Страница 30 из 75
– Я приду к тебе завтра, – сказал Витек.
Лена усмехнулась, окончательно стряхивая минутное наваждение.
– Да я поняла, – сказала девушка. – Гарик уже Риту домой отправил с вашим барабанщиком, как его… Грином. И не боится, аж завидно. Парень и девушка одни в пустой квартире, ночью, тем более, я так понимаю, они старые друзья…
– Вот именно, – сказал Рикошет.
Лена откинула назад упавшую прядь.
– Не бывает дружбы между мужчиной и женщиной, – сказала она. – Ну, разве что в детском саду, так из этого возраста они уже, слава богу, вышли… Что у вас случилось, что он теперь с вами в одной машине спать не может?
– Это долго объяснять.
– Ах да, ты же торопишься, – с нескрываемой иронией сказала Лена.
– Телефон скажи свой, – произнес Рикошет.
Лена помолчала.
– Уходи, но оставь мне свой номер… Стационарного телефона все равно там нет, где ты ночевать сегодня будешь, – сказала она. – А мой мобильник у Гарика есть, спроси.
– Ладно. Ты с мамой живешь?
– С мужем, – невинно глядя на Рикошета, сказала Лена. – Он сейчас в отъезде, по делам. В шкаф тебе прятаться не придется, не бойся. Из Владивостока люди внезапно не возвращаются.
Рикошет засмеялся, хотя не думал, что сегодня его что-нибудь сможет рассмешить.
– Замечательно, – сказала он, отдышавшись. – Да и не выпускает наша промышленность шкафов таких размеров, чтобы я мог в них спастись от гнева разъяренного мужа… Слушай, а где у вас тут кладбище?
Лена поперхнулась. Рикошет с любопытством смотрел на нее. Он видел, что девушка поняла его неправильно, и ожидал, ответит Лена все же на его вопрос, или нет.
– У нас их два, старое и новое, – сказала Лена спокойно. – Но старое давно уже закрыли. Единственное, зимой там похоронили какого-то дирижера симфонического оркестра, что ли. Господи, как же его фамилия… такая, немецкая, очень простая….
– Шмидт, – сказал Рикошет.
Он отчетливо проговорил «д» перед «т». Фамилия умершего дирижера прозвучала одновременно свистяще и взрывно. Словно пуля, пробившая навылет толстую ледяную стену замка Снежной Королевы, свистнула у виска Кая и вошла в дубовый подлокотник трона, отчего тот громко треснул и раскололся.
Лена удивленно посмотрела на парня.
– А ты откуда знаешь?
Рикошет пожал плечами.
– Я просто предположил. Ты ведь сама сказала – простая немецкая фамилия, вот я и подумал – Шмидт. Куда уж проще. Так как же его там похоронили, если ты сама сказала, что это кладбище закрыли давно?
– Сам городской голова епархию уламывал, – ответила Лена. – Шмидт же был почетный гражданин Хиришей, и завещал себя похоронить именно там. Шмидт, он был сыном военнопленного, из тех, что завод здесь построили после войны, а при коммунистах с такими родственниками карьеры было не сделать. А во время перестройки Шмидт поднялся здорово и уехал в Питер… Видать, хорошо в музыке соображал. Так старое кладбище из моего окна видать, а новое…
– Нет, – сказал Рикошет. – Давай сходим на старое.
Лена вздохнула.
– С вами, мужчина, хоть на край света.
– Ну все, забились, – сказал Рикошет, чмокнул девушку в щечку и пошел дальше.
Открыв дверь, Рикошет увидел, что Гарик уже стоит на ступеньках спиной к входу. Витек подошел и остановился рядом.
– Слушай, – сказал Гарик. – Может, не надо? Это все-таки опасно для тебя сегодня. Ты и концерт, тем более, отработал…
Лицо Витька исказила болезненная гримаса.
– Рикошет, нельзя же так сильно хотеть, – мягко сказал Гарик. – Это может тебя погубить, в конце концов.
– Хорошо, – сказал он угрюмо. – Я пойду, пока ребята в «газоне» на ночь не закрылись.
И добавил изломанным голосом:
– Вы меня восхищаете своим благородством.
Он повернулся обратно к двери.
– Черт, – воскликнул Гарик, хватая Рикошета за рукав. – Ну пойдем, пойдем…
Глава 3
Гарик и Рита снимали однокомнатную квартиру в четырех кварталах от нового ДК, на улице Героев. Когда Рита только переехала в Хириши, ее восхитила подобная лаконичность. Не «героев ополчения 1812 года», не «героев Великой Отечественной войны», а просто – улица Героев. Всех. Сразу. Можно было понять и так, что на этой улице живут сплошь одни герои. Пока Рита с Ромой шли по ночному городу, девушка, смеясь, рассказала ему об удивительном названии. Барабанщик чуть усмехнулся и сказал:
– Рита, не надо меня веселить. Мне не так уж и плохо, просто я очень устал.
