Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 32 из 75



– Подожди, – сказал Рома. – И все мы были хорошие мальчики и девочки, когда были еще маленькие. А сейчас вроде как разделились. Одни девочки, вроде такие паиньки, живут с родителями, ни с кем до свадьбы не спят… В хрустальных дворцах. Жизни не знают и гордятся этим, считают то, как мы живем, грязью…

– Ну да, – сказала Рита. – Вроде Вички нашей которые. Которым никогда не приходилось вставать поутру и думать, где бы денег надыбать, чтобы пожрать купить и на покурить еще осталось.

– Вот! – энергично кивнул Рома. – И все их считают хорошими. А на таких, как мы, как я, как ты… смотрят осуждающе. Вот ты ведь не учишься теперь, работаешь, с парнем живешь. И какая-нибудь… девочка паинька, которая с родителями живет, в училище сходит два раза в неделю, смотрит на тебя и нос задирает. Считает, что она лучше. А на самом деле ничуть не лучше. Хуже даже. Когда потом эти хорошие девочки на оперативный простор вырываются, они так себя показывают…

Грин замолчал.

– Да видишь ли, – сказала Рита задумчиво. – Я тоже на этот оперативный простор не особенно рвалась. То, что я с парнями живу… Я до Гарика не любила никого. Мать ведь меня из дома выгнала, когда по ильюхиному делу повестки стали приходить. Ей, видишь, было позорно, что у нее такая дочь. Она же у меня подполковник милиции, заслуженная, пример на работе и все такое… Вот и пошла я к Леше, а если бы не это, так я бы сто раз подумала еще, жить с ним или нет. Я знала, что он планом торгует, и все остальное. И в университете можно было договориться, сессию потом досдать. Но как-то со справкой, в которой написано «ранение автоматной очередью» мне не захотелось в деканат идти. А потом как раз курсы кончились, и Лешино дело закрыли за нехваткой улик. Я же под подпиской о невыезде была. Да и отчим Лешин, когда здесь свой филиал открывал, про меня вспомнил. Просто так сложилась судьба.

– Рита… – пробормотал ошеломленный Грин. Про «ранение автоматной очередью» он не знал.

Рита отмахнулась.

– Да, мне тогда круто пришлось, – сказала она. – Знаешь, как говорят – жизнь как зебра, полоса белая, полоса черная, а потом жопа… А я тогда думала, что жизнь – это черная многожопая зебра… И я вспомнила Рикошета. Он ведь ко мне в больницу приходил, нашел как-то. Денег дал зимой, когда я совсем бедовала… Ну тогда, когда мы с Вичкой на концерт-то к вам пришли… И вот, Рикошет приехал в наш город, без документов, без ничего, никого не знал здесь. Сделал себе паспорт, на биржу стал, выучился, на работу устроился. Мне-то на биржу вставать бесполезно было, но я как раз тогда к бабушке пришла и объявление про бухгалтерские курсы увидела в газете. Про автоматную очередь я не стала ей рассказывать, так она, блин, шрам на руке увидела… А она в войну санитаркой была, и догадалась, видимо.

Чайник засвистел. Рита выключила его. Глаза внимательно слушавшего Ромы блестели в полумраке. Вдохновленная этим взглядом, Рита продолжала, не отходя от плиты:

– Она ничего не сказала мне. Но бабушке как раз тогда новые квартиранты деньги за месяц вперед принесли, она взяла и молча их все отдала мне. И мне как раз хватило за курсы заплатить. А ведь Рикошет тоже очень долго жил в хрустальном дворце, как ты говоришь. Он мне рассказывал. Я, говорит, всю жизнь свою прожил в золотом дворце с чудесным садом… И еще недоволен был. А на тех зверей, что бродили за чугунной решеткой, только смотрел и изумлялся. А потом все переменилось в одночасье, и я оказался по другую сторону ограды.

Рома усмехнулся:

– «И странные звери подняли свои головы и пошли ко мне», – произнес он нараспев. – «А я стоял и смотрел, просто смотрел. Я все еще был изумлен, но я понял уже – придется драться!»

– Откуда это? – изумилась Рита.

– Это «Ограда», новый хит наш, – пояснил Рома. – Его даже по областному радио крутили. Странно, что ты не слышала.

– Чай будешь? – спросила Рита. – У меня еще рулета осталось немного.

Рома кивнул и подал Рите чашки с полки, висевшей над столом. Девушка вынула из холодильника рулет в пластиковой обертке, дала Роме его и нож. Рома снял висевшую на стене досочку и стал нарезать рулет.

