Тарси

Что ж, если есть такая возможность, почему бы и не посетить серых предсказателей. Решено, завтра в одиннадцать двадцать.

На одной из улиц, прилегающих к представительству серых, собрался небольшой митинг. Человек тридцать размахивали плакатами и дружно скандировали: "Нас не купишь за лекарства".

"Интересно, изменится ли их мнение, если они заболеют"? — подумал я мимоходом, проходя мимо.

Полицейский кордон перекрывал подход к представительству, не допуская митингующих слишком близко, но прохожих никто не задерживал.

Сразу за дверью оказалась проходная, где строгий вахтер смерил меня оценивающим взглядом и потребовал паспорт. Переписав все данные, он предложил мне пройти дальше. Дальше тоже была проходная, но уже проходная тарси. На двери был выгравирован квадрат, под которым было написано "приложите пропуск".

Я приложил присланный мне с курьером пластиковый прямоугольник, через секунду буквы на поверхности двери пришли в движение. Я удивленно дотронулся до поверхности: обыкновенная дверь, никакого экрана. Тем менее, буквы сложились в новое предложение: "Назначенное Вам время наступит через четыре минуты. Войдите и подождите в приемной".

Что-то мелодично тренькнуло, и дверь распахнулась. Я посмотрел на ряд кресел, стоящих у стены и молча занял крайнее.

Тарси, сидевший отменяя метрах в пяти, что-то передвигал на столе, я внимательно наблюдал за его действиями. Впрочем, меня интересовали не его манипуляции, а он сам. Кто не видел тарси по телевизору или в сети? Невысокие; худощавые; с серым лицом треугольной формы, большими глазами и острыми ушами. Но на экране — это одно, а так вот, лицом к лицу.

Тарси поднял взгляд и несколько секунд внимательно меня рассматривал, я ответил ему тем же. Может, у них не принято начинать разговор раньше назначенного времени? Наконец, последние секунды, оставшиеся до назначенного срока, миновали, и серый заговорил:

— Приветствую Вас, человек. Ваше имя Павел Николаевич Скоробогатов?

— Да, это я.

— Очень приятно. — Голос был ровный, я бы сказал с тщательно выверенной интонацией. — Какова причина Вашего визита?

— Я хотел бы поговорить.

— Не могли бы Вы уточнить, о чем именно пойдет речь? Вы желаете обратиться с просьбой или узнать свое предназначение?

— Нет.

Похоже, серый был удивлен.

— Вы представляете какую-то организацию и выражаете ее интересы? В таком случае Вам стоило записаться на прием, как общественному деятелю. Если хотите, я внесу исправления в Ваш пропуск.

— Нет. Я никого не представляю, кроме себя самого.

— Тогда чего же Вы хотите?

— Поговорить, как я и указал в вашей анкете.

— О чем поговорить?

— О тарси.

— Ваша работа связана с развитием общественных связей?

— Нет.

Тарси вздохнул, почти как человек. Мне на секунду показалось, что сейчас он разведет руками и скажет: "Тогда ничем не могу Вам помочь". Но этого не произошло. Серый оживился, похоже, он нашел нужное решение:

— Пройдите в комнату четырнадцать, там Вас встретят.

Жест четырехпалой руки продемонстрировал мне, где следует искать означенную комнату.

Я прошел по коридору, миновал ряд дверей с номерами от единицы до двенадцати и надписями на двух языках. Двери с номером четырнадцать в этом ряду не было. Пришлось завернуть за угол, чтобы обнаружить еще две двери. На них не было никаких надписей, лишь номера "13" и "14".

На стук никто не отозвался, и я толкнул названную мне дверь.

— Проходите, любезный гость, я сейчас же Вас приму, — послышалось из-за двери, и я с удивлением увидел тарси, который пытается навести порядок на своем рабочем столе, собирая ворох пластиковых листов и складывая их в ящик.

Это настолько не вязалось с пунктуальностью секретаря, отсчитывающего секунды, чтобы со мной поздороваться, что я растерялся и замешкался на пороге.

— Извините, если я Вам помешал.

— Нет-нет, сейчас все будет готово!

