Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 74 из 75



«Она тебе не даст».

Музыкант оказался прав.

– Здесь нельзя курить? – спросил Рома.

– Отодвинь жалюзи, там кнопка на стене, – сказала Ника. – Соседняя кнопка убирает стекло.

Грин подошел к окну и открыл его. Город под ними уже горел разноцветными огнями. Рома закурил. Давно он не ощущал такой ясности сознания. Грин механически крутил браслет в пальцах, ища застежку. Рома хотел посмотреть, можно ли ее починить.

«Люди как темпорально-образующие факторы», подумал парень вдруг. Вот она, та самая мысль, которую оттеснила на задний план встреча с Владом и разговор с киборгом. – «Из того, что мастер Генрих рассказал о наставниках, следует, что в поток Времени можно переместить только человека со свободной судьбой. Меня переместили сюда, да что меня, таких, как я, тут дивизия наверно… Значит, и я – человек свободной судьбы».

Он похолодел. Роме вдруг вспомнилась растяжка на тропинке, то, что у Влада не раскрылся ни один из парашютов.

«И значит, я не ДОЛЖЕН БЫЛ погибнуть. Я МОГ умереть, но мог и…

ОСТАТЬСЯ В ЖИВЫХ!».

Некоторое время они молчали. Ника заметила, что панель на потолке чуть мигнула, но очень слабо. Медсестра провела рукой по запястью, обнаружив потерю украшения.

В этот момент Грин засмеялся, и смех его звучал очень неприятно.

– Ты чего? – спросила Ника.

– Да так, – сказала Рома, не поворачиваясь. – Вспомнил кое-что.

Он снова засмеялся.

– Расскажи, – сказала медсестра. – Посмеемся вместе.

– Не думаю, – сказал Грин.

Он обернулся. В темноте Ника не могла видеть его лица, и это пугало.

– И все же?

– Стоило умереть, чтобы узнать, что на небе такая же грязь, что и на земле, – сказал Рома с отвращением.

У Ники отлегло от сердца.

– Ты преувеличиваешь, – сказала она спокойно. – Как бы тебе объяснить… Грязь везде одинаковая. Просто к кому-то она не пристает, хоть ведрами лей, а кто-то и эдем умудряется превратить в гадюшник. Да и это ведь не небо, в том смысле, который ты в это вложил. Здесь, в общем, такая же земля.

– Эдем? – переспросил Рома.

– Ну, рай, – поправилась Ника.

– Интересно, из какого века забрали тебя, – сказал Грин.

В отсветах экрана он видел, как она застенчиво улыбнулась.

– Военная тайна, – сказала медсестра.

– Понятно, – сказал Рома. – Но я не это имел в виду. Я когда в армию уходил, с одним парнем поспорил, в шутку, что если я не вернусь, то он меня трахнет. Я не думаю, что мне бы это понравилось. Но он… он был бы со мной нежен. А меня трахнули и без него. Выебали, я бы даже сказал.

Бледнея, медсестра начала подниматься из-за стола.

– Ну что же, как он говорит, нас ебут, а мы мужаем, – продолжал Грин.

– Пошел вон, – сказала Ника.

Рома усмехнулся и сделал шаг вперед. Она увидела свой браслет в его руках и похолодела. Грин нажал на кнопку.Панель под потолком вспыхнула ярким светом. Медсестра непроизвольно зажмурилась. Рома положил браслет на стол.

– Роон, – сказала она растерянно. – Ты все не так понял… Я могу объяснить…

Рома наклонился и поцеловал ее. Ошарашенная Ника даже не сопротивлялась.

– Я к тебе предъяв не кидаю, – сказал Грин. – У каждого своя работа. Спасибо. Мне было хорошо.

Он пошел к двери.

– Да нет же, – сказала Ника. – Ты мне просто… понравился.

– Ну да, – сказал Рома. – И с Земли меня забрали потому, что я должен был погибнуть.

– Да, именно так, – сказала Ника, оборачиваясь вслед за ним.

Грин остановился.

– В тот день, – сказал он. – Меня не должно было быть в лагере. Меня заставил остаться Генрих Сергеевич. И растяжку ту он поставил. Для меня. На всякий случай.

– Послушай, временные потоки такая сложная вещь…

Рома поднял ладонь, как бы останавливая ее.





– Этого я не знаю, – сказал он. – Но я встретил в курилке парня, с которым был знаком. Он прыгнул с парашютом, и тот не раскрылся. А всю систему перед стартом проверял кто? Опять же Генрих Сергеевич.

