Страница 27 из 75
– Так великан и поймал мальчика, который воровал яблоки в его саду… – проговорил Рикошет, плотно прижимая Гарика к себе.
– Пусти, – задыхаясь, сказал Гарик. – Пусти, сволочь!
Но Рикошет уже целовал его подбородок, шею, везде, где мог достать.
– Ну прости меня, – говорил бас-гитарист «Акафиста» в промежутках между поцелуями. – Вот такое я дерьмо. Я не издевался над тобой. Я просто хотел узнать, как далеко ты зайдешь ради меня…
– Если ты меня сейчас не отпустишь, то я очень глубоко зайду, – пробормотал Гарик.
Рикошет разжал руки. Гарик поднялся, но не отошел, а присел рядом с ним на диване. На лице Бабая отражалась ожесточенная внутренняя борьба. Заметив это, Рикошет сказал:
– Если ты сейчас уйдешь, я расстроюсь. Очень. А мне сейчас, между прочим, нервничать нельзя …
– И трахаться тоже, – проворчал Бабай.
– Гарик, – сказал Рикошет. – Я ведь тоже уже далеко зашел. Мне нельзя было появляться в этом городе, здесь…
Он осекся.
– Здесь есть те, кто знает твое настоящее имя?
– Да.
– И этот жирный боров, Трубецкой?
– Да.
– Вы с ним…
Рикошет закрыл глаза рукой.
– Да, – сказал он с усилием.
Гарик поднялся и отошел к окну.
– Ты… – спросил он, не оборачиваясь.
– Нет, – сказал Рикошет. – Мне были нужны деньги.
Витек отнял руку от лица и увидел, что Гарик изумленно-гневно смотрит на него через плечо.
– И какая у тебя такса? – спросил он тихо.
На скулах Рикошета заходили желваки.
– Ты не потянешь, – сказал он наконец.
– Рикошет, прости…
– Все, проехали, – сказал Витек. – Я передумал. Иди. Вам на сцену уже скоро.
Гарик подошел к нему, опустился на корточки перед диваном и поцеловал в шею. Рикошет оттолкнул его голову.
– Отвали, я сказал!
Глаза бас-гитариста были так близко, что Гарик впервые увидел, что они не равномерно зеленые, а с голубыми, словно льдистыми, вкраплениями. «Осколки зеркала ледяного тролля», подумал Бабай невольно. Он все еще находился под сильным впечатлением от разбитого Рикошетом зеркала.
– Я просто представил на миг, что этот козел… и ты, – сказал Гарик сдавленным голосом. – Ну не сердись…
– Какая у вас бурная фантазия, молодой человек, – сказал Рикошет, усмехаясь. – Ох, не доведет она вас до добра…
– Ну, чего на «вы»-то, – пробурчал Гарик.
В дверь постучали.
– Гарик, Рикошет, вы там? – раздался голос Орешка.
– После выступления, на заднем крыльце ДК, – торопливо сказал Гарик. – Я буду ждать.
Как известно, перед выходными все забито, даже плацкарта. Грину удалось раздобыть билет на поезд, который шел только через полчаса. И в эти полчаса Рома понял, что не имел никакого понятия о том, что значит «вечность». Он стоял на платформе, курил. Механически ответил на звонок и повесил трубку, даже не поняв, с кем разговаривал. Наглые вокзальные нищие обходили стороной высокого мрачного парня, обритого наголо, и больше Рому никто не побеспокоил.
Боли он не чувствовал, боль была за границей той пустоты, в которой Рома находился. Но он знал, что стоит только сделать шаг – и боль набросится на него, как тигр, шкура которого вплоть до молниеносного броска на жертву незаметна в джунглях.
Рома услышал, как объявили посадку на его поезд, бросил окурок и двинулся вперед, но тут кто-то ухватил его за куртку сзади. Грин стремительно обернулся, рука его скользнула в карман, где лежал нож.
Но тут Рома увидел Риту, и все то, о чем он не хотел думать, и все то, что не хотел чувствовать, обрушилось на Грина подобно струе раскаленного металла из домны. В глазах Риты был и испуг, и жалость, и надежда… Рита что-то говорила, но Грин не слышал ее. В виски впивались сотни иголок, и каждая из них была отравлена. Рома увидел Сергея с сумкой в руках чуть поодаль. А рядом с Сергеем…
Грин покачнулся, и в этот момент мыльный пузырь, отделявший парня от внешнего мира, лопнул. Катя увидела, что слова Риты не производят на парня никакого впечатления, и как раз в этот момент решила вмешаться в беседу.
