Страница 12 из 20
А потом встал и ушел. И я понял, что за ним ни в коем случае нельзя идти…
— Казалось бы, сколько всего претерпел! — после небольшой паузы продолжил восклицать Вардий. — Уже давно уговорил себя и взрастил свою благожелательную любовь! Но тут не выдержал и совсем спятил. Днем метался вокруг усадьбы, как…У него не нашел. А у Тибулла есть точные строки:
Да, так и метался, не разбирая дороги. Я сам наблюдал издали.
Я не знал, что с ним произошло, не мог понять, что с ним творится и как мне ему помочь… Я выждал несколько дней и ворвался к нему в дом. Но он встретил меня уже не безумным, а каким-то… Не знаю, как описать… Однажды я видел, как трех рабов вели на распятие. Один из них меня поразил своим видом. Он всматривался во встречных людей и как-то странно им улыбался… Вот так и он, когда я вошел, ухмыльнулся мне похожей глуповатой, какой-то будто оскаленной улыбкой и тут же рассказал, как несколько дней назад зашел к Юлу Антонию и увидел, как, разложив Юлию — он и тут назвал ее Госпожой, а не Юлией! — разложив ее на кухонном столе… Ну, в общем, описал всю сцену.
Я растерялся. Я многого ожидал от Юлии и тем более от Юла Антония. Но не такого же свинства по отношению к моему несчастному другу!
«Неужели ты теперь не понимаешь?!» — гневно начал я. Но тут же осекся, увидев, что лицо у Феникса скорчилось от боли… Будто его тоже уже разложили и стали вколачивать первый гвоздь, в руку…
«Понимаю, — тихо сказал он. — Всё понимаю…Но я горю, Ту-тик. Падаю и горю. Не в моих силах остановить этот огонь».
Гней Эдий вскочил со скамьи, расставил ноги и, выставив вперед левую руку ладонью вперед, а правой ожесточенно жестикулируя, то поднимая ее, то опуская, то щелкая пальцами, то сжимая в кулак, то указывая на меня перстом, принялся восклицать и декламировать:
— Огонь!.. Он у некоторых поэтов описан. Вот, например, у Вергилия:
(на «сокрытой ране» Вардий щелкнул пальцами)… У Тибулла тоже есть нечто похожее… Но Феникс, падая и сгорая, видимо, хорошо изучил и запомнил эти огненные страдания и потом внес в их описание новые краски. Во-первых, он установил, что мучительный огонь является со стороны:
…(тут Вардий сжал руку в кулак)… Во-вторых, он подчеркнул, что этот огонь разжигает внутри нас безумие:
И главное открытие! Он обнаружил, что этот мучительный, безумный огонь мы сами в себе раздуваем:
(тут Вардий указал на меня пальцем).
Гней Эдий оглянулся на скамью, будто собирался вновь на нее опуститься, но вместо этого метнулся ко мне, схватил меня за обе руки, за запястья, и, заглядывая мне в глаза, зашептал:
— Представляешь?! Через день я увидел его на лошади рядом с Юлом Антонием. Они возвращались с конной прогулки. Не веря своим глазам, я спрятался за деревом. Юл поехал дальше, а Феникс спешился возле своей виллы. Я кинулся к нему: «Как ты можешь?!» А он мне в ответ, ранено улыбнувшись:
«Не могу, Тутик. Не могу ее не видеть. Потому что, когда я ее не вижу, меня начинает так жечь, что я на стену лезу. А видеть я ее могу только с Юлом».
«А ревность?»
И ОН:
«Вот-вот. Чтобы не задохнуться от ревности, мне нужно как можно чаще их видеть. Ведь когда они вместе со мной… Ну, ты понимаешь… По-прежнему как брат с сестрой. Ни разу, ни взглядом, ни жестом… Мне теперь начинает казаться, что всё мне привиделось, будто в кошмаре. Что Юла я застал с какой-то другой женщиной, на нее очень похожей, с грязной развратной девкой».
…Наверное, тот раб, которого вели на распятие и который всем улыбался, тоже убеждал себя в том, что всё происходящее с ним — лишь видение и кошмар.
Я больше не задавал Фениксу вопросов и при встрече с ним избегал упоминать о Юле и о Юлии.
Прошел почти месяц. И помню, когда мы возвращались с поминального пира, посвященного памяти умершего в том году Горация, и я, дабы почтить тень усопшего, стал восхвалять его изысканную поэзию — на тризне я молчал, там другие Горация славили, — Феникс вдруг резко остановился и гневно воскликнул:
«Изысканная — может быть. Но поверхностная! Потому что, прикрывшись «умеренной» и «благожелательной» любовью, он в глубину любви побоялся проникнуть! В эту пропасть решился заглянуть только Катулл. Он потому и умер так рано. И перед смертью написал:
Это лучшие в мире стихи!»
Я растерялся. Я уважал Катулла. Но его стихи никогда не казались мне верхом поэтического совершенства.
А Феникс схватил меня за руки — вот так, как я тебя теперь держу — и прямо-таки простонал мне в лицо:
«Да — ревность, в которой задыхаешься, как в дыму от пожара. Да — беспрерывное унижение, которое пьешь, как умирающий от жажды будет пить даже из зловонной клоаки… Но я никогда ее так не любил! Так сильно! Да — проклято и страшно! Страшно и проклято! И каким бы чудовищем, каким бы животным она мне ни явилась, она для меня всегда будет богиней! Я ей всегда буду поклоняться! Чудовищу — еще сильнее, чем чистой, сияющей, лучезарной!»…
На него было страшно смотреть, когда он мне шептал-кричал эти слова. Я видел, что ему очень больно.
Вардий отпустил мои руки, отодвинулся от меня и велел:
— Ну ладно, иди. В следующий раз доскажу…
Обернулся и быстро пошел в сторону виллы. Он, который часто так притворно актерствовал во время своих рассказов, теперь, похоже, устыдился тех искренних слез, которые навернулись ему на глаза. А они, я видел, навернулись, непрошеные.
Свасория девятнадцатая. Фаэтон. Любовь-ненависть
Следующего раза пришлось ждать долго. Прошла неделя, прошла другая, а Гней Эдий обо мне так и не вспомнил и за мной не прислал.
В начале третьей недели я решил о себе напомнить и стал подолгу прогуливаться по периметру Вардиевой виллы. Меня, конечно же, видел привратник, видели некоторые из слуг, выходившие из ворот по каким-то своим надобностям. Но никто не пригласил меня войти за ограду. А посему на третий день моих прогулок я осмелился сам о себе напомнить.
Привратник сначала объявил мне, что хозяина нет дома. Но когда я уже собирался уходить, окликнул меня по имени и велел подождать. «Хозяин занят. Но давай на всякий случай я ему доложу», — сказал он.
Он вернулся не скоро и сердито объявил мне, что хозяин принимает очень важных гостей. Я извинился и вновь собирался уйти. И снова привратник крикнул мне вслед: «Постой! Хозяин велел обождать!»