Приносящие рассвет

— Ладно, — согласился я. — Но у меня два условия: Первое. Когда я очищу город от этих мерзавцев, шерифом станет кто-нибудь другой. Второе. Вы соберете достаточно денег, чтобы выкупить салун Мартина Брейди.

— Выкупить? Да его надо гнать поганой метлой!

Я не заметил, кто это закричал, и обратился ко всем:

— Вот и хорошо. Кто это предложил? Тот пусть и выгоняет.

Наступила тишина, и, когда собравшиеся поняли, что кричавший не объявится, я продолжал:

— Если мы его выгоним, чем мы будем лучше него?

— Ну ладно, — согласился Уэллс, — выкупим.

— Не торопись, — сказал я, — я не говорил, что мы должны выкупить салун, я сказал, что мы предложим Брейди продать его, а там уж его дело — согласится он или нет.

На следующий день в городе я соскочил с коня напротив магазина. Ветер разносил пыль и разбрасывал сухие листья по деревянным тротуарам. Я глянул вдоль улицы, и у меня появилось ощущение, что городок долго не протянет.

Не важно, что происходило здесь раньше, важно, что я собираюсь сделать. И не только для этого города, а пожалуй, для всех людей на свете, потому что обществом должен управлять только закон и никогда — сила. Нельзя позволять силе творить беззаконие и произвол. Запад менялся. Раньше здесь виджиланты — члены общества борьбы с преступниками — устраивали самочинные казни, теперь выбирают шерифов. Следующим шагом станет собрание граждан и выборы судьи или мэра.

Мартин Брейди заметил меня, как только я вошел. Двое его подручных, стоявших у бара, тоже меня увидели, и один из них тут же повернулся так, чтобы кобура оказалась под рукой, а не под стойкой.

Я не боялся и не суетился. Наоборот, чувствовал себя спокойно, воспринимая четко и ясно каждую деталь: тень и свет, фактуру дерева на стойке бара, пятна, оставленные мокрыми стаканами, легкое подергивание щеки одного из людей Брейди, стоявшего в сорока футах от меня.

— Брейди, эта земля меняется. Сюда приезжают люди, которым нужны школы, церкви и спокойные города, где они могут гулять по вечерам на улицах, никого не опасаясь.

Брейди не сводил с меня глаз, и я понял: он знает, что сейчас последует. В тот момент я даже жалел Мартина Брейди, хотя люди, подобные ему, переживут таких, как я. Для большинства, тайное мошенничество, воровство и грабежи предпочтительнее открытого насилия, даже если это насилие приносит очищение.

Многие говорят о зле, царившем в те годы на Диком Западе, но этой земле требовались жесткие люди, и развлечения их были соответствующими. Эти люди приехали со всего мира: младшие отпрыски благородных семей, неудачники, солдаты, бродяги, банкроты, мошенники и воры. На границе освоенных территорий не задавали вопросов, там побеждал сильнейший.

Может, такие, как Мартин Брейди со своими грабителями и разбойниками, здесь тоже нужны, чтобы построить город и освоить место. Мне в голову пришла любопытная мысль: почему он назвал салун и городок «Розмари»?

— Как я сказал, на этой земле все меняется, Мартин. Ты продавал людям отраву вместо виски, обманывал их, сдирая за свое пойло три шкуры, грабил и убивал. Ты зашел слишком далеко, Мартин. Люди не хотят, чтобы их убивали, они начинают бороться.

— К чему ты клонишь, Сэкетт?

— Меня выбрали шерифом.

— Ну и что?

— Предлагаю тебе продать салун, Мартин Брейди, за разумную цену. Продавай и убирайся отсюда.

Он левой рукой вынул изо рта сигару.

— А если мне не хочется?

— У тебя нет выбора.

Брейди улыбнулся и наклонился ко мне, якобы желая что-то сказать по секрету, и в этот момент прижег мне сигарой руку.

Я дернулся и слишком поздно понял, что попал в ловушку — два головореза у бара начали стрельбу.

Рука моя дернулась, и тут же загрохотали револьверы. В меня ударила пуля и развернула боком к стойке, а еще две прочертили длинные борозды на дереве в том месте, где я только что стоял.

Я ощутил еще один удар пули и начал падать, но успел выхватить револьвер, перевернулся на полу, уворачиваясь от пуль, и выстрелил в грудь высокого темноглазого бандита, шедшего ко мне. Он резко остановился и, развернувшись, упал.

