Страница 75 из 87
— Я просто не знаю, против чего возражать, господин Шпеер. Надеюсь, этот вопрос прояснится завтра. Простите, но время к десяти, я хотел бы вернуться домой к ужину.
— Вас подвезти?
— Нет, благодарю. Иначе зачем мне выделен служебный автомобиль с шофером?
Ни единого лишнего вопроса. Никаких вздохов и заламываний рук. Умница.
Подозреваю, до состояния полного отторжения системы довели не только меня и Аппеля, но и несчитанное множество других «технократов» — взять хотя бы Мильха. Фельдмаршал втихомолку возмущается, сетует на невозможность работать, клянет на чем свет стоит поражающих своей бессмысленностью чинуш, способных порождать на свет лишь такую же бессмысленность, но предпочитает смириться. Долг, присяга, да и Эрхард слишком боязлив.
Опорой будущего станут такие вот Аппели — рассерженные профессионалы. Если, конечно, у нас получится.
Охлаждение отношений с Гитлером началось в конце сентября, когда я на свой страх и риск все-таки последовал совету Гейнца Гудериана и «притормозил» участие новых «Тигров» в боях под Ленинградом.
Документальное прикрытие было выполнено идеально: на основании поступивших докладов о поломках (которых и впрямь был переизбыток!) технические специалисты бронетанкового управления быстренько составили разгромный отчет, пестревший заумным формулировками, разобраться в которых мог только специалист — обычно «эпициклические шестерни суммирующих планетарных рядов», «неуправляемая пробуксовка фрикционов» или «дифференциальный двухпоточный механизм поворота» вызывают у среднестатистического чиновника ступор и желание как можно быстрее убрать пестрящую непонятными словесами бумагу с глаз долой.
Оснований для отзыва машин предостаточно: на завод «Хеншеля» в Касселе военные присылали рекламации вместе с дефектными узлами, двигатели перегревались, трансмиссия ломалась с удручающей частотой, и в итоге за шестью танками, отправленными под Ленинград, постоянно должен был плестись целый караван с запасными комплектующими и восемнадцатитонными тягачами на случай буксировки.
Отчет, переданный сперва в рейхсканцелярию, а оттуда непосредственно в ставку, бросал тень на инженеров фирмы, но я нарочно добавил абзац о необходимости избавиться от «детских болезней», которыми страдает любая новая машина.
И конечно, документ отправили задним числом, когда «Тигры» были эвакуированы в Новгород, где их ждала многочисленная делегация «Хеншеля», отправленная туда самолетом — разбираться с систематическими неполадками.
Собственно, ничего криминального в моих действиях не наблюдалось: пускать в бой неисправную технику категорически запрещено, читайте устав и соответствующие инструкции. Ответственные за поставку армии недоработанных машин, разумеется, будут найдены и строго наказаны. Дата, подпись.
Как я и ожидал, растянутый на двадцать с лишком страниц неудобочитаемый отчет добрался до «Вервольфа» только в десятых числах октября. Моментально последовал наисрочнейший вызов в Винницу — мне пришлось бросить все текущие дела, примчаться в Темпельхоф, оседлать «Кондора» и отправиться получать заслуженный разнос.
Тыл прикрыт надежно: свидетельства военных, заключения экспертов, выводы заводских специалистов, секретные телеграммы из Новгорода со списком выявленных дефектов. Я искренне предполагал, что фюрер внимет голосу разума и согласится с моей инициативой. Но не тут-то было.
Ничего похожего я не упомню со времен начальной школы. Учился я в привилегированном частном заведении «старого образца», где телесные наказания (в отличие от государственных школ) отменены не были, за провинность могли отхлестать линейкой по пальцам и поставить на два часа перед классом, чтобы проказник, осмелившийся съесть на уроке леденец, осознал всю глубину своего падения.
— …Я требую и буду требовать, чтобы мои приказы исполнялись в точности! — Гитлер не кричал, просто говорил очень громко, размеренно, четко артикулируя каждый звук. Его немигающий гипнотизирующий взгляд откровенно пугал. — Шпеер, столь возмутительное самоуправство не сойдет вам с рук! Поставлена под угрозу вся оборонительная операция в районе Ладоги!
