Декабрист

Между тем к Рождеству русские замирились с Персией, обеспечив спокойный восточный фланг. Теперь можно было начинать долгожданную войну с Турцией. В апреле 1828 года вышел императорский манифест — началась двухлетняя Русско-турецкая война, кульминационное событие проходящего десятилетия.

…Однако первый год был не совсем удачен. Распылив силы по нескольким осадным лагерям в северной Болгарии, стотысячная русская армия под личным руководством императора бестолку терла людей. После долгой осады и больших потерь, благодаря мощной поддержке флота удалось занять лишь Варну. В то же время с кавказского побережья турки были изгнаны быстро и навсегда.

Тем не менее осенью османы очистили Грецию.

На следующий год командующим еще усиленной армии стал Иван Павлович Дибич. Летом он захватил мощную дунайскую крепость Силистрия, обеспечив тылы. Затем стремительно преодолел Балканы, как намечал еще М. И. Кутузов в 1811 году. Разбив по пути несколько турецких отрядов, совершив изнуряющий марш, он с двадцатью тысячами людей и сотней орудий пришел к Адрианополю. Крепость сразу сдалась. До беззащитного Стамбула оставалось двести верст. Было начало августа.

В это время командующего настиг приказ царя: в Стамбул не входить. Англичане не желали там русских и дали это понять. От палящего зноя, плохой воды и эпидемии армия стремительно таяла. Через месяц у Дибича оставалось всего семь тысяч солдат.

…Еще до взятия Силистрии, летним днем 1829 года к императору Николаю Павловичу попросился на прием личный императорский живописец Джордж Доу. Император встретил его в кабинете, стоя лицом к окну и боком к посетителю.

— Чему обязан твоим посещением, Джордж? Сейчас я действую против турок соответственно договоренностям с лордом Веллингтоном. В Грецию с войском, как собирался мой, увы, покойный брат, я не рвусь.

— Ваше императорское величество! — Это заставило Николая все-таки повернуться к визитеру и вперить в него свой пронизывающий взор.

— Граф Дибич, как сообщают, готовится перейти Балканы…

Николай не стал спрашивать об источнике секретных сведений.

— И что? Мне надо вынудить султана выполнить наши требования, а для этого необходимо угрожать Константинополю.

— Основные султанские войска разбиты, Турция обессилена, одна угроза совершить ваше движение заставит султана дать автономию Греции! Ограничтесь крепостями в Добрудже.

— Но в прошлом году мы поступали именно так, обеспечивая Британии свободу рук в Средиземноморье. А теперь у меня есть несколько собственных пожеланий к его султанскому величеству, которые, уверен, он с легким сердцем согласится выполнить, только увидев с башен своего сераля блеск моих штыков.

— Но войска могут увлечься и оговоренные вами с правительством Его Величества зоны влияния войдут в нежелательное соприкосновение. Если вы перейдете Балканы, британское правительство будет считать договоренности нарушенными. Если возьмете Константинополь — это будет воспринято как объявление нам войны. Что было неприемлемо при Кутузове, неприемлемо и при Дибиче. Отложите эту операцию и остановитесь у подножия Старой Планины. Цель войны достигута — турки ушли из Греции. Лишившийся войск султан согласится на разумные условия.

— Я так не думаю. Я хочу его напугать, чтобы быть уверен, что он сдержит данное мне слово.

— Ваше величество, именем Британии я вынужден настаивать… — Доу совсем немного повысил тон. — Иначе…

— Доу, ты нас покидаешь, — сказал неожиданно император.

— Что?

— Да. Тебя ждет корабль и благодарная родина. И еще: только память о том, что ты в трудный момент оказал мне поддержку, удерживает меня от того, чтобы отправить тебя в противоположном направлении — в Сибирь.

— Это последние ваши слова ко мне, ваше величество?

— Да.

— Думаю, что у вашего величества впоследствии будут причины пожалеть о своем решении, ибо правительство Его Величества короля имеет широкие возможности. Разрешите откланяться! — Доу поклонился и вышел.

