Страница 5 из 21
Dass es notwendig ist?*
недружелюбно поинтересовался хриплый голос на том конце. (*Чего надо) -Шоколада! – отвечаю ему в такт я. Борис удивлённо посмотрел на меня. -Кто говорит? – спросил хриплый голос. -Симак! – ответил я. -Здоров Симак! – наконец-то признал меня чуть повеселевшим голосом Фриц. -И тебе не хворать, Фриц. -Чего звонишь? – продолжил он разговор. -Ай нид хелп! -Чем смогу; – голос его опять стал мрачным. – Только сразу говорю – “на поле” я больше не хожу. -Тут дело потрудней выходов в поле; – начал я. -Завалить кого надо? – неожиданно спокойно, как-то обыденно, спросил Фриц. -Тут такое дело, мы едем мимо твоего леса, и за нами увязалась какая-то машина. Я еду со своим другом, фортовым поисковиком Левинцем – не знаю, слышал ли ты о нём. Он нормальный парень, но попал в неприятности: завалил родственника одного влиятельного человека, родственника, который переспал с его девушкой. Короче, есть предположение, что машина, которая едет за нами, как-то относиться к этим людям. -Ты уверен, что эта машина едет именно за вами? – поинтересовался хриплый голос. -Да! – твёрдо ответил я. – Скорость сбавляли не раз, они нас грамотно ведут, то через машину от нас едут, то через две. И я вкратце обрисовал ему сложившуюся ситуацию. Борис при этих словах повернулся назад, затем снова посмотрел на меня, и в его глазах я увидел ужас и панику. Прижав телефон плечом к уху, я поднёс указательный палец ко рту, показав Борису, чтобы он успокоился. -Значит, тебе нужно снять хвоста... – как бы про себя сказал он. – Мобильники отключите, аккумуляторы – вон! Как найти меня помнишь? -Откуда бы мне помнить? – отозвался я, слегка раздражаясь от этих слов. Должен бы Фриц помнить, что в гостях я у него не был. Да и вообще, из моих знакомых поисковиков, ни один человек не мог похвастаться тем, что был у Фрица. Он объяснил мне, в каком месте нам следует свернуть с трассы на просёлок, и как ехать дальше. -Через сколько ты будешь у нужного участка трассы? – так же спокойно поинтересовался Фриц, словно бы мы не “забивали стрелу”, в которой, может быть, даже продеться стрелять – а договаривались о деловой встрече! И от этого его спокойствия, полного отсутствия эмоций, у меня по телу прошёл холодок. Возникло желание всё отменить, но... похоже, другого выхода у нас нет. -Через полчаса, или час – я у тебя; – продолжал автоматический записанный кем-то голос, отдалённо похожий на мой. -Жду; – коротко ответил он. -Фриц, ты только не очень их, ну помягче там! – поспешил сказать ему я, но тот уже сбросил вызов. Между тем машина наших преследователей, не маскируясь, спокойно ехала за нами, и до начала активных действий оставались мгновения. По их сценарию я должен был поддать газу – пытаясь оторваться от навязчивых преследователей, и в этот миг я был бы подрезан более быстрой и маневренной машиной, которая, судя по всему, была “одноразовой”. Значит за ними едет другая машина, в которой может находиться и сам Крап. Их план, скорее всего, был такой: должна была произойти авария, реальная, но не слишком сильная, “рядовая”. Я как ненужный свидетель травли Левинца, должен был разбиться насмерть – они мне бы в этом помогли, а Боря, пусть покалеченный, должен попасть на суд к Крапу, где ему будет вынесен приговор, не подлежащий обжалованию. Вот-вот у трассы должна появиться горелая ель – когда то здесь бушевали лесные пожары. После этой ели следовало проехать километра два до Фрицевского поворота. “А вот и ель” – обрадовался я, увидев похожее на черную свечу, дерево. Я сбавил газ и, продолжая сохранять спокойствие, включил правый поворотник, чем ввёл своих преследователей в ступор: как им быть? Или пристрелить бегущую дичь, или позволить ей самой снять с себя шкуру и прыгнуть в котёл с кипящей водой? Они выбрали второе, ведь я свернул на дорогу, ведущую в никуда, в дебри леса, где меня и моего спутника никто и никогда не будет искать. Здесь не будет свидетелей, здесь не помогут водители проезжающих мимо машин – тут их попросту нет; здесь не будет милиции и скорой – это глушь; дорога