Страница 18 из 18
«Философ» гладит собачьи спины. Из огромных пастей тянутся нити слюны…
Неужели сейчас?
У Артема заметно трясется колено. Старик неподвижен как камень. Почему мы молчим? Надо говорить. Пока длится разговор — мы живем.
— И что же было дальше? — выдавливаю я, не узнавая собственного голоса.
Кошмарные псы рычат. А тонкие губы «философа» складываются в ухмылку:
— Дальше хорошее кончилось. Потому что появились люди. Двое. Не такие, как я… Эти умели выживать в новой Москве. Я был почти доходяга, а они, наверное, целую зиму что-то жрали. Мне пришлось худо. Снег подо мной растаял от крови… От моей крови. Люди не прощают слабости…
Взгляд «философ» устремлен сквозь нас. Его длинные пальцы, будто живущие сами по себе, от щеки скользят вверх по шевелюре. Там — останавливаются. Подрагивая, словно паук, забравшийся к нему на темя…
— Эти двое меня бы убили. Если бы не мои собачки… Как-то раз корейцы чуть не выловили Тузика — с тех пор я один ходил за едой. Псы ждали в убежище. Они никак не могли видеть… Но почему-то оба оказались рядом. Я видел — Шарик прыгнул. Хотел взять одного за горло. Он бы сумел — если бы не поднятый воротник. А Тузик вцепился второму в руку… У этого второго оказалась бритва…
Губы Слепня болезненно вздрагивают:
— Собачий скулеж… До сих пор в ушах… Пока резали моих псов, я успел уползти. Спрятался и отключился.
«Философ» молчит, уставившись в пол. Через секунду поднимает на нас лихорадочно сверкнувшие глаза:
— Думаете, конец истории?
Заговорщик подмигивает и грозит пальцем:
— Вечером я оклемался. И нашел-таки этих двоих… Дождался, пока оба заснут, набив желудки собачьим мясом… Они забаррикадировали двери и окна. Но не заметили, что в соседней комнате есть дыра в потолке. Заделанная картонкой…
На лице Слепня — мечтательное выражение:
— Они даже не успели проснуться.
«Философ» улыбается и разводит руками:
— Люди намного хуже собак. Двуногие уважают только силу. Я должен был стать сильным.
— Чего ты стоишь без своих помощников? — хрипло спрашивает Артем.
— А мы неразделимы, — щурится «философ», — как и положено настоящим друзьям… Всё началось с десятка щенков, которых я нашёл и выкормил. Но развиваются куда быстрее обычных… Они умнее. Понимают не только слова, но и мысли. Никто их не остановит! Метро — лишь начало.
— Ты псих, — бормочет Артем.
— В сумасшедшем мире психи — самые нормальные, — смеется Слепень, а затем просто говорит:
— Фас!
Я вздрагиваю.
Но даже спустя несколько секунд ничего не происходит. С трудом проглотив ком в горле, оглядываюсь по сторонам. Клыкастые мутанты рычат, но не двигаются с места.
— Фас! — громче произносит Слепень, удивленно, непонимающе всматриваясь в своих жутких подопечных. Наверное, мысленно он успел десяток раз повторить команду. Только «собачки» не слушаются ни мыслей, ни слов. По лицу «философа» я понимаю, что раньше такого случалось.
— Фас… — повторяет он уже не столь уверенно. В зрачках расплывается ужас.
Старик по-прежнему стоит неподвижно, опустив веки, словно всё происходящее его не касается. Я медленно сползаю с ящика на пол и переворачиваюсь на спину. Артем непонимающе оглядывается. А я нащупываю среди мусора ту самую, почти четверть часа назад замеченную проволочку…
В это мгновение Михалыч приоткрывает глаза. И Слепень пятится, медленно отступая в сумрачный конец комнаты. Рычание усиливается, крокодильи пасти мутантов начинают оборачиваться в сторону «философа». Подбородок Слепня трясется, по лицу бродит какая-то искаженная гримаса — должно быть, он пытается улыбнуться, но побелевшие губы его не слушаются:
— Собачки… Мои милые собачки. Это же я… Я! Я люблю вас… Я забочусь о вас!
Глаза Старика широко открываются. В ту же секунду «философ» торопливо ныряет в темноту за рядами ящиков. И вся многоголовая, клыкастая свора срывается с места и бросается следом, так что пыльные клубы поднимаются с грязного пола.
