Страница 32 из 69
— Это было сделано в частном порядке.
— Через адвоката или врача?
— Через врача, который принимал Тома в родильном доме «Кедры Ливана».
По договоренности с матерью мы оплатили все расходы по ее пребыванию в родильном доме.
— Кто она?
— Какая-то бедная обманутая девушка. Я не встречалась с ней и не испытывала никакого желания встречаться. Мне всегда хотелось чувствовать, что Том мой собственный сын.
— Понимаю.
— Да и какое значение имеет, особенно сейчас, кто были его родители?
— Большое, особенно если он бродит сейчас по Лос-Анджелесу и разыскивает их. А у меня есть основания думать, что именно этим он и занят.
Вы знаете фамилию врача?
— Муж, вероятно, знает.
— Но его же нет.
— Попробую поискать в его письменном столе.
Я пошел вместе с ней в кабинет Хиллмана и, пока она рылась в столе, снова присмотрелся к фотоснимкам. Особенно долго я разглядывал фотографию Дика Леандро, снятого на яхте, но его пышущее здоровьем невыразительное лицо ничего мне не сказало. Возможно, оно многое могло сказать кому-то другому? Я быстро снял снимок со стены и положил в боковой карман. Элейн Хиллман ничего не заметила.
— Нашла, — повернулась она ко мне. — Имя и фамилия врача — Илайджа Вейнтрауб.
Глава XXII
Я позвонил доктору Вейнтраубу, и он подтвердил, что в свое время оформил усыновление Тома четой Хиллманов, но отказался сообщить по телефону какие-либо подробности. Мы договорились, что я побываю у него после полудня.
Перед тем как поехать в Лос-Анджелес, я навестил лейтенанта Бастиана. Он занимался расследованием вот уже три дня, и настроение у него было не из лучших. Еще более хриплым, чем обычно, голосом он насмешливо заметил:
— Очень мило с вашей стороны навещать меня хотя бы раз в несколько дней!
— Я теперь работаю для Ральфа Хиллмана.
— Знаю. Однако мы работаем по одному и тому же делу, и предполагается, что должны сотрудничать, а это, в частности, означает периодически обмен добытой информацией.
— Зачем же, по-вашему, я здесь?
— Вот и прекрасно. Так что вам удалось узнать о молодом Хиллмане?
Я рассказал Бастиану все. Во всяком случае, достаточно для спокойствия его и моей совести. Я не упомянул об усыновлении, о докторе Вейнтраубе и о вероятном появлении Тома на автобусном вокзале в Санта-Монике сегодня вечером. Обо всем остальном, включая и мое предположение, что Том добровольно скрывался в гостинице «Барселона», я сообщал лейтенанту обстоятельно, со всеми подробностями.
— Жаль Отто Сайп убит, — проворчал Бастиан. — Он мог бы здорово нам помочь.
— Меня сейчас больше интересует другое убийство. Вы видели нож, которым прикончили Гарли?
— Еще не видел, но у меня есть его описание. — Бастиан взял со стола одну из бумаг. — Охотничий нож с клеймом орегонской фирмы Фортсмана.
Широкое, очень острое лезвие с заостренным концом и резиновая черно-белая рукоятка. Нож почти совершенно новый… Описание точное?
— Я видел только рукоятку. Но, судя по описанию, таким же ножом убита Кэрол.
— Я так и доложил в Лос-Анджелес. Мне обещали прислать нож для идентификации.
— Вот это-то я и хотел предложить вам.
Бастиан подался вперед и с силой опустил руки на разбросанные по столу бумаги.
— Вы предполагаете, Гарли убит кем-то из жителей нашего города?
— Не исключено.
— Во имя чего? Из-за денег Хиллмана?
— Вряд ли. В Лас-Вегасе Гарли проиграл все, что имел. Я разговаривал с шулером, который его обчистил.
— Тогда из-за чего же?
— Этого мы не узнаем, пока не найдем убийцу.
— Вы кого-нибудь представляете себе в такой роли?
— Нет. А вы?
— Представляю, но пока помолчу.
— Потому, что я работаю для Хиллмана?
— Ничего подобного я не сказал… Да, вас спрашивал Роберт Браун, отец покойной. Он сейчас в муниципалитете.
— Я поговорю с ним завтра.
