Ситка

Уокер должен быть доволен. В остальном дело было безнадежным. Каторжника Жан Лабарж увозили из сибирской сковородки прямо в пламя, ожидавшее его в Ситке.

Глава 35

Елена смотрела в окно своей комнаты в замке Баранова на раскинувшиеся перед ней город и гавань, где яркое солнце лежало на воде и отражалось в снежном покрове безмятежно-красивой горы Эджкам. Замок Баранова преобразился, он больше не был таким суровым и мрачным, как прежде. В заботливых руках князя Максутова и его жены он стал теплым, гостеприимным и даже веселым.

С нижних парапетов все так же зловеще смотрели на город восемьдесят орудий, но в заливе стояло гораздо больше кораблей, некоторые из них — американские.

Глупо было приезжать сюда, однако, если намек Роба Уокера в присланном ей письме основывался на фактах, то скоро в Ситку переведут Жана Лабаржа. Она не могла освободить его, но могла через князя Максутова сделать его жизнь сносной.

Они, на самом деле, были не так уж близко знакомы, однако Елена догадывалась о чувствах Жана; она также знала — слишком хорошо знала — о своих собственных чувствах по отношению к нему. Но что с ним сделала тюрьма? Елена видела людей, которые возвращались из Сибири, некоторые после каторги и бесчисленных наказаний едва сохраняли человеческий облик. И все же в Лабарже было что-то непоколебимое, сломать его будет не так просто.

Между ними ничего не было, тем не менее Елена помнила теплоту в глазах Жана, пожатие его руки, прикосновения его тела в трясущемся, подпрыгивающим на ухабах тарантасе.

Елена впервые полюбила мужчину и потеряла его. Ее муж больше походил на доброго отца — нежного, ласкового и заботливого, и она любила его за это. Но ее отношение к мужу было несравнимо с чувством, которое она испытывала к высокому, смуглому человеку с пиратским шрамом на лице. Несколько месяцев разлуки с ним казались ей вечностью.

Если это было глупостью, значит она дурочка, однако Елена снова проехала через всю Сибирь и пересекла океан просто в надежде, что Жан будет здесь, в надежде, что она не стала ему безразличной.

Князь Максутов часто удивлялся, зачем Елена вернулась в Ситку. И князь, и княгиня пытались угадать причину ее приезда, стараясь разговорить ее, но ответы и реплики Елены были сдержанными.

Русская Американская компания все еще продолжала свою деятельность в Ситке, хотя договор с ней не был продлен. Что-то надвигалось, какая-то перемена, о которой Елене ничего не удалось узнать. Пока ей удалось обнаружить, что план продажи Аляски потерпел неудачу в последнюю минуту. Ходили слухи о переговорах и ходили слухи о провале переговоров.

Как только исчез Жан, Елена стала переписываться с Робертом Уокером. В своем последнем письме он намекнул, что Лабаржа, как заключенного, могут перевести в Ситку. Она знала, что отсюда легче организовать побег и была вполне готова принять участие в его подготовке.

Шхуна, пришедшая только вчера вечером, принесла известие, что сегодня в порту Ситки пришвартуется русский корабль, и Мурзин уже спустился в город, чтобы завести там связи. Если кто-нибудь и мог помочь Жану сбежать из-под стражи, то это был бывший вор, этот жилистый человек с узким лицом, который так и не оставил Елену.

За завтраком она была веселой, оживленно болтала о Санкт Петербурге, царском дворе, о симпатичном графе Новикове и последнем бале в Петергофе. Елена рассказала Максутовым о Сан-Франциско и его прелестных зеленых холмах, иногда закрытых пеленой дождя. Она говорила обо всем, кроме корабля, который с каждым часом, с каждой минутой приближался к Ситке. Он даже сейчас мог проходить в залив мимо живописных островов, которые так напоминали Елене острова Адриатики. Да, море там было теплее, но никак не красивее, чем здесь.

Она медленно спустилась по ступеням, не желая выдавать свое волнение. Если Жан был на борту этого корабля, она поможет ему бежать, бежать до того, как в Ситку прибудет ревизор. Максутов сказал, что тот скоро должен прибыть, но никто не знал когда.

