Страница 40 из 50
— Не конечно, а знаю. Я сначала должна отомстить за Корнелиуса, а потом уйти к нему. Он ведь ждет меня — там, — Элеонора взглядом показала на небо. —
Но я не могу к нему идти, пока не отомстила тем, из-за кого он погиб.
Имя Корнелиуса возникло некстати. Но целовать Элеонору дальше было невозможно.
Гард отошел от нее:
— Давай исследуем нашу тюрьму. Исследовать, в общем, было нечего. Да и какие исследования в кромешной темноте?
Глубокая широкая яма с твердыми песчаными стенами. Сверху — люк.
— Я знаю, как отсюда бежать, — сказал Гард. — Ты встанешь мне на плечи. И мы начнем кричать. Они откроют люк, и какой-нибудь охранник наверняка заглянет сюда, посмотреть, в чем дело. Ты дернешь его вниз, он достанется мне. И — путь свободен.
План казался Гарду вполне простым и, главное, легко выполнимым.
Элеонора согласилась с ним.
Она взобралась на плечи комиссара. Голова ее упиралась в люк, ей пришлось даже пригнуться.
Они начали шуметь. Шумели здорово, от души. Вся накопившаяся энергия, все зло на этот несправедливый мир — вылились в их криках.
Поначалу наверху ничего не происходило.
Потом сверху ударили по люку.
Гард и Элеонора затихли.
—Что там? — раздался грубый голос. Они снова загалдели.
—Тихо! — крикнули сверху. Они затихли.
—Значит так, открывать люк не велено. Даже если вы там поубиваете друг друга, Иисус велел люк не открывать. Он сказал, все равно хоть один из вас в живых да останется. А ему больше и не надо. Ясно вам? Или вы по другому поводу шумите, а? Мужик с бабой в темноте, а?
Наверху расхохотались. Элеонора спрыгнула на землю.
—Ну что, — Гард изо всех сил пытался говорить бодро, — попробуем хотя бы поспать. Сил наберемся, завтра трудный день, — он усмехнулся. — Может быть, последний.
— Я не смогу умереть, пока не отомщу. А о сне и не думай. Нельзя спать.
— Это почему? — удивился Гард. — Ты боишься меня?
— Тебя — нет. Я боюсь змей. Они здесь есть наверняка. Ты уснешь, они почувствуют тепло и придут к тебе.
Этого еще не хватало! Они, два безоружных человека, находятся в земляной яме в абсолютной темноте. В любой момент из любого места этой ямы к ним может прийти в гости змея. В любой момент. И из любого места. Чего это его змеи преследуют постоянно?!
— А если змея появится, что делать? — спросил Гард.
— Раздавить ей голову, — спокойно ответила Элеонора. — Но это очень трудно. Особенно в темноте.
До сообщения о змеях мир вокруг казался абсолютно тихим, беззвучным. А тут сразу показалось, что в яме полно шорохов.
Да не показалось. Точно! Так и есть! Вот он — шорох. Откуда-то справа. Там кто-то выползает из стены. Смотрит своими противными глазками.
Точно! Смотрит!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Слышишь шорох? Подозреваешь, что ползет змея? Вот даже кажется, что видишь ее глаза.
И что, и что же делать? Руку, что ли, протянуть — пощупать: холодное и скользкое или нет?
Бред? Бред.
Еще можно топать ногами, в надежде наступить ей на голову.
Смешно...
Что еще можно предпринять?
Вон, вон из стены торчат два глаза, светятся зеленые огоньки...
Куда бежать?
Гард почувствовал на руке холодное прикосновение, — отдернул руку, отскочил.
А это была Элеонора.
— Ты зря так нервничаешь, Гершен, — почему-то прошептала она. — Мы ничего не можем поделать. Но моя любовь охранит меня. Я знаю, что Корнелиус ждет меня в области, находящейся между смертью и вечным покоем. Я приду к нему, только если отомщу. И по-другому быть не может. Пока я не отомщу, нам нечего бояться.
В темноте ее голос звучал особенно торжественно и гулко.
«Ладно, предположим, — чего только ни бывает в этой безумной стране — любовь охраняет тебя от змей. Ха-ха. Это хорошо. Тебе можно позавидовать. Но — меня? Что может охранить меня?»
И снова два зеленых глаза из стены.
Мгновение — прыгнут.
