Страница 35 из 39
— Ах, черт, не знаю даже! Работа пустяковая, но у меня был такой трудный год со всеми этими заварушками…
— Сколько же все-таки?
— А сколько тебя не разорит! Кто там знает, в какой ты сейчас ситуации, во всяком случае, прикидываю я, дядя Сэм не зачислил тебя на довольствие.
— У меня сейчас полный порядок!
— Ну что ж, тем лучше! Пятьсот будет как раз.
— Вызови такси, ладно?
— Придется долго ждать, да и неизвестно еще, появится ли вообще здесь такси или нет. Тут рядом мой внук с машиной, он и отвезет тебя куда надо. Он похож на меня, лишних вопросов не задает. Ты ведь торопишься, Дэвид, я чувствую. Идем, провожу тебя.
— Спасибо. Деньги я оставлю на столе.
— Хорошо.
Стоя спиной к Кактусу, Дэвид вынул деньги из кармана, отсчитал шесть банкнот по пятьсот долларов каждая и положил их на стол — туда, где потемнее: паспорта по тысяче долларов за штуку — это же просто подарок, но старый друг мог и обидеться, заметив, что Дэвид оставил намного больше названной им суммы.
За несколько кварталов от отеля, у забитого транспортом перекрестка Дэвид решил выйти из машины, дабы не компрометировать внука Кактуса. Юноша был студентом-старшекурсником, и, хотя не вызывало сомнений, что деда он обожает, очевидно было и другое: ему не хотелось бы иметь никакого отношения к занятиям старика.
— Пожалуй, здесь мы расстанемся, — сказал Дэвид, когда машина застряла в пробке. — Пройдусь немного пешком.
— Спасибо, — ответил молодой негр. Его голос звучал приятно и спокойно, в умных глазах читалось облегчение. — Я ценю это.
Уэбб посмотрел на него:
— Почему вы мне помогли? Предполагаю, что будущий юрист должен все время держать ухо востро с таким человеком, как Кактус.
— Вы не ошиблись. Но это замечательный старик, он очень много сделал для меня. Кроме того, сказал мне кое-что. Намекнул, что встреча с вами — большая удача для меня и что через много лет он, возможно, расскажет, кого я подвез в машине.
— Надеюсь, я смогу навестить вас снова значительно раньше и сам рассказать о себе. Удачей нашу встречу считать не стоит, но поведать вам одну историю, достойную того, чтобы ее описали в юридической литературе, я все же сумею. Всего доброго!
Вернувшись в номер, Дэвид пробежал глазами последний исписанный им листок, хотя мог бы и не делать этого: текст он знал наизусть. Это был список неотложных текущих дел. Согласно ему Уэбб должен был, в частности, отобрать немного одежды, упаковать ее в только что купленную сумку и избавиться от остальных вещей, включая пару пистолетов, которые он в ярости прихватил с собою из штата Мэн. Одно дело — разобрать оружие, завернуть в фольгу его детали и положить в чемодан, совсем другое — пронести его через пост электронной проверки. Пистолеты конечно же обнаружат. А сам он будет опознан.
Из этого вытекает, что ему надо будет сейчас незаметно выбросить в водосточный люк на улице и оружие в разобранном виде, и обоймы с патронами. А когда он окажется в Гонконге, то сможет купить все, что угодно: там этого добра навалом.
Кроме того, как ни тяжело ему это и мучительно, он обязан был заставить себя сесть и заново обдумать все, что было сказано Эдвардом Мак-Эллистером тем ранним вечером в штате Мэн. Все, что говорилось. Особое внимание следовало обратить на слова Мари, Что-то в той напряженной атмосфере недоверия и противостояния ускользнуло от Дэвида. Он чувствовал это, но что упустил, не знал.
Уэбб посмотрел на ручные часы. Было три часа тридцать семь минут. Время бежало быстро, усиливая с каждым часом то нервозное состояние, в котором он пребывал.
Он должен выдержать все, что ни выпадет на его долю!.. О Боже, где ты, Мари?
