Страница 23 из 28
Слушателями были главным образом генералы и адмиралы, но присутствовали также преподаватели и офицеры-воспитатели военных школ до обер-лейтенанта включительно.
В лекциях трёх названных лиц повторялась примерно одна и та же мысль: «Генералы военно-воздушных сил, действующие под целеустремлённым руководством партайгеноссе Геринга, — абсолютно надёжные люди в политическом отношений; также и адмиралы надёжно воспитываются в духе указаний Гитлера; однако к генералам сухопутных войск у партии нет полного доверия».
После успехов в только что закончившейся польской кампании этот тяжёлый упрёк всем нам был непонятен. По возвращении в Кобленц я посетил начальника штаба группы армий, хорошо знакомого мне генерала фон Манштейна, чтобы поговорить с ним о мерах, которые надлежит принять. Манштейн разделял моё мнение, что генералитет не может мириться с упомянутыми высказываниями. Он беседовал уже со своим командующим, но тот не был склонен что-либо предпринимать. Он посоветовал мне ещё раз поговорить с Рундштедтом, что я и сделал немедленно. Генерал-полковник фон Рундштедт был уже информирован обо всём; он согласился лишь посетить главнокомандующего сухопутными силами и сообщить ему о создавшихся среди нас мнениях. Я возразил ему, сказав, что упрёки в первую очередь преднамеренно направлены по адресу главнокомандующего сухопутными силами и что он лично слышал их; дело состоит как раз в том, чтобы подойти к Гитлеру с другой стороны и рассеять эти необоснованные подозрения. Генерал фон Рундштедт не проявил готовности предпринять дальнейшие шаги.
В последующие дни я посетил некоторых старых генералов, чтобы побудить их к действиям, но всё это было тщетно. Последним в этом кругу был генерал-полковник фон Рейхенау, преданность которого Гитлеру и партии всем была известна. Однако, к моему удивлению, Рейхенау заявил, что его отношения с Гитлером ни в коей мере нельзя назвать хорошими, что, наоборот, у него были с ним очень острые разногласия. По этой причине его обращение к Гитлеру не имеет никакого смысла. Но он считал совершенно необходимым сообщить Гитлеру о настроении генералитета и потому предложил мне взять эту задачу на себя. Я сказал, что я являюсь одним из самых молодых генералов, командиров корпусов, и поэтому едва ли могу взять на себя полномочия выступить от имени столь многих старых генералов. Он высказал мнение, что это, может быть, как раз и хорошо. Незамедлительно он назначил меня на доклад в имперскую канцелярию, и на другой день мне было приказано прибыть в Берлин к Гитлеру. Из этой беседы я вынес впечатления, заслуживающие упоминания.
Я находился с Гитлером с глазу на глаз. Он слушал меня, не перебивая, почти двадцать минут. Я рассказал ему о тех трёх лекциях, прослушанных мной в Берлине, в которых выражался один и тот же упрёк по адресу генералитета сухопутных войск, и затем продолжал:
«Все генералы, с которыми мне после этого приходилось встречаться, выражали своё удивление и неудовлетворённость тем, что видные лица имперского правительства питают к ним такое явное недоверие, хотя они в только что закончившейся польской кампании в полную силу своих возможностей, не жалея своей жизни, сражались за Германию и победоносно закончили поход в течение неполных трёх недель. Я считаю, что допустить трещину такого размера внутри верховного командования перед лицом предстоящей тяжёлой войны с западными державами — значит обречь наступление на провал. Вы, может быть, будете удивляться, что к вам пришёл и говорит об этом один из самых молодых генералов из числа командиров корпусов. Я просил сделать этот шаг многих старых генералов, но ни один из них не изъявил готовности. После того как вы выслушали меня, вы не сможете говорить впоследствии: „Я выразил своё недоверие к генералам сухопутных войск, а они смирились с этим. Ни один из них не протестовал против этого“. Вот поэтому я и пришёл сегодня к вам, чтобы заявить протест против высказываний, которые мы восприняли как несправедливые и оскорбительные. Если вы питаете недоверие к отдельным генералам (а речь может идти только об отдельных генералах), тогда вы должны отстранить их. Предстоящая война будет продолжаться долго. Мы не можем терпеть такого раскола в верховном командовании, необходимо восстановить доверие, пока война не достигла критической стадии, как это имело место во время первой мировой войны в 1916 г., пока Гинденбург и Людендорф не возглавили верховное командование. Однако тогда такой шаг был сделан слишком поздно. Наше верховное командование должно остерегаться такого положения, когда необходимые решительные меры опять будут приняты слишком поздно.»