Тарси выбежал из-за стола, подхватил кресло, которое стояло у стены и потащил его ближе к своему рабочему месту. Небольшие стулья, предназначенные для его сородичей, были отставлены в сторону, я с удивлением понял, что к приему людей в этом кабинете не готовились.

— Вот, можете садиться, я Вас внимательно слушаю.

Тарси быстро обежал вокруг стола и занял свое место, я сел в предложенное мне кресло.

Я растерялся. Этот тарси настолько не вязался с составленным мною образом, что все заготовленные заранее слова показались мне неуместными.

Заем я сюда шел? Убедиться в злонамеренности серых? А если и не в злонамеренности, то в надменности, чувстве превосходства. Ничего этого не было и не могло быть. По крайней мере, у того тарси, который сидел напротив меня. Живое лицо, любопытный взгляд, его суета с пластиковыми листами и креслом для меня — такое просто невозможно сыграть. Да и зачем ему притворятся? Он здесь хозяин, я гость. Если и не проситель, то и не тот, кто может что-то предложить.

Я молчал, мне неловко было сказать о своих подозрениях, пусть и обличенных в завуалированную форму. Тарси тоже молчал и рассматривал меня с выражением искреннего любопытства.

— Да, можете называть меня, Лоау, — скороговоркой сказал серый и опять замолчал.

Так мы помолчали еще пару минут.

— Пойду я, пожалуй, извините, что отвлек от дел, — наконец смог я выдать.

— Как пойдете? А поговорить? — искренне огорчился тарси. — О чем Вы хотели поговорить?

— Я хотел поговорить о тарси. Мне было интересно, зачем вы здесь.

— Вы недовольны тем, что мы делаем? — искренне огорчился Лоау.

— Как я могу? После того, как вы помогли десяткам тысяч больных…

— Тогда в чем же дело?

— Мне непонятно, кто дал вам право, определять предназначение. С чего вы решили, что можете определять, кому и на каком месте положено быть? Прошу простить, если был слишком бесцеремонен.

— А кто дал Вам право определять, что вот этот человек высокий, а это толстый? — отозвался Лоау.

— Но я просто констатирую факт.

— И с предназначением все то же самое. Мы просто констатируем факт. Причем, каждый может согласиться с нами или не соглашаться. И это не раз и навсегда определенное место. Это лишь то направление, в котором человек может достигнуть наибольших высот.

— Но почему вы отвечаете не всем, кто приходит узнать о своем предназначении?

— Я не знаю, — серый рассеянно улыбнулся. — Определить предназначение можно не всегда. Бывает неясно. То ли у человека нет стремлений, то ли несколько устремлений равновелики. Не всегда получается сказать со всей определенностью, каково его предназначение.

— А тарси? У вас есть предназначение?

— Конечно, я бы очень огорчился, если бы было иначе. Для тарси настоящая трагедия — не иметь предназначения. Вот Вы не хотите узнать, каково ваше предназначение?

— Заманчиво, но нет. Не хочу, чтобы мою судьбу кто-то определял за меня.

— Я еще раз повторяю, никто Вас не собирается подталкивать к тому или иному решению. Что плохого в том, чтоб знать, в чем именно Вы сможете добиться наибольших успехов.

— Честно говоря, Вы меня озадачили.

— А Вы меня заинтересовали. Давайте сделаем так: Я определю, есть ли у Вас предназначение, а после Вы скажете, хотите ли Вы о нем знать.

— А что для этого надо?

— Сущий пустяк. В основном — Ваше согласие, а приборы я сейчас принесу. Вы не слишком спешите?

— У меня есть время. Надеюсь, это не затянется надолго.

— Не более получаса. Одну минутку.

Тарси выбежал из-за стола, но тут же вернулся, порылся в ящике и достал глянцевый журнал. От удивления я чуть не поперхнулся. Я подумал, что Лоау собрался его читать, но журнал предназначался мне.

— Вот, это чтобы Вам не было скучно, я вернусь буквально через пару минут.

Я подивился чистоте произношения и беглости речи серого и проводил его взглядом. Лоау выбежал из комнаты, похоже, он все делает бегом, при его невысоком росте это выглядит немного потешно.