Я опять перевернулся, вскочил на ноги и краем глаза заметил, что Мартин Брейди стоит с сигарой в зубах за баром, положив обе руки на стойку, и наблюдает за мной. Я прицельно выстрелил во второго бандита, пуля попала ему в рот.

Подручные Брейди были мертвы. Я посмотрел на хозяина салуна и сказал:

— У тебя нет выбора, Мартин.

Его лицо расплылось, я почувствовал, что падаю, и вспомнил, как мама спрашивала меня о Длинном Хиггинсе.

По потолку бежали трещины. Мне казалось, что я смотрю на них целую вечность, и вспомнил, что давным-давно не был под крышей дома. Не брежу ли я?

В комнату вошел Кэп Раунтри, я повернул голову и посмотрел на него.

— Если это ад, — сказал я, — то лучших прислужников найти невозможно.

— В первый раз вижу человека, который находит так много оправданий, чтобы отлынивать от работы, — проворчал Кэп. — Долго еще мне трудиться за двоих?

— Ты, старый разбойник, и дня честно не проработал.

Кэп вернулся с тарелкой бульона и начал меня кормить.

— Последнее, что помню, — меня нашпиговали свинцом. Ты заштопал дырки?

— Не бойся, бульон не выльется. А вот песок из тебя высыпался.

На своей руке я увидел почти зажившую ранку от ожога сигарой. Да, на этот раз меня перехитрили. О таком фокусе отец мне не рассказывал, пришлось пробовать на своей шкуре, оказалось, не очень приятно.

— В тебя всадили четыре пули, — сказал Кэп, — ты потерял больше крови, чем входит в нормального человека.

— А что с Брейди?

— Он смылся, пока искали веревку, чтобы его вздернуть. — Кэп сел. — Странная штука. Вчера вечером он заходил сюда.

— Сюда?

— Зашел поинтересоваться, как ты себя чувствуешь. Сказал, что ты чертовски хороший парень, чтобы вот так умереть, а еще добавил, что вы оба — дураки, но люди созданы такими, какие они есть, и каждый идет своим путем.

— А другие?

— Ты о его парнях? Мертвее не бывает.

Каждый день за окном я видел солнце, отражающееся в бегущем ручье, слышал журчание воды по камням и думал о маме и о Друсилье. Через несколько дней, когда я смог сидеть, я спросил Кэпа:

— На участке что-нибудь осталось?

— За несколько недель не набрал ни грамма золота. Если думаешь продолжать мыть золото, нужно искать другой ручей.

— Поедем домой. Утром оседлаем коней.

Он с сомнением взглянул на меня.

— А ты сможешь забраться в седло?

— Если двинемся к дому — да. Я смогу забраться в седло, если поедем в Санта-Фе.

На следующее утро мы с Кэпом отправились в дорогу и поехали строго на юг, насколько позволяла местность, но от штата Айдахо до штата Нью-Мексико предстоял долгий путь.

Время от времени мы слышали известия о Сэкеттах. Люди встречаются на дорогах и передают друг другу новости, каждому хочется услышать, что где случилось. Известия о Сэкеттах касались исключительно Оррина… Происшествие в Розмари еще не получило широкой огласки, а по мне, так лучше бы там вообще ничего не произошло. Однако имя Оррина оказалось у всех на устах. Плохо только то, что он собирался жениться.

Кэп сообщил об этом, потому что узнал раньше меня, и больше мы о свадьбе брата не говорили. По отношению к Лауре Приттс Кэп чувствовал то же самое, что и я. Мы боялись, что именно она невеста брата.

Наконец показалось ранчо.

Навстречу нам вышел Боб, за ним Джо. Мама увидела нас, когда мы скакали по дороге, и вышла на крыльцо. Она выглядела хорошо, как никогда за последние несколько лет — наверное, результат спокойной, размеренной жизни и благоприятного климата. Сейчас по дому ей помогала индианка из племени навахо.

Впервые жизнь мамы стала полегче.

В гостиной стояли полки с книгами, мои младшие братья увлекались чтением.

Были и другие новости. Умер дон Луис. Его похоронили всего два дня назад, а банда из компании «Переселенец» уже начала захватывать его земли. Торрес несколько месяцев назад попал в засаду, и, как я понял, вряд ли оправится от ранений.