– Это совпадение, – сказала Ника растерянно.

– Как говорит сам Генрих Сергеевич, один раз – это совпадение, два раза – это тенденция, а три уже закономерность, – ответил Грин. – Я им просто очень подходил. Я мечтал водить звездолет. Вот и все.

– Ты ошибаешься, – сказала Ника почти шепотом. – Анри бы мне сказал… Он всегда говорит мне правду.

Рома вспомнил, что Гарик сказал тогда, на вокзале, насчет лжи в отношениях с женщиной.

– А ты хотела бы услышать такую правду? – сказал Грин.

Лицо Ники приобрело беспомощное выражение.

Рома вышел из кабинета.

Заиграл вызов. Тхаки посмотрел на номер вызывающего внизу экрана и нажал клавишу ответа и записи.

На экране появилось лицо Ники, медсестры из госпиталя.

– Вы что-то задержались с отчетом, – сказал Тхаки.

– Извините, – сказала Ника. – К тому были объективные причины.

– Я слушаю, – сказал Тхаки, откинувшись на спинку кресла. – Ну, что этот новичок?

Ника выдала длинную череду индексов, ничего не говорящих неспециалисту. Тхаки слушал, закрыв глаза, и время от времени задумчиво кивал.

– Очень хорошо, – сказал он, когда Ника закончила. – Корпорация приносит вам благодарность. Премия за тяжелые условия работы в размере двух окладов будет начислена в конце этого месяца. У вас есть еще какие-нибудь рекомендации?

– Да, – сказала Ника. – Высшие офицерские курсы на Таагибите.

Тхаки удивленно поднял брови.

– Вы уверены? – сказал он. – Вы же знаете, что обычно…

Ника нетерпеливо кивнула.

– На более низкой иерархической ступеньке от него будут одни неприятности, – сказала она.

– Вот как, – сказал Тхаки задумчиво.

– Да.

– Ну что же, – сказал Тхаки. – Я учту ваш совет. До свиданья.

– До свиданья, – сухо сказала Ника, и экран погас.

Ника обернулась. Анри стоял, прислонившись к косяку, и курил. Лицо его искажала гримаса застывшей боли. Ника поняла, что он слышал про премию.

– Нам надо поговорить, – сказала она, садясь на диван.

В ее тоне было нечто такое, отчего Анри вздрогнул. Ника безжалостно смотрела на него.

Заглянув в глаза жене, он понял, о чем будет разговор.

Анри уже давно ждал этого.

И почему-то ему казалось, что разговор этот будет их последним. Анри медленно опустился на диван.

Генрих де Монфор, Черный Левша, Дьявол-Тень, которого друзья боялись лишь чуть меньше, чем враги, в первый раз в жизни боялся сам.

Свет фонаря под окном Катиной квартиры освещал Змея Горыныча, стоявшего на столе. На длинных шеях тихо поблескивали цепочки, загадочно подмигивал «кошачий глаз» на колечке, одетом на ухо увечного дракона. Катя нашла знакомых, которые раскрасили и обожгли фигурку. Но приладить отвалившуюся голову на место уже было невозможно, как объяснили девушке. Была нарушена технология, в глину, очевидно, попал пузырек воздуха. Ей предлагали слепить другого, такого же, но Катя отказалась.

Сергей и Катя лежали обнявшись. Когда Сергей пришел к Кате сказать, что на Грина пришла похоронка, он сильно волновался. Он ожидал чего угодно, истерики, слез. А Кате, как оказалось, буквально за пять минут до его прихода позвонила Рита и сказала, что Рикошет погиб сегодня. Тайну молчаливого Кая открыл не только Сергей. Но Андрей, как выяснилось, смысл слова «терпимость» относил только к борделям.

Катя отказалась от водки, и теперь Сергею становилось страшно от этого окаменевшего молчания.

– А они ведь были чем-то похожи с Грином, – сказал Сергей.

– Как свет и тень, – согласилась она.

Девушке вспомнился вечер в ТХМе почти два года назад, крутящийся серебристый шар под потолком, попеременно обливавший Рикошета и Грина то небесным светом, то погружавший в черноту.

Ободренный успехом, Сергей продолжал:

– Нет, скорее как у Андерсона в той сказке… помнишь, ты меня на спектакль таскала…

– Помню, – сказала Катя.