— Елена, — предложила княгиня Максутова, — почему бы нам не пойти в чайную и не посмотреть, как разгружаются люди с корабля? Они будут подниматься в город, и мы сможем увидеть, как они выходят из порта.

Елена тут же встала, ей даже показалось, что встала она слишком поспешно.

— С удовольствием. Мне бы хотелось прогуляться, — сказала она. — Мне бы очень хотелось прогуляться.

Хотя из чайной им почти ничего не было видно, Елена заставила себя спокойно ждать, зная, что любые новости в первую очередь будут известны здесь, будут известны задолго до того, как они достигнут замка Баранова.

Официантка выглядела возбужденной.

— Они выгружают на берег заключенных! Они будут работать в городе!

— Ирина, — Елена больше не могла ждать, — давайте спустимся и посмотрим на них!

Вначале шли солдаты, затем медленным, ровным шагом, в колонну по двое, брели одетые в серую робу заключенные; они раскачивались на ходу, словно подчиняясь единому неслышному ритму.

Первыми шли рыжебородый гигант и худощавый человек с искривленным лицом. Глаза их не привыкли к солнцу, они щурились и мигали, долго простояв в темном складе. Один человек выделялся своим ростом даже несмотря на то, что шел он с опущенной головой. Это мог быть Жан.

— Елена! — Ирина поймала ее за руку. — Посмотри! Разве он не великолепен?

Заключенный выпрямился и теперь нес свои цепи по этому городу, где его когда-то знали, как другие носили бы почетные награды. У него отросла лохматая борода и длинные волосы... он очень, очень похудел! Однако он не потерял прежней уверенности и шел гордо, с высоко поднятой головой и ясными глазами. Как она могла вообразить, будто его можно сломать или приручить! Его нельзя было подчинить, он останется таким всегда.

Он шагал рядом с человеком меньшего роста, тоже бородатым, но Елена смотрела только на Жана. Она подошла к краю тротуара, надеясь, что он увидит ее, узнает, что она здесь и что она поможет ему.

— Жан! — она, должно быть прошептала его имя, потому что Ирина вдруг обернулась и посмотрела на нее.

— Вы с ним знакомы?

Глаза Ирины сверкали от возбуждения и любопытства.

— Да... да, знакома. Я хорошо его знаю. Я люблю его.

— Вы могли бы не говорить этого. Я вижу. — Ирина снова посмотрела на Жана. — Да, без этой бороды, постриженный... — Она бросила взгляд на стоящую рядом Елену. — Поэтому вы и вернулись? Вы знали, что его переведут в Ситку?

— Я вернулась с надеждой, — ответила Елена.

Жан зябко повел плечами под тонким пальто. Он посмотрел на толпу зевак и вдруг увидел Елену.

На секунду, сбив шаг, он остановился. Глаза их встретились над головами собравшихся людей, и неожиданно на его лице расцвела широкая улыбка; Елена рванулась вперед, но Ирина схватила ее за руку.

— Нет! Нет, Елена! Вы не должны! Я устрою...

— Если хотите что-то устроить, — издевательски прозвучал холодный голос, — устраивайте побыстрее. Завтра он идет под суд.

Барон Поль Зинновий растолстел, его жирная шея не вмещалась в тесный воротник мундира, взгляд стал циничнее и жестче.

— Что вы здесь делаете? — требовательно спросила Елена. Она вспомнила, что его отозвали назад в Сибирь, в Якутск, через несколько месяцев после ареста Жана.

— Так я же ревизор, — сказал он, — в мои обязанности входит исправлять допущенные ошибки, судить провинившихся и увольнять бездарных чиновников, но прежде всего судить.

— Разве вам недостаточно того, что вы с ним сделали? И со мной?

— С вами? — Его брови вопросительно поднялись. — С вами, княгиня?

— Вы убили моего мужа. — Елена говорила медленно, с презрением; она услышала, как приглушенно вскрикнула Ирина. — Я не в состоянии доказать это, но вы убили его, мы оба это знаем.

— Слабость женщин — в чрезмерном воображении, однако если желаете познакомиться с реальностью, можете придти как мои гости на суд над Жаном Лабаржем за кражу, контрабанду и убийство.