Она смутилась.
– Может, хоть пива возьмем? – спросила девушка. – У нас и хлеб кончился…
– Это можно, – сказал Рома.
Они закупились в круглосуточном ларьке, где, к удивлению Ромы, среди длинных стеклянно поблескивающих шеренг бутылок с разнообразным горячительным, действительно нашелся и хлеб.
На ужин у Риты была вареная картошка и бигас – кислая капуста, потушенная с колбасой и кетчупом. Впрочем, Роме давно были известны способности Риты из жалких остатков, найденных по сусекам, соорудить потрясающее блюдо. От острого бигаса на глазах у Ромы выступили слезы.
– Гарик любит поядреней, – улыбнулась Рита и достала керамические кружки под пиво.
– Я тебе здесь постелю, на топчане, – сказала девушка, когда они поужинали.
– Я могу и сам, – сказал Рома. – Белье дай только.
– Нет уж, – сказала Рита. – Сегодня я буду за тобой ухаживать.
Она ушла в комнату за бельем, а Рома открыл окно, достал с полки заранее примеченную пепельницу и закурил.
Он помог Рите разобрать топчан. Девушка быстро заправила постель, села рядом с Ромой. На кухне вместо табуретов и стульев стояли длинные деревянные лавки, из чего Рома заключил, что Гарик, во-первых, неплохо зарабатывает, а во-вторых, любит собирать у себя большие компании. Рита закурила тоже. Девушка пускала кольца дыма – она только недавно научилась этому трюку – и искоса посматривала на Рому, погруженного в свои мысли.
– Почему, Рита, чтобы стать взрослым, надо стать говнюком? – спросил он вдруг.
«Началось», с некоторым облегчением подумала Рита и ответила:
– Ну, ты преувеличиваешь… Это совсем необязательно. Хотя так, конечно, легче.
– Но я не хочу так, понимаешь? – сказал Рома.
Рита вздохнула:
– Еще как понимаю.
– Я ведь специально на поезде хотел ехать, – продолжал Рома. – Выйду, думаю, ночью в тамбур, окно открою, и…
Рита содрогнулась:
– Прыжок… Только на этот раз без парашюта.
Рома кивнул.
– Я рада, – сказала Рита серьезно. – Что мы все-таки успели тебя с этого поезда снять.
Рома усмехнулся:
– А я-то как рад. Вот я дурак. С тобой здесь гораздо лучше, чем с разбитой башкой на шпалах.
Рита осторожно погладила его по голове, короткие волосы царапнули ей ладонь. Парень улыбнулся, взял ее руку и поцеловал в центр ладони.
– Господи, какая Вика дура! – с чувством сказала Рита. – Променяла на такого…
Рома отпустил ее руку.
– Ладно, – сказал он. – Давай спать ложиться.
Рита затушила сигарету в пепельнице среди других бычков и поднялась. Вдруг глаза ее расширились.
– Рома, подожди, – сказала она. – Так это был поезд не на Веслогорск?
Рома отрицательно покачал головой.
– А куда?
Парень пожал плечами. Рита прыснула.
– Так куда же мы Вичку отправили? – пробормотала она сквозь смех. – Вот это мы дали…
Глядя на нее, Рома засмеялся тоже. Он смеялся и чувствовал, как со смехом выходит боль и загнанные в самый дальний угол слезы.
Они шли молча. Вскоре гудящая хмельным весельем громада ДК осталась далеко позади. Гарик брезговал широкими, хорошо освещенными проспектами и уверенно срезал через темные дворы. Рикошет всегда хорошо чувствовал направление, но после двух-трех проходных дворов, узких переулков и забора, за который они проникли через дыру, музыкант совершенно перестал понимать, куда они идут. Становилось ясно, что Гарик родился и вырос здесь, в Хиришах – потому что как долго бы ты не прожил в чужом для тебя городе, никогда ночью ты не пойдешь вот так, напрямик, не боясь ни заблудиться, ни тех, кто водится на дне дворов-колодцев. А водились там прелюбопытные твари, с многочисленными крохотными алыми глазками – точками вспыхивающих сигарет, тихо позвякивающие когтями – стаканами и жадно булькающие слюной – пивом из баклах. Гарик старался обходить стороной компании, расположившиеся под детскими грибками, на горках и качелях. Но пару раз их все-таки окликнули. Однако Гарика сразу узнавали, и вместо стандартного «закурить не найдется?» обычно следовало предложение присоединиться, которое Гарик вежливо отклонял.