— А несколько минут назад звонил Гарольд Гарли. Он тяжело переживает смерть брата.
— Вроде понятно. Когда вы его отпустили?
— Вчера. Не было причин задерживать.
— Он сейчас дома, в Лонг-Биче?
— Да. Он будет давать показания на процессе, если только кто-нибудь из преступников к тому времени останется жив.
Бастиан не удержался от этой шпильки, намекая на смерть Отто Сайпа и мою причастность к ней.
Направляясь на встречу с доктором Вейнтраубом, я сделал крюк и заехал на бензозаправочную станцию Бена Дэли. С повязкой на голове он стоял у одной из помп, но, увидев меня, скрылся в конторке. Почти тут же из нее вышел подросток, очень похожий на Дэли, и неприветливо спросил, что мне угодно.
— Мне угодно побеседовать с мистером Дэли.
— Извините, отец не хочет разговаривать с вами. Он очень расстроен тем, что произошло.
— Скажи ему, что я тоже расстроен. Спроси, не может ли он взглянуть на одну фотографию.
Подросток вернулся в конторку и закрыл за собой дверь. В солнечном свете гостиница «Барселона» на другой стороне шумного шоссе показалась мне памятником какой-то исчезнувшей цивилизации.
Сын Дэли вышел из конторки с мрачной улыбкой.
— Отец сказал, что не хочет больше видеть никаких фотографий. Он говорит, что вы со своими фотоснимками принесли ему несчастье.
— Передай, что я сожалею об этом.
Подросток чинно, как парламентер, ушел и больше не появился. Я решил до поры до времени оставить Дэли в покое.
…Кабинет доктора Вейнтрауба находился на Уилтширском бульваре в одном из новых медицинских зданий близ родильного дома «Кедры Ливана». На лифте я поднялся в его приемную на пятом этаже. В большой, хорошо обставленной комнате звучала успокаивающая музыка. Две беременные женщины сидевшие у противоположных стен, с удивлением посмотрели на меня.
Сильно намазанная девица за столиком в углу спросила:
— Мистер Арчер?
— Да.
— Доктор Вейнтрауб примет вас через несколько минут. Вы ведь не пациент? Нам не нужно записывать историю вашей болезни?
— Вы бы пришли в ужас, душечка, если бы решились на это?
Девица несколько раз мигнула, прикидываясь шокированной. Ее толстые искусственные ресницы шевелились, как лапы тарантула, перевернутого на спину.
Доктор Вейнтрауб открыл дверь и пригласил меня войти. Он был примерно моего возраста, а может, несколько старше. Как и многие его коллеги, он не следил за собой, сутулился и полнел. Его черные кудрявые волосы уже начали отступать к затылку, но темные глаза, прикрытые очками, были еще очень живыми, и когда мы пожимали друг другу руки, мне показалось, что я физически ощущаю его взгляд. Я, безусловно, где-то видел это лицо, но не мог вспомнить где и когда.
— Судя по вашему виду, вам не мешало бы отдохнуть, — заметил он.
— Спасибо за бесплатный совет. Как-нибудь потом. — Мне тоже хотелось дать ему совет — заняться гимнастикой, но я торопился перейти к делу.
Вейнтрауб грузно опустился на стул у своего стола, а я уселся в кресло для пациентов. Одна стена кабинета была целиком занята стеллажами с книгами, главным образом по психиатрии и гинекологии.
— Доктор, вы психиатр?
— Нет, я не психиатр. — В глазах у него появилось грустное выражение. — В свое время я хотел стать психиатром, но получилось так, что я выбрал другую специальность — принимать новорожденных.
— Вы принимали и Томаса Хиллмана?
— Я же говорил по телефону.
— Вам удалось уточнить дату его рождения и усыновления?
— Томас родился двенадцатого декабря, а неделю спустя, то есть двадцатого декабря, я оформил его усыновление капитаном Ральфом Хиллманом и его супругой. Он стал для них замечательным рождественским подарком.
— А как себя чувствовала при этом его настоящая мать?
— С радостью отказалась от сына.
— Она не была замужем?
— Была, но в то время ни она, ни ее муж не хотели иметь ребенка.
— Вы могли бы назвать их фамилию?
— Это было бы нарушением профессиональной тайны, мистер Арчер.