Страница 57 из 71
Швенд был глубоко тронут. Он ответил:
— Это очень любезно с его стороны, но, увы, я вынужден отклонить это предложение. Пожалуйста, поблагодарите от меня Лаваля за его заботу обо мне. Я ценю его любезность.
В Берлине Олендорф позвонил Мюллеру и радостно сообщил:
— Сегодня Шелленберг встретится с Кальтенбруннером, чтобы обсудить вопрос о Швенде. Я уверен, ему конец.
Шелленберг с места ринулся в атаку:
— Сейчас самое время, чтобы избавиться от этого Швенда. От него одни проблемы.
— Что, по-вашему, он натворил на этот раз? — осведомился Кальтенбруннер.
— Несколько раз на нейтральной территории он вступал в контакт с противником.
— У вас есть доказательства?
Шелленберг протянул Кальтенбруннеру рапорта агентов гестапо, подлинные и сфабрикованные.
— Похоже, наш финансовый гений на этот раз перешел все границы, — пробормотал Кальтенбруннер, — доставьте его сюда.
Прежде чем появиться в кабинете Кальтенбруннера, Швенд зашел во II (административное) управление РСХА и стал настаивать на том, что хочет встретиться с оберфюрером Шпацилем. После некоторого ожидания ему разрешили пройти в кабинет оберфюрера, где, поставив на стол тяжелый чемодан, Швенд заявил:
— Простите меня за вторжение, оберфюрер. Я выполнял особое задание бригадефюрера Шелленберга и был бы признателен, если бы вы согласились взять на себя роль свидетеля. — Он открыл чемодан, и Шпациль, не сдержавшись, восхищенно присвистнул. — Прекрасные золотые монеты, — прокомментировал Швенд, — по моему мнению, лучшие из того, что были отчеканены. — И он погрузил руки в чемодан, наполненный французскими золотыми монетами достоинством двадцать франков. — Некоторые называют их наполеондорами, хотя сами французы зовут их луидорами.
Потом он любовно перебрал прекрасную коллекцию драгоценностей, куда входили несколько очень редких произведений Фаберже, ювелира при дворе последнего русского царя. Убедившись в том, что Шпациль внимательно уставился на его сокровище, Швенд попросил:
— Могу я просить вас лично позаботиться обо всем этом? Отправьте, пожалуйста, чемодан обергруппенфюреру Шелленбергу.
С распиской и квитанцией в кармане Швенд отправился в кабинет Кальтенбруннера. Шелленберг все еще был там. Оба буквально излучали угрозу, и Швенд почувствовал, что наступает критический момент.
Невозмутимый, как всегда, излучающий любезность и обаяние, Швенд приветствовал своих руководителей и уселся перед ними, будто на приеме. Он предложил собеседникам сигареты и зажигалку и, когда оба отказались, спокойно спросил:
— Итак, чем могу быть вам полезен?
— Объясните, почему вы в течение продолжительного периода времени вступаете в контакт с врагом? — коротко спросил Кальтенбруннер.
— Постоянно? В Шлосс-Лаберсе, где я провожу большую часть своего времени, насколько я знаю, нет врагов.
— Здесь нет места для шуток. Особенно в том, что касается вас. У меня здесь рапорта, которые доказывают, что вы несколько раз выезжали в Швейцарию, где встречались с вражескими агентами.
— Вы обвиняете меня в том, что я торгую государственными секретами, или в шпионаже в пользу противника, или в чем-то еще? — Швенд с вызовом посмотрел на Шелленберга, который соблюдал молчание, не смея перебивать своего начальника. Потом, после неловкого молчания, Швенд повернулся к Кальтенбруннеру:
— Может быть, вы осведомлены лучше, чем шеф вашей военной и политической разведки? Итак, что я мог обсуждать с агентами противника?
Кальтенбруннер быстро взглянул на рапорты, но там ничего не говорилось об этом, поэтому он вопросительно посмотрел на Шелленберга. Шелленберг проговорил:
— Итак, вы не отрицаете, что совершали коммерческие сделки с представителями стран противника?
— Нет. Я просто хотел бы уточнить: а что в этом может быть плохого? Приведите, пожалуйста, конкретные примеры.