эта, похожая на старую лесовозную просеку, ведёт в тупик. “Если Фриц подведёт, то нам конец!” – пронеслось в голове. ****Охота **** Ехал я километров 60 в час, “Нива” лихо подпрыгивала на кочках и ямах. Эту дорогу, видимо, хорошо прокатал Фриц: всё было изъезженно зубатыми покрышками квадрациклов, и кое-где виднелись следы родных “УАЗ-овских” покрышек. Парни, ехавшие следом, еле поспевали за нами. Они подумали, что я хочу воспользоваться преимуществом “Нивы”, и оторваться от них на бездорожье! Ехали мы по прямой вырубке, когда-то здесь добывали торф, и были проложены узкоколейки через весь необъятный лес. Но со временем рельсы растащили, всё бросили... Я периодически смотрел в зеркало, на скрывающуюся в клубах поднятой нашими колёсами пыли, “девятку”, – с которой уже наполовину отлетел передний бампер – часть его волочилась по земле. Близился поворот, и я ещё раз глянул на едущую за нами машину – сквозь пыльное облако вдалеке бликовало зеркальным блеском солнце. Рассмотреть источник этого блика у меня не хватило времени – ясно было, что отражается солнце от чего-то хромированного, скорее всего от второй машины бандитов, которая только-только выехала на просеку. У ели, с ободранной корой, я крутанул руль резко вправо, и влетел в незаметный со стороны поворот – совсем заросшую колею. Девятка не успела повторить манёвр, и пролетела мимо, оставляя за собой клубы чёрной пыли. На всякий случай я достал из кобуры свой “ТТР”. Через какое-то время девятка, уже без бампера, снова появилась сзади, высоко подпрыгивая на буграх. По громкому звуку двигателя можно было с уверенностью сказать, что у них отлетел глушитель. Что-то пошло не так. Я сразу это почувствовал, видя приближающееся поле. Как будто попал в какую-то зону чужой воли, требующей обязательного подчинения. Боря тоже это почувствовал, как то весь сжался. Мы вылетели на поляну, с давно спиленными пнями, дорога, по которой мы ехали, рассекала поляну надвое строго посередине. Судя по пням, можно было сказать – это старая вырубка. На бешенной скорости, мы летели по дороге, когда краем глаза я что-то заметил сбоку. Посмотрев влево, я увидел за одним из пней человека в чёрной одежде, с натянутой на лицо “омонкой”. Нас он будто бы не заметил, правая рука его лежала на пистолетной рукояти громадины “Knochensage*” – как сами немецкие солдаты прозвали пулемёт “MG-42”. (*Костная пила). Пулемёт стоял на разложенных сошках, упёршихся в пень, который надёжно укрывал тело стрелка от возможной ответной стрельбы. Пень порос мелким кустарником, и с той стороны, откуда мы приехали, стрелка с его оружием было не разглядеть. Борис проследил за моим взглядом и, увидев стрелка, закричал: -Он что, стрелять по ним собрался? -Я не знаю, наверно припугнуть хочет! “Будет стрелять! Всё пошло не так! Зачем я связался с Фрицем?” – судорожно перебирал я ставшие вязкими мысли. “Ведь это убийство только усугубит наше положение!” Раздался хлёсткий, разошедшийся эхом по лесу одиночный хлопок. Его эхо прошло сквозь “Ниву”, сквозь нас. Я ударил по тормозам, машина послушно остановилась, пыль, серым покрывалом следующая за нами, окутала машину. Оглянувшись, мы с Борисом увидели, как за въехавшей на поле “девяткой” упало дерево, от разорванного в клочья пня шёл дым. Дерево было подорвано взрывчаткой. С права тоже сидел человек в чёрном, точно таким же образом, и с таким же пулемётом. “Девятка” стояла, что там происходит – видно не было. Я открыл дверь и вышел из машины, держа наготове пистолет. В этот момент синхронно застрочили пулемёты. Резко. Как по команде, не слышанной нами. Пулемётчики, своим злым стрекотом, оглушили лес. Я инстинктивно присел, спрятавшись за передней частью машины. Пулемёты били по девятке длинными очередями, попеременно отдыхая, так, что огонь ни на секунду не прекращался. Чёрный дым и снопы пламени вырывались из чёрных, длинных стволов. Пули отрывали от машины куски, пластмассовое крошево разлеталось от попавшей под свинцовый дождь железной коробки. Отлетели оба передних крыла, куски пластика, перемешанного со стеклом, брызгами