– Так вам теперь и песни Рикошет пишет? – спросила Рита, наливая чай.

– Ну да, – сказал Рома. – Серега после первого альбома совсем выдохся, а нам говорят: давайте, давайте, надо же раскручиваться. Но и Рикошет уже начинает намекать, что сказал все, что хотел. «Нет у меня больше рифм», как он говорит.

– Ясно, – сказала Рита и села за стол.

Рома отхлебнул из кружки и подвинул ей доску с нарезанным рулетом. Рита благодарно кивнула, взяла себе кусочек и продолжала:

– Так вот, Рикошет такой жизнью, как наша, живет только последний год. Но он ведь хороший, независимо оттого, в каком дворце он до этого жил. Или скажешь, что и Рикошет – говнюк?

– Нет, он хороший, – согласился Рома. – Только какой-то странный. Он все равно другой.

Грин вонзился зубами в рулет. Рита усмехнулась:

– Он настолько другой, насколько это вообще возможно.

– Не понял.

Рита прикусила язык.

– Послушай, Рита, – сказал Рома, внимательно глядя на девушку. – Не хочешь говорить – не надо. Если Рикошет, тем более, какую-то свою тайну доверил тебе. Но с другой стороны, ты же меня знаешь. Если ты мне расскажешь, это будет тоже самое, как ты вот с этим буфетом пообщалась бы.

Рита знала, что это правда. Грину можно было доверить любую тайну. С другой стороны, Рикошет ведь не просил ее: «Ты только никому не говори».





– Рикошет – гомосексуалист, – сказала Рита неохотно.

Рома очень удивился. Рита видела по его глазам, что в этот момент он забыл про Вичку, про ее подлость, вообще про все. У девушки отлегло от сердца.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил Рома.

Рита закурила.

– Ох, не доживет до утра пачка, – вздохнула она.

– Все мое – твое, – сказал Рома.

Рита благодарно посмотрела на него.

– Да видишь, там как получилось, – девушка потерла висок, вспоминая. – Осенью, еще когда он у моей бабушки жил, Рикошет себе руку обжег сварочным аппаратом, грустил очень. Я зашла к нему поболтать, утешить. Вижу, ну совсем плохо парню. И сказала ему…

Рикошет сидел на диване и угрюмо наматывал бинт обратно на руку. Жуткие черно-синие пятна на руке постепенно скрывались под грязно-белой марлей. Рита вздохнула.

– Тебе не играть надо, а бабу, – сказала она. – Что же делать-то… Я с тобой переспать не могу.

Рикошет отвлекся от своей повязки и посмотрел на девушку. Рита сидела перед ним на стуле и болтала ногой.

– Почему? – мягко спросил он.

Тон, а еще сильнее взгляд Рикошета смутил Риту. Девушка перестала болтать ногой.

– Ты серьезно спрашиваешь? – спросила Рита, чтобы выиграть время.

– На все сто, – сказал Рикошет. – Я что, произвожу впечатление человека, который…

Рита перебила его, решив, что уже знает, к чему гнет парень.

– Где ты такими длиннющими фразами научился садить? – сказала девушка недовольно. – Будь проще, и люди к тебе потянутся. Нет, я думаю, что с тобой будет хорошо. Дело в другом.

Рикошет пожал плечами:

– Если Леша узнает, то только от тебя.

– Да не об этом я, – сердито сказала она.

– Так о чем же?

– Я… – Рита собралась с духом и сказала правду: – Я опасаюсь таких больших. В тебе ведь килограмм сто, наверное.

Рикошет тихонько засмеялся:

– Рита, есть и другие позы.

Он лег спиной на диван, не сводя с нее глаз.

Рита поняла наконец, что Рикошет не шутит. У нее захватило дух. У девушки был кое-какой опыт в интимной сфере. Леша недолго присматривался к Рите, например – увидев девушку на пикнике, парень принял водки для храбрости и уже через полчаса лапал ее в соседних кустах, а переспал с ней в тот же вечер в своей машине, у самого крыльца Ритиного дома – он предложил подвезти девушку после пикника…

Но на этот раз все было так необычно. Не было предварительных осторожных приставаний, они оба были трезвые (ну, что такое бутылка пива на двоих?), и, что немаловажно, наедине. Никогда раньше Рикошет не заигрывал с ней, держась дружелюбно, ровно… Рита вдруг ощутила свою власть над этим огромным телом, хотя сидела минимум в метре от Рикошета, и ее бросило в жар. Она вскочила со стула и попятилась назад. Рикошет не двинулся с места, только закрыл глаза рукой.