. — Да, нож купил я, но признаваться в этом не намерен. Придется заставить Боткина изменить свои показания.
— Как?
— Его магазин не приносит дохода. Уж я-то знаю, такой же магазин в свое время держал мой отец в южной части Бостона. Я дам Боткину достаточную сумму, чтобы он мог бежать в Мексику.
Я не раз сталкивался с подобными фактами, но даже меня поразил холодный цинизм, с каким Хиллман делился своим замыслом.
— Советую выбросить из головы эту мысль, мистер Хиллман. Вы по-прежнему хотите противопоставить себя закону, а я уже говорил, что это приведет вас к гибели.
— Я уже погиб, — с неожиданным спокойствием ответил Хиллман.
— Что вы сделали с ножом? Отдали Дику Леандро?
— Нет.
— Тому?
— Не только отдал, — глухим голосом подтвердил Хиллман, — но в разговоре с Боткиным упомянул, что покупаю нож для подарка Тому. Бастиан, наверно, и об этом пронюхал, только помалкивает до поры до времени.
— Вполне возможно. Однако мы не можем утверждать, что Том убил родителей. У него не было никаких оснований убивать свою мать.
— А Тому и не нужно никаких оснований. Вы просто его не знаете.
— Вы уже не первый раз делаете какие-то странные намеки, но не хотите рассказать подробнее.
— Подробности не слишком приятные.
— Вот и сегодня вы упоминали о какой-то попытке убийства.
— Это вырвалось у меня случайно.
— Кто кого хотел убить и почему?
— Том грозил Элейн заряженным револьвером, и вовсе не в шутку.
— Это то, что произошло в воскресенье утром и о чем вы все время умалчивали?
Хиллман кивнул.
— Я вошел в комнату Тома и увидел, что он держит револьвер у виска Элейн, а она стоит на коленях и умоляет о пощаде. Именно умоляет.
— Он объяснил что-нибудь?
— Ничего. Просто отдал револьвер, и все.
— А жена?
— Жена говорила, что Том пригрозил убить ее, если она не оставит его в покое. Она зашла к нему предложить поесть, и у него, как обычно, немедленно начался припадок молчаливой ярости.
— Вы обращались к невропатологу?
— Нет. Есть вещи, которые не следует выносить из семьи.
— Все зависит от семьи.
— Я опасался, что его не примут в «Забытую лагуну», если станет известно, что с ним случаются приступы буйства.
— Ну и не приняли бы. Не такая уж трагедия.
— Да, но ведь я должен был что-то делать с ним! Что, по-вашему, я должен делать…
— Обращайтесь за советами не ко мне, а к юристам и невропатологам.
— К юристам?! Вы предполагаете, что это Том убил обоих?
— Не забегайте вперед, мистер Хиллман. Никакие обвинения Тому пока не предъявлены.
— Ну будут предъявлены! — с фаталистической убежденностью воскликнул Хиллман.
— Возможно, но давайте порассуждаем. Единственной уликой против него может служить нож, да и то, уликой сомнительной, если вдуматься. Он, конечно, не взял его с собой в «Забытую лагуну»?
— Не знаю. Я его не обыскивал.
— Готов поручиться, что это сделали в школе.
Хиллман тряхнул головой:
— Ну, хорошо, Арчер, вы правы — Том не взял с собой нож. Помню, позже, в тот же день я видел его дома.
— Где?
— У него в комнате, в одном из ящиков комода.
— И вы его не спрятали?
— А почему я должен был его прятать?
— Значит, любой, кто бывает у вас, мог взять его?
— Мог. Не исключая и Тома. Для него не составило бы никакого труда пробраться в дом после бегства из школы.
— То же самое относится и к Дику Леандро. Ему и не надо пробираться в дом, он бывает здесь очень часто и в любое время, не так ли?
— Может быть. Но это еще ничего не доказывает.
— Правильно. Однако, если сопоставить этот факт с вчерашним появлением Дика в «Барселоне», то невольно начинаешь думать о нем. А в общем, уравнение со многими неизвестными.
— Во всяком случае, Дик не относится к этим «неизвестным», — поспешно возразил Хиллман.
— Не слишком ли рьяно вы встаете на его защиту?
— Я люблю Дика. А почему бы и нет? Он, в сущности, член нашей семьи.
Кстати, он собирался заглянуть к нам сегодня вечером, хотел о чем-то посоветоваться. — Хиллман взглянул на часы. — Но теперь уже слишком поздно, двенадцатый час ночи.
— Попросите его приехать.
— Не сегодня. С меня хватит на сегодня. Да и выгляжу я неважно.
Хиллман искоса взглянул на меня, видимо, сообразив, что нечаянно обнажил свою подлинную натуру — натуру тщеславного человека, который даже в такие минуты озабочен тем, как он выглядит, натуру человека, постоянно живущего под маской.
— У нас не будет другого времени, — твердо заявил я. — Утром на пороге вашего дома могут появиться Бастиан, шериф и, возможно, прокурор. И вам не отделаться от них простыми отрицаниями относительно покупки ножа.
— Вы действительно считаете, что нож взял Дик?
— По-моему, против него возникают более серьезные подозрения, чем против Тома.
Хиллман тяжело поднялся и подошел к телефону на письменном столе.
— Только не говорите, зачем приглашаете его. Он может струсить и скрыться.
Хиллман набрал номер Леандро, немного подождал и, когда ему ответили, бодро заговорил в трубку:
— Дик? Ты сказал Элейн, что намерен заскочить к нам сегодня вечером.
Тебя ждать?… Знаю, что поздно… Ты не очень хорошо себя чувствуешь?
Жаль… А в чем дело?.. Жаль, жаль… А может, все же приедешь? Сегодня вернулся Том. Он захочет встретиться с тобой, да и я с удовольствием повидал бы тебя… Конечно, можно… Вот и хорошо. Буду ждать… — Хиллман положил трубку.
— Что с ним?
— Говорит, неважно себя чувствует.
— Болен?
— Депрессия. Но он сразу ободрился, когда я сказал, что Том вернулся.