разлетались в разные стороны под оглушительный аккомпанемент смертоносных немецких “машиненгеверов”. Казалось, патроны не закончатся никогда. Борис что-то кричал мне, размашисто жестикулируя руками. Я как заворожённый смотрел, как на моих глазах убивают людей, расстреливают в упор с нечеловеческой жестокостью. Нос забило и защипало в глазах от удушливого запаха сгоревшего пороха и толового дыма. Наконец всё стихло, резко, разом. Но в ушах продолжало стрекотать, сильным звоном, то в правом ухе, то в левом. На поле из леса вышли люди, человек пятнадцать, вместе с оставившими своё оружие пулемётчиками. Все, кроме одного, были облачены в общевойсковой камуфляж. Лишь один из вышедших был облачён в чёрную форму. Похожа форма охранная, только более качественная, дорогая. У всех рации, типа “Vertex”, по потёртой до металла краске было видно, что беднягам приходиться с ними чуть ли не спать. Оружие разное, в основном автоматы “АК-47”, “АКС-74У”, “МР-40”, у одного бойца я заметил пистолет-пулемёт “МР-5”, у другого – необычного вида маленький автоматик, похожий на “АГ-043”, предложенный когда-то Симоновым, но так и не поставленный на конвейер. Скорее всего – самоделка, видать у них тут свои токари есть. У каждого бойца на ремне висело по кобуре, пистолеты в них тоже были разными. Виднелись знаки различия, в виде полевых звёзд и лычек на погонах. Что примечательно, класс оружия соответствует званию – вон тот, с маленьким автоматом – сержант, а с “АКС-74У” два капитана; с “МР-5″ – старлей, “МР-40″ у лейтенантов и старших сержантов. У рядовых, которых тут было немного, были карабины “М-98”, “СКС”, винтовки “АВС-36”, “СВТ-40″ – всё, из репертуара Великой Отечественной, в основном русско-немецкое. Были и охотничьи ружья. У одного солдата, облачённого в камуфляж расцветки “дубок” и вооружённого “АКС-74У”, я заметил нагрудный знак “Охотрыбоохрана”, егерский шеврон на плече нашит – а в кармане наверняка соответствующее удостоверение. “Это они для нежданных гостей так вырядились, или залётных охотников на деньги так разводят?” – подумал я, рассматривая серьёзных и мрачных мужиков. Со стороны действительно можно подумать, что эти боевики, только что расстрелявшие двух, пусть и бандитов – бойцы какого-то спецотряда, а здесь в лесу – что-то типа подготовительного лагеря. Я вышел из оцепенения, и побежал к окружившим дымящиеся останки автомобиля людям. Краска на машине практически отсутствовала, всё железо покрыто дырами, местами была видна белая шпатлёвка. Из моторного отсека шёл белый, едкий дым. Вокруг машины всё было усыпано кусками пластика, белыми льдинками разбитого стекла, кусками пыльной краски и шпатлёвки. На сидениях лежали два куска мяса, присыпанных покрасневшими осколками, и накрытых покрывалом растрескавшегося лобового стекла, ввалившегося внутрь. Побелевшее, изорванное пулями стекло медленно впитывало кровь мертвецов, словно губка. Кровь растекалась по белым трещинам, заполняя их – словно микро артерии, и похожее на белую тряпку стекло, постепенно окрашивалось в красный цвет. На “торпеде” я увидел знакомую кепку, которая поменяла свой цвет с белого на бурый. “Баба уже не даст”... -Парни, вы чего натворили, надо было живьём, понимаете? – кричал я. Люди, большая часть из которых скрывала лица за прорезями омоновских масок, молча стояли, закинув автоматы и винтовки на плечи; один из них, человек в чёрной форме, имевший на погонах самый высокий чин, подошёл к машине, покопался в её нутре, и достал перемазанный кровью “Калашёвский” укорот. Держа его в правой руке, он левой стянул маску с головы – человеком, только что безжалостно расстрелявший наших преследователей, был сам Фриц. -Ну здоров, Симак! – он широко растянул рот в дружелюбной улыбке, – Держи! – и он протянул оружие мне. Я отошёл на шаг назад, и он, замерев с автоматом в реке, медленно повесил его себе на плечо. -Здорово, “Гитлер”! Ты что натворил? – спросил его я, пытаясь унять появившуюся дрожь в руках. При слове “Гитлер” товарищи Фрица, из которых один оставался в маске, пристально посмотрели на меня, все разом, как