Бриллиантовые яйца

– Значит, тебе нравятся одинокие мамаши.

Ага! Вот она, женская ревность! Вадик усмехнулся про себя. Брюнетка продолжала:

– Это довольно странно для мужчины, который не хочет иметь семью, а напротив, желает ещё погулять. Вот только не надо мне сейчас твердить о любви и высоких чувствах! На тебя это не похоже.

Вадик промолчал. Прикольная эта девица. Соблазнительная, конечно, но «не хреном единым жив человек», как говорит Фокс Малдер.

– Ты не хочешь со мной разговаривать? – спросила брюнетка.

– Эх! – Вадик щёлкнул окурком в стенку, – я не принимаю претензий на пустом месте от человека, имени которого не знаю и вижу первый раз в жизни. Почему я обязан с тобой разговаривать?

– Олеся, – протянула руку брюнетка и снова как ни в чём не бывало улыбнулась.

«Бегемот толстокожий!» – подумал Вадик, пожал руку, но целовать, разумеется, не стал.

– Вадим, пойдём выпьем. Я почему-то ещё трезвая! – Олеся стрельнула блюдцами-глазками и щёлкнула окурком, подражая ему.

Она вновь взяла его за руку и потянула на кухню, где Ленка хлопотала у плиты. Не дав Вадику шансов, Олеся притянула Ленку к себе и что-то зашептала на ухо. Но он знал, что всё будет по евойному, а не по еёйному. Поэтому заявил:

– Я взяткодатий, но я не взятковзятий!

Олеся подхватила бутылку со стола и начала открывать зубами. Такого Вадик вытерпеть не мог:

– Зачем зубы ломать? А я на что?

Ленка, наблюдая за спектаклем, рассмеялась, а Вадик, взяв со стола только что вымытые три бокала, разлил пойло и разбавил его пепси. Но не успел он сказать тост, как на кухню ввалилось несколько гостей, и какая-то размалёванная девчонка уволокла Олесю по «важному делу». Вадик приобнял Ленку и спросил:

– Что она от тебя хотела?

– Чтобы я попросила тебя её проводить.

– Ты думаешь, стоит?

Ленка лишь пожала плечами. Что ж, с лидерством разобрались, и Вадик с удовольствием проводил бы Олесю, но ему необходимо заночевать у Ленки. И он закинул удочки:

– А куда ты сбагрила предков?

– В Малый театр. Они скоро нагрянут, я же объявила, что вечеринка до двенадцати.

– Это плохо. Я хотел остаться у тебя до утра, – вздохнул Вадик.

– Но мы же едва знакомы! – совсем не правильно поняла его Ленка, хлопая чудесными глазами.

– И ещё я не хочу провожать твою цацу. Попроси кого-нибудь другого. Если что, всё вали на меня.

До двенадцати оставалось сорок пять минут. Вадик выбрал самую пьяную девчонку из всех, узнал её имя и, «забыв» о Ленке и Олесе, начал откровенно к ней клеиться, не забывая подливать водки. Он даже не заметил, когда начали расходиться гости, когда ушла Олеся и когда они с новой подружкой остались последней танцующей парой. Ленка включила полный свет и увидела, как Вадик поддерживает свою окосевшую пассию, которая пьяно сопит ему в грудь и что-то бормочет.

– Я её в метро не потащу! – заявил Вадик, – а на такси тем более. Она, оказывается, живёт в Можайске! Но бросить Машеньку я не могу, потому что… пообещал жениться. Так и скажи своим предкам.

Ленка покачала головой и махнула на них рукой:

– Машу положишь на мою кровать, сам поспишь на полу. Я закрою дверь и возьму Дашку к себе. И не смейте показаться на глаза родителям!

И тут в комнату вбежала радостная дочка, держа в руках маленький самолётик.

Глава 3. Что дороже денег?

Если уж что-то нельзя купить, то попытаться продать всегда можно.

Телефон надрывался, как пожарная сирена. С трудом разлепив глаза, Витька приподнялся на локте и потянулся к трубке. Голова ничего не соображала и гудела так, будто под черепом проходил концерт хард-рок группы. В комнату заглянула бабка Поля:

– Витюша, телефон звонит…

Он махнул на неё рукой, чтобы сбрызнула, а сам прогундел в трубку севшим голосом:

– Алё-ё…

– Привет, лошок! – раздался чей-то бодрый голос, – не узнал?