Гитлер слушал меня очень серьёзно. Когда я кончил, он бесцеремонно сказал: «Речь идёт о главнокомандующем сухопутными силами!» Я ответил: «Если вы не питаете доверия к главнокомандующему сухопутными силами, то вы должны сместить его и поставить во главе сухопутных сил такого генерала, которому вы больше всех доверяете». И вот Гитлер поставил вопрос, которого я опасался: «Кого вы предлагаете?» Я стал перебирать в памяти лиц, которые, по моему мнению, способны были выполнять эту ответственную должность. Первым я назвал генерал-полковника фон Рейхенау. Гитлер отклонил его кандидатуру: «О нём не может быть и речи».
Выражение его лица было необычайно недовольным, и я понял, что Рейхенау во время нашей беседы в Дюссельдорфе нисколько не преувеличивал, говоря о своих плохих взаимоотношениях с Гитлером. Ряд других кандидатур, начиная от генерал-полковника фон Рундштедта, был также отклонён. Я встал в тупик и замолчал. Тогда начал говорить Гитлер. Он подробно изложил историю возникновения своего недоверия к генералам, начиная с момента формирования армии, когда Фрич и Бек создали для него ряд трудностей, противопоставив его требованию о немедленном создании 36 дивизий своё предложение ограничиться 21 дивизией. Перед оккупацией Рейнской области генералы тоже предостерегали его; они были даже готовы, увидав первые признаки недовольства на лице французов, отвести обратно введённые в Рейнскую область войска, если бы имперский министр иностранных дел не высказался против этой уступки. Затем его сильно разочаровал фельдмаршал фон Бломберг и ожесточил случай с Фричем. Бек возражал ему по чешскому вопросу и не принял в его решении никакого участия. Нынешний главнокомандующий внёс ему совершенно неприемлемые предложения по вопросам вооружения. Ярким примером этого является его совершенно неудовлетворительное предложение о расширении производства лёгких полевых гаубиц. Его план содержал смехотворно малые цифры. Уже есть разногласия и по вопросу проведения польской кампании. Что же касается совершения предстоящего похода на Запад, то его, Гитлера, мнение тоже расходится с мнением главнокомандующего.
Затем Гитлер поблагодарил меня за мою откровенность, и беседа закончилась, не дав никаких результатов. Она продолжалась примерно около часа. Удручённый перспективами, которые нарисовал мне Гитлер, я вернулся в Кобленц.
Глава V
ЗАПАДНАЯ КАМПАНИЯ
До начала кампании против западных держав, чего мы рады были бы избежать, изучался опыт боевых действий в Польше. Этот опыт показал (и для меня это не было неожиданным), что лёгкие пехотные дивизии представляют собой неполноценные соединения. Было решено переформировать их в танковые дивизии под номерами 6–9. Моторизованные дивизии оказались слишком громоздкими по своему составу, и из них было изъято по одному пехотному полку. Перевооружение танковых полков танками типа Т-III и T-IV, что было особенно важно и необходимо, продвигалось чрезвычайно медленно вследствие слабой производственной мощности промышленности, а также в результате консервирования новых типов танков главным командованием сухопутных сил.