по команде. Затем все перевели взгляд на Фрица, ожидая его реакции. Улыбка спала с его лица. Я не подумал, что Фриц держит своё имя в авторитете, и подобное обращение к своей персоне перед подчинёнными, должно быть, непозволительно для него. *** Друзьями мы с ним никогда небыли, но он меня уважал за принципы, которыми я всегда руководствуюсь. Вспомнил я, как собравшись большой компанией, мы вышли “в поле”, на неделю. Разбили палатки, и каждый занимался тем, что хотел: кто-то пил горькую, кто-то обнимался с девушками, другие ушли в лес на поиск трофеев, а иные просто сидели у палаток, травили байки, играли на гитарах, и пели песни. Фриц был среди них. Было весело и шумно, до тех пор, пока вдруг над поляной не повисла тишина. Какой-то парень, в пьяном угаре носившийся по поляне в одних трусах, стоял теперь посередине поля, лицо его было бледным, по побелевшей коже крупными каплями стекал пот. Парень стоял перед вставшим на задние лапы медведем. Я только вернулся с поиска трофеев и, подходя к лагерю, удивился резко наступившей тишине. Как так получилось, что никем не замеченный медведь вышел на поляну, что парень, не обратил внимания на бегущего к нему из леса хищника? Кто-то из поисковиков, спохватившись, принялся заталкивать патрон в ствол ружья, но я остановил его: -Далеко, разлёт большой, пацана зацепишь! Спрячь свою пукалку, я сам попробую отогнать Мишку в сторону!” И я пошёл. Медленно подошёл к парню, перед которым так же, замерев на месте, стоял небольшой медведь. Медведь посмотрел мне в глаза, в его взгляде я не увидел ни злости, ни страха – лишь любопытство. Говорят, этого делать категорически нельзя – однако, чуйка подсказывала, что я поступаю правильно. И я понял, что медведь ещё молодой, и к поляне его приманил звук гитары, или крики – он несмышленый, и ещё не ведает страха, поскольку незнаком ещё с человеком. Но трогать его нельзя – где-то рядом могут быть его сородичи. Они не простят убийства своего отпрыска. Я встал перед парнем, оказавшимся за моей спиной, он вцепился в меня мёртвой хваткой, отчего у меня на теле потом проступили синяки. -Иди! – сказал я медведю, не сводя с него глаз. – Иди! – повторил я громче, слегка махнув рукой, и медведь, словно поняв меня, развернулся и большими скачками побежал к лесу. -Да ты герой! – встречал у палатки меня Фриц. Люди радостно загалдели, обнимая всё ещё бледного парня. Кто-то поднёс к его губам полный стакан водки, и в бедного парня буквально влили “огненную воду”. -Вы не в клубе, и не на дискотеке! – сказал я окружившим нас людям. – В лесу нужно вести себя скромнее! Мы тогда долги сидели с Фрицем у костра, разговаривая о жизни, о Великой войне. За литровой бутылкой коньяка ночь пролетела быстро, и мы сами не заметили, как наступил рассвет. Взгляды на жизнь Фрица, во многом совпадали с моими, единственным расхождением была его жёсткость, если не сказать больше – жестокость. Его мало волновала дальнейшая судьба тех, кто посмел вторгнуться в зону его интересов. Он был расчётлив, умён, жесток и безжалостен. Но тогда всё было по-другому, всё было просто и по-доброму. Тогда это были только слова, многие из которых я не воспринял всерьёз. А зря. ****Гранитный гарнизон**** После недолгого молчания он улыбнулся, как-то сразу обстановка разрядилось. -А что я натворил? – безобидным голосом спросил Фриц, – Вот это видишь? – он снял с плеча окровавленный “Калаш” и протянул его мне, но на этот раз он поднёс его к моему лицу, так, что я почувствовал запах ещё не засохшей крови. -Это против тебя, так что ты благодарить меня должен! – повысил голос Фриц, – Давай-ка расставим точки на свои места: это ты натворил, а не я, ты мне позвонил и попросил помощи! Слова, спустившие механизм, который их убил, – Фриц кивком головы указал на разбитую пулями машину, – Принадлежат тебе, так что не строй из себя целку, Симак, ты взрослый мужик, и пора бы тебе уже начать что-то понимать в этой жизни! Ветер переменился, и подул со стороны расстрелянной машины. В нос мне ударил тошнотворный запах крови и человеческих внутренностей, смешанный с