— Смотри! — крикнул Гард — Змея! Глаза...
— Успокойся, — Элеонора снова взяла его за руку. — Змеиные глаза и на свету разглядеть невозможно. Змеи не видят в темноте, я же тебе объясняла: они чувствуют, где тепло, и стремятся туда. Змеи, наверное, тоже мерзнут.
Быть обогревателем для змей Гарду совсем не хотелось.
Господи, должно же быть какое-то спасение! Неужели я попал в это странное время, к этим странным людям для того лишь, чтобы погибнуть от укуса мерзкой скользкой твари?
Комиссар не заметил, как рухнул на колени и, подняв глаза туда, где был люк, начал неистово молиться:
— Господи, спаси меня, Господи, пожалуйста! Я умоляю Тебя о спасении! И не к кому мне больше обратиться, только Ты можешь меня спасти, только Ты один! Я ведь должен найти Истину, должен! Помоги мне, Господи, это сделать. Ну, пожалуйста, помоги!
Комиссару было так страшно, как не бывало еще никогда в жизни. Не то чтобы он боялся смерти, он уже столько раз смотрел ей в глаза, что привык.
Но быть укушенным змеей здесь, в темной яме, рядом с любимой женщиной... Валяться на земляном полу,
умирая от яда этой твари... А Элеонора, защищенная любовью к другому мужчине, будет стоять над ним...
Когда Гард молился, страх куда-то исчезал и появлялась надежда.
Гард говорил уже что-то непонятное, невнятное, нечеткое, даже бессмысленное... Только одно слово можно было разобрать — Господи! — и больше ничего.
И не было уже ни ямы, ни Элеоноры, ни змей. Вовсе никого не было.
Только Гард и Бог.
И Гарду почему-то казалось, — да что там «казалось», уверен он был! — Бог слышит его, и пока они с Ним разговаривают, ничего ужасного произойти не может.
Гард достал Весть. Стоя на коленях, держал ее в двух руках и показывал Богу: вот, мол, она уже найдена, уже полдела сделано. Помоги довершить до конца! Помоги!
Бог молчал, разумеется. Но ощущался. Как именно он ощущался, комиссар никогда не смог бы объяснить. Однако Гард совершенно точно знал: он здесь не один, он — под защитой. И пока эта защита есть, с ним не может ничего страшного случиться.
Главное, стучаться к Богу, и Он непременно откроет. Главное стучаться, стучаться, стучаться...
Дверь Господа всегда открыта для тех, кто хочет в нее войти.
Странный шум Элеонора услышала первой. Это был шум боя. Бой происходил там, наверху.
Элеонора поняла: это, должно быть, вернулись римляне, и они, конечно, победят зелотов — кого убьют, кого арестуют, — а потом уведут зелотов на суд. А они с Гершеном останутся гнить в этой яме навсегда.
Но это невозможно: Корнелиус не отомщен!
— Эй! — закричала Элеонора. — Мы здесь! Эй! Откройте! Выпустите нас!
Люк открылся, в глаза им брызнул свет.
Но комиссар не заметил света.
Он продолжал стоять так, как стоял всю ночь: на коленях, держа в руках Весть.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Когда, ухватившись за чьи-то сильные руки, Гард вылез из отвратительной ямы и посмотрел вниз, то в ярком уже дневном свете он увидел несколько небольших, но отвратительных змей, ползавших по дну.
—Спасибо Тебе, Господи, за то, что подарил мне чудо. Спасибо Тебе, — прошептал Гард.
И только после этого огляделся.
Римляне дождались подмоги и взялись за дело всерьез. На этот раз их победа была безусловной.
На земле лежали несколько трупов зелотов, остальные стояли кучей, связанные веревкой.
Иисус Варавва стоял отдельно. Руки его были связаны. В глазах по-прежнему горел огонь.
Один из римских солдат подошел к Гарду.
—Я узнал тебя, — ухмыльнулся он. — Тебя, кажется, зовут Гершен? Ты еще изображал из себя Мессию, — он расхохотался. — И чего всем так нравится строить из себя Божьих Посланников?
Второй солдат похлопал комиссара по плечу, произнес, скорее сочувственно, чем издевательски:
—И чего тебя все время арестовывают, бедняга?
—Я тоже хотел бы это знать, — буркнул комиссар и посмотрел на Элеонору.