Конклин поставил стакан с имбирным пивом на грязную, всю в царапинах стойку бара в подозрительном заведении на Девятой улице. Он был его постоянным клиентом по одной простой причине: никто из его окружения — ни товарищи по работе, ни соседи по дому, о коих можно было бы, впрочем, и не упоминать, — никогда бы не решился войти сюда через эту грязную стеклянную дверь, и данное обстоятельство вызывало у него ощущение свободы. Здешние завсегдатаи принимали за своего этого калеку, который еще у входа снимал галстук и, хромая, шел к высокому стулу у разливного автомата в дальнем конце стойки, где всегда его ждал стакан, наполненный виски. Бармен, он же — владелец бара, не возражал против того, что Алексу звонили по телефону, установленному в древней, сохранившейся со старых времен будке, притулившейся к стене. Это и был его сверхсекретный телефон.
Вот и теперь аппарат зазвонил.
Конклин, хромая, проковылял к будке, вошел туда и, закрыв за собою дверь, снял трубку.
— Это «Тредстоун»? — поинтересовался мужской голос со странным акцентом.
— Нет, но я там бывал. А вы?
— Чего не было, того не было. Но я ознакомился с досье — на всех, кто был связан с той операцией.
Голос, подумал Алекс. Как же Уэбб описывал его? Манеру говорить? Кажется, он отмечал свойственный англичанам акцент. Утонченную речь, модуляции, типичные для жителей атлантического побережья. Несомненно, это тот человек. В общем, гномы сработали, движение началось. Кто-то, видать, перетрусил.
— Тогда, уверен я, вы крепко запомнили все, что я написал, — произнес вслух Конклин. — Ведь я был один из участников этой операции и, ничего не скрывая, рассказал обо всем, что касалось ее. Мною подробнейшим образом были изложены факты, перечислены имена, проанализированы допущенные нами промахи… Среди моих записей — и та история, которую я услышал от Уэбба прошлой ночью.
— По-видимому, при определенных условиях, если случится вдруг нечто экстраординарное, — например, возникнут какие-то осложнения, — ваш пухлый отчет будет направлен в один из подкомитетов сената или же попадет прямо в пасть псов из конгресса. Скажите, я прав?
— Да. Рад, что мы понимаем друг друга.
— Это вам ничего не дает, — заметил снисходительно незнакомец.
— Если даже и возникнут какие-то осложнения, как вы изволили выразиться, мне все равно ничто не грозит, не так ли?
— Вы на пороге отставки: слишком много пьете.
— Не всегда. Хотя человеку моих лет и моей профессии нетрудно найти повод выпить. Надеюсь, вы не станете возражать?
— Оставим это. Перейдем к делу.
— Это станет возможным только после того, как вы выскажетесь яснее. «Тредстоун» замешана в самых разных делах. Нужно уточнить, что именно интересует вас.
— «Медуза».
— Это — более определенно. Но все же недостаточно конкретно.
— Прекрасно! Так вот, мне хотелось бы узнать поподробнее о том, как был создан образ Джейсона Борна. А заодно и о Монахе.
— Теплее!
— Интересуют меня и пропавшие деньги — не вошедшие ни в один из отчетов и потерянные навсегда для казны. Речь идет, согласно оценке, приблизительно о пяти миллионах долларов. Их изъяли из банков Цюриха, Парижа и нескольких городов на Дальнем Востоке.
— В связи с этим ходило немало слухов. Конкретных же фактов у меня нет.
— Я представлю их вам. Вот кое-что из этой области: ликвидация Джейсона Борна. Дата — двадцать третье мая, место действия — Тамкуан… И в тот же день в Нью-Йорке, год спустя, предпринимается попытка убить еще одного человека. В данном случае события разворачивались на Семьдесят первой улице в здании «Тредстоун».
Конклин прикрыл глаза и глубоко вздохнул, чувствуя, что в горле у него пересохло. Но он тут же взял себя в руки.
— Вижу, вы действительно в курсе, — произнес он ровным тоном. — Но кто вы?
— Я не могу вам назвать свое имя.
— Ну а что еще вы можете мне сказать?
— То, что я могу сказать вам, выражается тремя словами: прочь с дороги!
— Уж не думаете ли вы, что я так и поступлю?
— А вам ничего другого и не остается. — Голос незнакомца звучал четко. — Борн нужен там, куда он и направляется.
— Борн? — Алекс уставился на трубку.
— Да, Джейсон Борн. Его нельзя было завербовать нормальным путем. И мы оба знаем это.