– Ну хочешь, я с тобой пересплю? – с отчаянием в голосе спросила Катя. Рита вздрогнула.
Рома отрицательно покачал головой.
– Я прошу тебя, только концерт доиграй, – сказала Катя.
– Ночевать к нам пойдешь, Гарик уже согласился, – робко дополнила Рита.
– Поедешь на утренней электричке, какая разница? – продолжала Катя. – Потом можешь не здороваться с нами даже…
– Вот вы все так его любите, – сказал Грин. – Почему?
Это был последний вопрос, которого могла ожидать девушка. Катя в затруднении развела руками. Грин пристально смотрел на нее.
– Потому что есть люди, которых сделали, чтобы их все любили, – сказала Катя, чуть не плача. – А есть люди, которые сделаны, чтобы… чтобы…
– Любить, – закончил за нее Грин.
Катя разрыдалась. Рома обнял ее.
– Катеринка, не надо, – сказал Грин и достал из кармана платок. Он лежал там в мирном соседстве с ножом.
Катя вытерла глаза и громко высморкалась. Когда она отняла платок от лица, то увидела, что Грин протягивает Рите какую-то яркую бумажку.
– Отдай Вике, – сказал Грин.
Обратно ехали другим порядком – впереди сел красавчик, а на заднем сиденье разместились Рита с Катей и мрачный парень, стриженный под ноль. Слава решил, что это и есть Грин. Таксист уже догадался, в чем дело. Поругался с девушкой, и кинулся на поезд. Пьяная девушка, всю дорогу тихо плакавшая, не вернулась. Очевидно, с ней и вышла размолвка у Грина, и ее тихо исключили из компании под залог возвращения парня. Сам Слава предпочел бы, чтобы компания оставила где-нибудь на вокзале грубиянку с перстнем, но его, понятное дело, никто не спрашивал.
Взгляд Грина был абсолютно наркоманский. Красавчик перехватил осуждающий взгляд Славы в зеркале заднего обзора, насупился и буркнул:
– Обратно в ДК.
– Ехай как хочешь, но к самое большое к половине десятого мы должны быть там, – дополнила Катя.
Слава посмотрел на дешевенькие электронные часы, укрепленные над магнитолой. Было уже девять двадцать двадцать пять, а до нового ДК было не меньше пятнадцати минут хода. Это если без пробок и светофоров. И без гаишников, которые как раз сейчас выходили на ночную охоту.
– У меня автомобиль, а не самолет, – сухо сказал таксист.
Катя открыла было рот, но тут Рита улыбнулась Славе в зеркале заднего обзора и сказала:
– Ну, хотя бы низенько-низенько… как крокодилы…
Слава усмехнулся и завел «Волгу». Старенькое такси рвануло с места так, что всех вдавило в кресла. Грин стукнулся затылком о подголовник и машинально подумал: «Как в космическом корабле».
Вслух он сказал:
– Ты если на первой космической стартуешь, хоть пристегиваться заставляй, дядя.
Но Славе в этот момент было не до него. Таксист как раз нырял под желтый светофор, торопясь выбраться с перегруженной привокзальной площади. Слава думал только о том, сидят ли уже в кустах за светофором гайцы – привокзальная площадь была известным «рыбным местом» – и ничего не ответил пассажиру.
Зато ребята посмотрели на Грина так, словно впервые слышали его голос. Красавчик поспешно перегнулся назад и сказал, пытаясь заглянуть ему в глаза:
– Грин, прости меня…
– Я ведь почти все слышал, Серый, – ответил Грин, и добавил с усилием: – Тебе мне прощать нечего.
Обратно компания ехала в молчании. Катя, изрыгавшая страшные ругательства всю дорогу до вокзала, видимо, выдохлась. На самом деле это было не так, у Кати, как у Маугли, было еще много колючек под языком. Ей очень хотелось живописать Сережу, и ту из его голов, которой он думает, и его наклонности, и любимые позы… Мысль о том, что она не хочет бередить душу Грину, таксисту в голову придти не могла. Риту Слава видел в зеркале заднего обзора. У девушки были глаза обиженного ребенка. «Связалась ты с пропащей компанией», думал таксист. – «Беги отсюда, девка…».