запахом бензина и дымом не сгоревшего пороха. К горлу подступил ком. Остальные “солдаты” принялись копошиться в железном крошеве, обмениваясь между собой восхищёнными возгласами: -О, кому пробитый мобильник нужен? – один из солдат держал перепачканный кровью телефон, с круглой дырой посередине почерневшего экрана, и вырванным куском пластика. -Э-э, пацаны, я тут руку нашёл с “зоновскими” наколками, нужен кому такой сувенир? В ответ раздавался звериный хохот. -Типа кроличья лапка, сувенир, на удачу! – подсказал кто-то, и хохот вспыхнул с новой силой. -“Макар” нужен, парни? – вновь кричал кто то, словно зазывала на базаре. -Заткнулись там! – рявкнул помрачневший Фриц. На поле, с противоположной “девятке” стороны, выехал “УАЗ”, зелёного цвета. Народ “обозвал” эту модель “УАЗ-а” “Батоном” или “Таблеткой”, за его внешний вид и за его любимую профессию: машина скорой помощи. Скорее всего, на лесной дороге были именно его следы. Объехав “Ниву” он приблизился к останкам “зубила”. За ним на поле заехало несколько квадрациклов, все люди были в одинаковых, знакомых, чёрных одеждах. Некоторые мундиры украшали награды и значки – преимущественно времён Великой Войны, принадлежавшие обеим воюющим сторонам. Борис стоял немного в стороне. -Пойдёмте, – сказал Фриц, положив свою тяжёлую руку на моё плечо, – Ты и твой друг можете считать себя моими гостями! Мы подошли к “Ниве”, Фриц привычно откинул сидение и залез назад, Борис сел на своё место, и мы поехали вперёд, оставляя за спиной суету, крики и шум двигателей. Боевики в чёрной форме стояли рядом с расстрелянной машиной, и молча провожали нас тяжёлыми взглядами. Ехали мы по хорошо укатанной дороге, чем дольше – тем более разъезженной она становилась. Скорее всего, тут целая сеть лесных троп, сделанная таким образом, чтобы запутать случайного путника; наверняка составлена карта, которая есть у всех “местных” водителей. Возможно, некоторые тропы заминированы – защита от нежданных гостей, зная Фрица, я бы не удивился этому. По пути нам попадалось множество перекрёстков и разветвлений, встретилось несколько квадрациклов, почтительно уступивших нам дорогу. За окном мелькали деревья, которым не было счёту. Они надёжно закрывали дорогу от спутников. В рации Фрица слышался интенсивный радиообмен, и тот выключил рацию. -Ты что тут, лагерь для военнопленных открыл? – спросил я Фрица. Он рассмеялся, громко и заливисто: -Ты продолжаешь меня удивлять! – сказал он мне. -Продолжаю? – переспросил я. -Да, ты меня удивил впервые ещё на том выходе, на котором мы познакомились. Удивил меня, позвонив мне сегодня, да ещё и попросив у меня помощи! – он вальяжно раскинулся на сидении, в каждом его слове чувствовалась уверенность. Он был хозяином положения, командиром группы вооружённых людей, которых мы здесь встретили; он был хозяином этого места и, вспомнив его пламенные речи у костра, мне сделалось плохо. -Я вчера только вспоминал о тебе, мне бы здесь побольше людей, таких, как ты! А то одни отморозки, куда ни плюнь! -Так что здесь? – спросил я. -Здесь? – он внимательно посмотрел мне в глаза сквозь отражение в зеркале заднего вида. – Свободное поселение, здесь собираются люди, уставшие от города. Те, кто жить без леса не может, те, кого разыскивает “ФСБ” и менты, те, кому некуда больше податься. Этот лес стал приютом для многих людей, многие смогли здесь найти то, о чём они не могли и мечтать в городе – здесь они смогли самореализоваться. И могут делать то, что им нравится, каждый день! Этот лес собрал много людей, как сильных – так и не очень. Те, кто послабее – работают, набирая силу и принося пользу остальным, не отвлекая более сильных подножным трудом. Кто-то охотится, снабжая поселение мясом, кто-то ловит рыбу, другие пилят лес, иные строят дома, прокладывают новые дороги. Есть знаки различия, как ты наверное, уже успел заметить. Мы делим людей по их способностям: творец – творит, мудрец – мудрит, стрелок – стреляет, охотник – охотиться; а для дураков вообще – работы больше всего! Дураки и молодые все в рядовых ходят, чтоб видно было – кто