– Не-ет, – Витька пытался в памяти восстановить последние события, но прошлое и настоящее смешивались. Ему казалось, что вчера он участвовал в гонке и влетел в отбойник.

– Тогда точно разбогатею! – довольно констатировал голос, – Я звоню, чтобы напомнить. Ты вчера проигрался в карты, и я дал тебе сроку неделю, чтобы собрать сорок три косаря зелёных. Это твой полный долг, учитывая три косаря для Серёги. Время пошло. Через неделю включается счётчик, один процент за сутки. Бегать от меня не советую, догоню и отшлёпаю. Сечёшь?

– Секу, – ответил Витька, с ужасом припоминая вчерашние события.

В трубке раздались короткие гудки. Часы показывали восемь вечера – выходит, он проспал весь день! Как он очутился дома? Когда успел проиграть в карты такую огромную сумму? И главное – КАК он умудрился это сделать?

Витька стукнул себя ладонью по лбу и закрыл руками лицо. Значит, он опять нажрался и наделал глупостей. Так он и знал, что когда-нибудь всё этим закончится! И вот нашёлся умный человек, воспользовавшийся Витькиной слабостью! Сколько раз он твердил себе, будучи трезвым, – не пей, козёл, не пей! У тебя башка не работает, когда ты пьян! А вчера… Наверно, он старался не пить… Витька вспомнил, с чего всё началось – велосипедист украл конверт с баксами. Затем вечеринка, а затем… Провал. Вечеринка… И в памяти всплыл образ той, которая… которая… Витька не мог понять, что она вообще такого сделала, чтобы засесть в его сознании и вытеснить оттуда почти всё остальное. Теперь он никогда её не увидит… Она уже знает, что он – лох, и должен её дружку дикую сумму. Господи, он потерял её…

И Витька заплакал. Щемящее чувство собственной вины, сдобренное едкой жалостью к себе же и замешанное на осознании беспомощности и отчаяния, заставляло литься слёзы бурными потоками.

Взять себя в руки удалось только после того, как он принял холодный душ и напился изподкрановки. Похмеляться не стоит – и Витька поставил на газ джезву с кофе. Пусть он лох, но он не размазня. Он столько всего пережил за четверть века, что иному и на жизнь не хватит! Тем паче, что ему некого винить в собственной глупости. А раз так, то жалеть себя – последнее и гнуснейшее дело. Тем паче, что есть Она. Олеська… И он должен показать, что достоин её. Чтобы она сказала: «Молодец, Витька! Ты уделал этого тупого громилу Штефа, и поэтому я…»

Витька захотел тотчас же пообещать ей это: он из кожи вон вылезет, но придумает выход из ситуации. Ведь совсем не обязательно отдавать деньги, ведь можно…

Телефон Олеси был коряво нацарапан в его драном блокноте. В какой-то момент, видимо, он узнал его вчера то ли у Костика, то ли у самой Олеси. Витька, не обращая внимания на захлёбывающуюся джезву и на выползшую из норы бабку, принялся накручивать телефонный диск…

В трубке что-то щёлкнуло, и неожиданно Витька услышал одновременно мужские голоса и фоном – короткие гудки. Надо бы перезвонить, хотя и так ясно, что у Олеси занято. Такое уже бывало – однажды, ещё живя в Литве, он болтал с приятелем, и в разговор вклинилась наглая девица, причём без всяких помех. Тогда они долго прикалывались друг над другом, разговаривая втроём. Вообще, Витька удивлялся тому, что, например, слышимость из Англии была гораздо лучше, чем из соседнего московского района…

Сейчас эти мужики не собирались вешать свои трубки, а значит, они не слышали «левых» гудков. Из любопытства Витька прислушался к их беседе:

– … этого не может быть, потому что я сам видел, как всё загрузили, – говорил, явно оправдываясь, бас, – и в аэропорте не могли ничего перепутать. Не первый же раз работаем!

– Дело дерьмо, Бегемот, – отвечал резкий, даже наглый, голос, – ты принял от меня товар, а сам перепутал и отправил Сайленсу пустую тару…

Витька вздрогнул. Уж больно знакомой показалась иностранная фамилия, произнесённая неизвестным. Случайность или нет? Пока Витька напрягался, пытаясь вспомнить, несколько фраз он прослушал.

– … отвечаю за свои слова! Я лично отдал водителю накладную, где было написано «Шереметьево». Перед вылетом был контрольный звонок – товар загружен в самолёт. Моей вины нет – ошибка могла произойти уже в Антверпене. Пусть Сайленс хорошенько проверит…