А мне почему-то кажется, что псы движутся медленно, страшно медленно… Я отчетливо вижу, как мышцы вспухают под их шкурами, черные тела зависают, почти парят в тягучем, упругом воздухе. Жуткие и завораживающе совершенные в своей ненависти. Прекрасное орудие в чужих, уверенных руках. Тот, кто управляет ими — свободен от эмоций. И от звериных и от человеческих. Он — выше. И куда страшнее…
На губах Старика — что-то вроде усмешки.
Это для меня время растянулось. На самом деле погоня не была долгой — почти сразу из-за ящиков донесся отчаянный вопль. И тут же затих. Осталось лишь приглушенное ворчание.
«Браслет» щелкнул, высвобождая мое правое запястье. Дальше орудовать проволочкой не было смысла. Я метнулась в угол комнаты, к валявшейся на полу «беретте». Михалыч опередил меня всего на мгновение и отшвырнул ударом ноги. Попал по ребрам. Чуть ниже — точно бы вырубил минут на пять. Я отлетела к стене, но быстро сумела вскочить, оказавшись между Стариком и дверями.
Он поднял «беретту» и кивнул:
— Ты молодец, Таня. Хорошо держишься.
— Тебе придется меня застрелить. Или скормить псам. Живой я больше не дамся.
Если бы не пистолет, наши шансы не отличались бы так сильно. Передо мной враг, и эта ясность помогала. За два гола Старик многому успел меня научить. И, пожалуй, главным было — не сдаваться.
Михалыч качнул головой;
— Это говоришь не ты. Если бы Алан не вложил в тебя свою ненависть, мы бы давно поняли друг друга. Ты ведь не выстрелила там, в «Глубине»… Хотя два раза у тебя была такая возможность.
— Отдай мне «беретту» и попробуем ещё раз.
Он язвительно прищурился. Понимал, что в третий раз рука у меня не дрогнет.
— Мы так здорово могли бы работать вместе…
— Да уж. И столько бы пользы принесли великой Америке.
Старик засмеялся:
— Америка… Ну, разумеется… Они тоже думают, что используют нас.
— Кого это вас?
— Таких, как я. Таких, какой можешь стать ты. Поверь, Таня — ты не знаешь и десятой части возможностей. Я слишком старый, но я смогу прожить куда дольше обычного человека. Сохраняя силы, разум. И всё равно у меня никогда не выйдет то, что могло бы получиться у тебя.
— Михалыч, а стоит ли оно того? Ты ведь давно не человек. Уже целых три года…
— Я знаю, Таня, — спокойно кивнул Старик, — мы — другие. Следующая ступень эволюции. Рано или поздно мы должны были появиться Лучше приспособленные, более сильные, умные.
— И значит, остальные подлежат уничтожению?
— Бедный запуганный ребенок, — вздохнул он, — да если бы мы ставили себе такую цель, Земля давно бы превратилась в пустыню.
По ту сторону ворот — неясный шум. Подчиненные Слепня заподозрили неладное. Кто-то яростно забарабанил в железные створки.
Только мы со Стариком не обращали внимания. Мы смотрели друг другу в глаза, и сейчас это было главное.
В двери несколько раз выстрелили. У кого-то по ту сторону не выдержали нервы. Калибру «барсов» пробить толстый металл явно не под силу. Через пару мгновений створки загудели от чего-то тяжелого. Но стальные засовы даже не шелохнулись.
Другой проход — в темноте за ящиками. Не зря же Слепень туда бежал. Но, похоже, тот путь не связан напрямую с коридором за железными воротами.
— Ты живешь в постоянном кошмаре, Таня. Разве ты не хочешь, чтобы он закончился?
— Хочу… Стреляй. — Я облизала пересохшие губы и оглянулась на Артема. Сложившись будто складной метр, физик пытался перекинуть скованные руки вперед. «Браслеты» на нем — самопальные, с длинной перемычкой. Может, и выйдет…
До ворот шага три. Если отодвинуть засов, ближайшее время Старик оказался бы слишком занят. А может, удалось бы и разжиться «барсом»?
Нет… Глупости… Шансов нет.
Он стоял всего в пяти шагах. И с реакцией у него полный порядок. Уж на этот раз он нас не упустит. Счастливые случайности не повторяются. Как там говорил бедняга, загнувшийся в подвале «охранки»? «Никто не гибнет?» Кажется, я смогу это проверить…
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.