Это было, мягко говоря, преувеличением. Русская Вторая ударная армия окружена, значительная часть атакующей группировки Волховского фронта уничтожена, Манштейн и фон Кюхлер восстановили положение. Фюрер избыточно драматизировал ситуацию, причем делал это совершенно сознательно: отсутствие шести танков никак не могло повлиять на бои в районе Мги — Синявино. Надо было отхлестать ослушника линейкой по пальцам.
Я попытался показать оправдательные документы. Бесполезно.
— Шпеер, впредь я запрещаю, — слышите, запрещаю! — вам вмешиваться в ситуацию на фронте! Вы не военный! Занимайтесь тем, чем вам предписано по должности! И если танки были недоработаны — это ваша вина!
И так далее, на протяжении получаса. В присутствии Кейтеля, генерал-полковника Йодля, Бормана и многих офицеров ставки. Я стоял вытянувшись, уши багровели. Ответить на несправедливые обвинения было решительно невозможно, Гитлер не давал мне и слова вымолвить. Полное подобие капризного ребенка.
Тут я впервые осознал, что вижу перед собой чужого человека. Я как-то упоминал, что маски постепенно замещают в фюрере настоящую жизнь. Явью считается вымышленный мир очередного сценического образа — представьте, как отыгравший пьесу актер и после занавеса остается Гамлетом, Ричардом III или Шейлоком, будучи не в силах покинуть роль и вернуться в реальный мир.
Я наблюдал нечто схожее. Адольф Гитлер, которого я знал почти десять лет, исчез. Осталась маска, и разглядеть под ней истинный облик не удавалось, как я этого ни желал.
Последовал короткий приказ: без промедлений завершить ремонт техники и вернуть таковую в боевые части. Об исполнении доложить лично. Идите!
Вот такой замечательный визит в ставку. Всего я там пробыл не больше часа, о семи часах в воздухе по дороге туда и обратно можно не упоминать. Ровно так же можно не упоминать и о том, что я не сумел задать тяготившие вопросы о «восточной политике». Стало ясно — ответа не будет.
…Общая обстановка на Востоке не улучшалась. Операция «Северное сияние» по взятию Ленинграда провалилась, соединиться с финнами не удалось. Мы завязли в позиционных боях под Сталинградом. Русские по-прежнему удерживали Кавказ.
В Африке Роммель с трудом держал оборону под Эль-Аламейном против многократно превосходящего силами неприятеля.
Летние успехи терялись на фоне возникшей тревожной паузы перед большими событиями.
И, как справедливо заметила «Таймс», подступала зима. Зима, обогнать которую мы не сумели.
Ехать от Шлахтензее до Тиргантена всего ничего. С Лейпцигского автобана направо по Бисмаркштрассе, до площади Звезды, затем через парк и на северный берег Шпрее. Движение на улицах минимальное, следом за моим «Хорьхом» обязательное сопровождение от СД. Сколько угодно, господа, ничуть не возражаю.
Я прибыл за десять минут до условленного времени, пришлось подождать. Юлиус Аппель спустился к выходу из парадной в точности к половине десятого. Педант. Серое пальто распахнуто, скромный костюм в елочку, темно-синий галстук.
— Садитесь, — я открыл правую переднюю дверь автомобиля и махнул рукой. — Мы никуда не опаздываем, почему бы не прокатиться по городу? Утро прелестное.
— Для служб противовоздушной обороны — в самый раз, — легко согласился Аппель. — Воздух прозрачный, ни облачка, легкий морозец…
— Вы ужасны в своем прагматизме, — фыркнул я. — Однако не возразишь, любой бомбардировщик будет видно за два десятка километров невооруженным глазом.
Я неторопливо проехал мимо парка Монбижу, через мост до собора Берлинер-Дом и дальше на юго-запад по Унтер-ден-Линден к Бранденбургским воротам. Эти внутригородские трассы, входившие в план реконструкции столицы, я сам когда-то проектировал. До войны.
— Будем считать, что мы сегодня отправились на загородную прогулку, — сказал я. — Нас пригласили в Ванзее, это между Целендорфом и Потсдамом, на озере. Вилла Марлир, слышали?