И снова повисла неловкая пауза, после которой Швенд перешел в наступление:
— Господа, поскольку вы так плохо информированы, позвольте мне рассказать вам, чем я занимался с представителями противника.
И он вручил Шелленбергу расписку и квитанцию от Шпациля, на которую немедленно захотел взглянуть Кальтенбруннер.
— Я вступил в контакт с врагами, выполняя ваши же инструкции, бригадефюрер.
Теперь уже Кальтенбруннер с трудом сдерживал усмешку. Шелленберг выглядел выбитым из колеи. Швенд спросил его:
— Убедились ли вы в том, что ваши указания были в точности исполнены? Если нет, вы можете переговорить с оберфюрером Шпацилем.
— Не вижу в этом необходимости.
Не обращая больше внимания на Шелленберга, Швенд обратился к Кальтенбруннеру:
— Надеюсь, что я не совершил ничего предосудительного. Я получал приказы без разъяснений о том, как именно мне следует действовать, чтобы выполнить их. То, что от меня требовали, я мог получить только в стане противника, поэтому я и обращался к противнику. Вместо того чтобы угрожать мне бог знает чем, вам следовало бы наградить меня за то, что я сумел получить у врага золото и драгоценности, расплатившись за это фальшивыми деньгами. Это я должен жаловаться и предъявлять претензии. Сейчас вся поступающая от вас продукция имеет крайне низкое качество, что прямо угрожает интересам дела.
Неожиданно Шелленберг вспомнил о том, что у него назначена срочная встреча, и попросил разрешения уйти.
Когда он вернулся к себе в кабинет, ему сразу же позвонил Олендорф. Задав несколько ничего не значащих вопросов, он спросил о Швенде.
— Здесь имела место серьезная ошибка, — пояснил Шелленберг. — Швенд ездил в Швейцарию, выполняя особое задание. Мюллеру приказано прекратить преследовать его там.
Олендорф в ярости отшвырнул телефонную трубку. Что бы ни пытались предпринять против него, Швенд каким-то непостижимым образом умудрялся всегда одерживать верх. Последняя попытка его уничтожить привела лишь к тому, что теперь он с официального благословения своих руководителей в любое время по своему желанию мог выезжать из Германии.
В тот вечер Швенд щедро угощал Кальтенбруннера. После изысканных блюд, вина и ликеров в госте взяла верх мечтательная сторона натуры шефа РСХА, и он принялся посвящать Швенда в суть своих пока еще неясных планов.
Кальтенбруннер искусно перевел разговор на тему заграницы и долго с удовольствием перечислял места, где он побывал и которые надеялся посетить снова.
— Наверное, у вас повсюду много друзей? — спросил Кальтенбруннер.
— Да, я завожу друзей, полезных знакомых, партнеров по бизнесу, можете называть это как вам угодно, практически повсюду.
Это звучало музыкой в ушах Кальтенбруннера. Он спросил, что это были за люди.
— Они представляют практически все слои общества, но в основном это люди, связанные с большим бизнесом и политикой, что, как вам известно, является сферой моих интересов.
Потом Кальтенбруннер заговорил об Испании.
— Вы очень кстати вспомнили об этой стране. Мой давний партнер по бизнесу только что написал мне об Испании. Да, у меня есть хорошие знакомства в этой стране.
Какое-то время Кальтенбруннер молча пил. В его голове бродили мысли, главной из которых была мысль о деньгах. Он предвкушал, что, если идея об альпийской крепости будет реализована, в крепости должен быть собственный источник финансирования. Перескакивая на другую тему, он спросил Швенда:
— Как долго, по вашему мнению, продлится эта война?
— Готов поклясться чем угодно, что в Европе все закончится за девять месяцев, а может быть, даже всего за полгода.
Кальтенбруннер, прогнозы которого были примерно такими же, спросил:
— А что вы думаете по поводу этой политики «некапитулянтства»?
— Это просто попытка ответить на требование союзников о безоговорочной капитуляции. Когда боксер находится в нокауте, ему уже ничего не нужно говорить: все уже сказано.
Для Кальтенбруннера слова Швенда звучали как его собственные мысли вслух, из которых следовало немедленно делать выводы. Ему нужно было получить разрешение Гиммлера и Гитлера на то, чтобы исполнить задуманное, причем все это следовало обратить в форму конкретного действия.