Страница 78 из 117
Пост, молитва, христианское смирение, нищелюбие, милостыня, готовность заступиться за обиженных — все эти христианские добродетели были в полной мере присущи святому Димитрию в течение всей его жизни. Однажды, когда святитель служил литургию в ростовском соборе, в церковь донеслись крики некоего несчастного, которого пытали на площади. Димитрий послал к воеводе, стоявшему в храме, с просьбой прекратить истязание. Тот отказал — и тогда святитель ушел из церкви, прервав богослужение.
О себе же святитель отзывался всегда с великим смирением и нарочитым пренебрежением. Вот, например, его слова из письма к другу, иноку Феологу, справщику Печатного двора в Москве: «Несмь таков, якова же любовь твоя непшует (разумеет. — Авт.) мя быти. Несмь благонравен, но злонравен, обычаев худых исполнен и в разуме далече отстою от разумных; буй (дерзок, неразумен. — Авт.) есмь и невежа; а светение мое есть едина тьма и прах. Молю же братскую твою любовь помолитися о мне Господу, свету моему, да просветит мою тьму, и изыдет честное от недостойнаго».
В октябре 1709 года болезнь святого обострилась. Он тяжело страдал, особенно от кашля. 26 октября, в день своего тезоименитства, святитель сам отслужил литургию в соборе, но проповедь говорить уже не мог; ее прочитал один из певчих. За обеденным столом Димитрий сидел с гостями, хотя чувствовал себя совсем плохо.
Сохранилось письмо святителя Димитрия, датированное 27 октября 1709 года. Старец не столько жалуется на болезнь, сколько рассказывает о своих недугах и даже отчасти пытается шутить. «Аз же изнемогаю. Прежде бывало мое здравие пополам: полуздрав и полунедужен. А ныне недугование превозмогает, и едва доля здравия остается, обаче будто мужаюся и движуся о Господе моем, в Его же руку живот мой. Дела ныне никакого не делаю: до чего не примусь, все из рук падает; дни мне стали темны, очи мало видят, в нощи свет свещный мало способствует, паче же вредит, егда долго в письмо смотрюся, а недугование заставляет лежать и стонать».
В этот день, 27 октября, святитель посетил инокиню Варсонофию Козицкую — кормилицу царевича Алексея, которую он сам постригал в монахини; обратный путь оказался так труден для него, что святой едва мог дойти до своей кельи. Вечером, чтобы облегчить кашель, он стал ходить по келье, и его вынуждены были поддерживать за руки два служителя. Он позвал к себе певчих, и те начали петь духовные песни, в том числе и сочиненные им самим:
Затем Димитрий отпустил певчих, оставив лишь одного из них, Савву Яковлева, более других любимого им за усердие в переписывании его сочинений. Святитель начал рассказывать ему о своей жизни — о юности, о том, что с ним происходило в зрелые годы, а затем, отпустив, благословил и при прощании поклонился едва ли не до земли. «Мне ли, владыко святый, последнейшему рабу твоему, ты так кланяешься?» — со страхом и благоговением спросил певчий. Димитрий же вновь повторил с кротостью: «Благодарю тебя, чадо». Певчий заплакал и удалился. После этого святитель приказал служителям разойтись, а сам наедине стал возносить молитвы к Богу. На утро следующего дня, 28 октября, служители, войдя в келью, нашли его мертвым. Он скончался во время молитвы, на коленях.
В тот же день тело было перенесено в домовую церковь и положено в гроб. По завещанию святителя, гроб выстлали его черновыми бумагами. Святой не оставил после себя никакого имущества, только рукописи и книги. 30 октября тело с подобающими почестями перенесли в соборную церковь города Ростова. Множество людей приходило проститься с угодником Божиим. Вскоре прибыл митрополит Рязанский Стефан Яворский, местоблюститель патриаршего престола, давний друг митрополита Димитрия, тоже украинец. Как и было уговорено между ними, Стефан предал земле тело святителя Димитрия в Спас-Иаковлевском Ростовском монастыре. Это случилось 25 ноября. Произнося надгробное слово, Стефан несколько раз воскликнул: «Свят, Димитрий, свят!» В стихах, написанных им на кончину Димитрия Ростовского, в частности, говорилось:
Мощи святителя Димитрия почивали под спудом и были обретены в 1752 году, когда начали разбирать ветхий пол храма. Тогда же у гроба стали совершаться многочисленные исцеления. 22 апреля 1757 года святитель Димитрий был причтен к лику святых. По поручению Священного Синода Арсений, митрополит Ростовский, написал его жизнеописание; служба святому Димитрию составлена Амвросием, епископом Переяславским, впоследствии архиепископом Московским.
Церковь празднует память святителя Димитрия, митрополита Ростовского, чудотворца, 21 сентября (4 октября), а также 28 октября (10 ноября).
СОСТАВЛЕНО В ОСНОВНОМ ПО:
Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих Миней св. Димитрия Ростовского с дополнениями из Пролога. М., 1902–1911. сентябрь;
Кротов М. Г. Жизнеописание святого Димитрия Ростовского // Жизнеописания достопамятных людей земли Русской. X–XX вв. М., 1992;
Соловьев С. М. Сочинения. Кн. 8. История России с древнейших времен. Т. 15–16. М., 1993;
Шляпкин И. Димитрий св. митрополит Ростовский // Русский биографический словарь. [Т. 6]. Дабелов — Дядьковский. М., 1996.
ТИХОН ЗАДОНСКИЙ
Святитель Тихон Воронежский (или Тихон Задонский, как его чаще называют) — один из самых почитаемых русских святых XVIII века. Оставив епископскую кафедру, он полностью устранился от какой бы то ни было церковно-административной деятельности, но зато прославился как выдающийся церковный писатель своего времени, великий подвижник, прозорливец, а после смерти — и чудотворец.
Родился же святой в 1724 году в селе Короцке Валдайского уезда Новгородской губернии в семье бедного псаломщика Савелия Кирилловича и был назван в крещении именем Тимофей. Отец вскоре умер, мать осталась одна с детьми, и семья жила в крайней бедности. «Как я начал себя помнить, — рассказывал впоследствии святитель Тихон своему келейнику, — в доме при матери нашей (отца я не помню) было нас четыре брата и две сестры; старший брат был дьячком, средний — взят в военную службу, а мы все еще малы были и жили в великой бедности, так что нуждались в дневной пище; мать наша сильно скорбела, как пропитать нас. В нашем приходе был ямщик богатый, но бездетный; он хаживал к нам в дом и полюбил меня. Не раз просил он: „Отдай мне Тиму своего, я воспитаю его вместо сына, и все мое будет принадлежать ему“. Матушка отказывала ему — жаль ей было отдать меня, но крайний недостаток в пропитании заставил ее согласиться. Взяв за руку, она повела меня к ямщику; я это хорошо помню. Старшего брата на то время не было дома. Когда возвратился он, то спросил сестру: „Где матушка?“ „Повела Тиму к ямщику“, — отвечала та. Брат, догнав матушку и встав пред нею на колени, сказал: „Куда вы ведете брата? Ведь ямщику отдадите, ямщиком он и будет. Не хочу я, чтоб он был ямщиком; лучше с сумою пойду по миру, а брата не отдам ямщику; постараемся обучить его грамоте — тогда он может определиться в дьячки или пономари“. Матушка воротилась домой. Так как в доме есть было нечего, то, бывало, весь день бороню пашню у богатого мужика, чтобы только накормил меня хлебом».