есть кто! Звания тоже не просто так дают – совершил подвиг или, скажем, перевыполнил определённый план – получи звезду. Да, у нас есть установленные нормы на всё. За косяки – звезду снимем. У кого больше звание – тому должны уступать, в споре с нижестоящим он будет прав, и его мнение будет более авторитетным. Зарплату он будет получать более высокую, чем остальные; питание – лучше, вплоть до спиртных напитков “от заведения”, в то время как нижестоящим приходиться тратить на водку свои деньги. Да и выпить они могут лишь в выходной – по будням пьют только офицеры! Таким образом, звёзды носят самые способные и удачливые люди. Некоторые, вместо звёзд, носят немецкие знаки отличия – но это охотники, в основном, им с внешним миром контактировать не приходится. У нас есть много хорошо подготовленных бойцов, все с опытом, каждый день тренировки, раз в неделю стрелять с ними ходим. Профессионалы. Подготовка получше спецназовской будет! Один такой боец двадцати простых солдат стоит! Они обучены воевать в любых условиях, при любой погоде, в любое время, притом автономно, без провизии и патрон! Еду они умеют добывать сами, боеприпасы – трофеи, снятые с поверженного врага. Эти бойцы – наша главная сила! Тут каждый год дороги меняются, что бы со спутника нас не вычислили, да и вообще, чтоб дураки без дела не сидели! А если нас и вычислят – то каждый из наших жителей – тренированный воин, хорошо вооружённый и сильный. У нас есть активные минные поля, системы сигнализаций, электрогенераторы, солнечные батареи, противотанковые гранатомёты, “ПЗРК”, да много чего у нас есть! Голыми руками не возьмёшь! – он усмехнулся: -Один фортовый ходок, отыскал немецкий слад с химическими снарядами и баллонами с ядовитым газом. Этого добра там было до е*#ни матери! Теперь всё это тут, у нас! Дорога становилось всё более накатанной, стало понятно, что мы почти приехали. Я конечно понимаю, что если бы не Фриц – то меня бы уже не было, но всё равно идти в гости к этому человеку мне совсем не хотелось... – А что, милиция вас не трогает? – спросил я. – Трасса ведь рядом! Фриц затрясся, в приступе смеха. -Какая милиция, Симак, ты меня разочаровываешь! Ты представь, что нам может сделать горстка бухих мужиков в форме, пусть и с “калашами”, которые трясутся в дрожащих с похмелья руках? Ты бы лучше спросил, трогаем ли мы милицию! И я бы тебе ответил – что трогаем! Патрули нам платят откат, за то, что вздымают мзду с водил за нашем участке трассы! -А если они позвонят в Москву, и им в поддержку вышлют армию? -И что они скажут? Типа: “товарищ генерал, непонятно откуда взялся гарнизон с хорошо вооружёнными бандитами!” Да этих, дрожащих за свои места тварей по увольняют нах*#, в тот же миг – и они сами об этом знают! -И всё же, может случиться так, что информация просочится в Москву, прилетит несколько вертолётов с ракетами, и ваша деревня исчезнет, будто не было её! Или приедет пара десятков “ГРАД-ов”, которая оставит лишь горстку пепла от этого леса! Борис испуганно посмотрел на меня. Он не в восторге от моего диалога с Фрицем, боится, что я разозлю его. Фриц замолчал, вдумчиво глядя на мелькающие за окном деревья. -Ладно! – наконец отозвался он. – Я расскажу тебе кое-что. Но учти – этот секрет люди уносят с собой в могилу! -Я закрою уши! – вмешался Левинц, действительно закрывший уши ладонями. Фриц, словно не слыша и не видя Бориса, продолжил: -У меня есть ядерная боеголовка! – он сделал выжидательную паузу, и внимательно смотрел на меня, ожидая реакции на его слова. “Боеголовка! Да он гонит! Откуда? Он что, выстругал её из дерева?” – подумал я. -Что молчишь? – спросил он. -Ты гонишь! – откровенно высказал я свою мысль. Фриц довольно усмехнулся, ещё сильнее раскинувшись на заднем сидении. По нему было видно, что это закрытая тема, о которой он редко говорит с кем-либо. Но темнеменее это доставляет ему огромное удовольствие. Похоже, он не врёт! -Я выкупил её, в своё время. Точнее сказать, обменял. В конце девяностых, в свободное от копа время, я брал “халтурки*” – взрывал, стрелял, топил и резал за деньги. (