Буквально через час к императору был вызван доктор Виллие, он же — Уэйли.

— Доктор, — сказал ему Николай. — Доу нас покинет. Если хотя бы намек будет, что со мной может случиться подобное тому, что случилось с моим старшим братом, то немедленно возобновят следствие о смерти прежнего государя. Найдут следы отравления и, по старому русскому обычаю, тебя четвертуют. Итак, ты со мной, Яков?

— Да, я с вами до самой моей смерти, ваше величество! — ответил слегка побледневший врач. Действительно, он до конца жил в России и завещал все свои богатства на благотворительные цели.

…Будучи при штабе действующей армии, полковник Иван Липранди на протяжении обоих кампаний вел интенсивную разведку, обеспечивавшую войска самыми свежими сведениями. Он действовал решительно и с размахом. Помимо широкой сети агентов, созданной им за предвоенные годы, у него был также собственный отряд, собранный из сербов, арнаутов и болгар, с которым он совершал отважные вылазки по турецким тылам.

После того как австрийцы стали оказывать помощь туркам и канцлер Меттерних предложил державам потребовать от России прекращения войны, Николай Павлович распорядился наконец уделить пристальное внимание балканским славянам, чьи земли граничили с Австрийской империей… И вот Липранди во главе своих бравых гайдуков-партизан совершал очередной вояж по расстроенным турецким тылам в глубь Болгарии. Внезапно навстречу разведчикам выехал из-за леска другой гайдуцкий отряд. Люди полковника насторожились, приготовили оружие — не башибузуки ли? Но через минуту выяснилось, что это сербы, приехавшие сражаться против турецких поработителей вопреку нейтралитету своего полунезависимого княжества. По внешнему виду встреченных бойцов было видно, что они только вышли из боя с турками. Липранди и его подчиненные дружелюбно приветствовали боевых товарищей. Людей во встречном отряде было около сотни, большей частью сербы, однако были и представители других балканских народов, и не только. Предводительствовал ими высокого роста молчаливый человек со светлыми волосами явно несербской внешности. Кто он был? С собою партизаны на лошадях везли нескольких убитых. Один из них также имел совершенно не балканскую внешность. Полковнику его лицо показалось чем-то знакомым.

— Кто это? Наш, русский? — спросил Липранди одного из сербов чужого отряда.

— Нет. Это наш, Владимир Лихарев, герой! — ответил серб. И полковник вдруг вспомнил, что лет пять тому назад он видел этого убитого молодым офицером в адъютантах у графа Витта. А потом он пропал и был в подозрении на связях с антиниколаевской оппозицией… Тогда Липранди повернулся в седле и пристальнее вгляделся в предводителя сербов. Теперь он узнал и этого человека, с которым встретился весной 1821 года у Пестеля, а затем вместе с ним переправлялся на тот берег Прута, направляясь в лагерь восставших гетеристов… Имя этого человека было Петр, и в ту пору он являлся отставным кавалерийским майором. С тех пор он о нем ничего не слышал. И лишь много позднее до Липранди дошли какие-то слухи о том, что во время недавней борьбы за российский престол этот человек чем-то крупно насолил его императорскому величеству государю Николаю… Предводитель сербского отряда тоже узнал Липранди и с полным спокойствием слегка приподнял свою сербскую шапку с православным крестом, прикрепленным впереди. Ну и полковник в ответ поднял свою фуражку. Следовало-ли пытаться что-либо предпринять для задержания или выслеживания этого человека? Полковник не был в этом уверен. Липранди присутствовал здесь, чтобы воевать с врагами России, а не искать возмутителей спокойствия. Он был уверен, что ничего и никому не скажет об этой встрече и узнанном им человеке. Тот человек, вероятно, умер. А этот явно был совершенно другой. Через минуту отряды, увлекаемые своими предводителями, разъехались в разные стороны, на прощание махая друг другу шапками и оружием…

Имя же погибшего в бою с турками Лихарева позднее сделалось популярным среди болгар и сербов…