Приносящие рассвет

Время от времени, когда я ехал вместе с Томом, он читал стихи или рассказывал истории из древних времен. Слушать было интересно. Древние греки, о которых он всегда говорил, напоминали людей с родных холмов, и у меня появилось желание научиться читать и писать.

Раунтри разговаривал очень мало, но, когда что-нибудь произносил, к его словам стоило прислушаться. Он хорошо знал повадки бизонов… И я многому у него научился. Он был крепкий старик и работал столько же, сколько любой из нас. Я так и не выяснил сколько ему лет, однако его жесткие серые глаза, должно быть, повидали многое.

— Если захотеть, — сказал однажды Раунтри, — в предгорьях западного Канзаса и Колорадо можно сделать кучу денег. Там полно бесхозных коров из испанских поселений на юге.

Если Раунтри заводил разговор, значит, он что-то задумал. Я сразу понял, что в его голове появилась какая-то идея, но в первый раз он больше ничего не сказал.

Мы с Оррином обсудили идею Раунтри. Нам хотелось бы найти место для дома, где можно поселить маму с младшими братьями. Огромное количество никому не принадлежащих коров. Звучит неплохо.

— Для такого дела понадобится несколько человек, — решил Оррин.

Я был уверен, что Том Санди с удовольствием к нам присоединится. Из наших разговоров во время ночных объездов стада я понял, что Том честолюбив и строит планы на будущее, а поскольку он получил хорошее образование, то имел все шансы стать большим человеком. И время от времени он заводил разговор о политике… На Западе можно стать кем угодно — лишь бы хватило способностей, а Тому Санди ума не занимать.

— Мы с Оррином, — сказал я Раунтри, — подумали о твоем предложении относительно бесхозных коров. Может быть, поедем туда втроем или пригласим еще и Тома Санди, если он согласится?

— Почему бы и нет? В этом и состоит мое предложение. Дело в том, что я уже поговорил с Томом, наша затея ему понравилась.

Мистер Белден отвел свое стадо от границы Канзаса и Миссури на травянистые равнины. Он решил не спешить с перегоном и дать скоту время попастись на богатых пастбищах, а потом продать его в Абилине; там было много покупателей, которые отправляли скот на Север по железной дороге.

Всякий, кто считал, что Абилин большой город, ошибался, но нам с Оррином, не видевшим ничего больше Бакстер-Спрингс, он показался огромным. Да, Абилин приятное местечко, и мы все время вертели головами, чтобы все хорошенько рассмотреть.

Основной достопримечательностью тут являлась железная дорога. Я и раньше о ней слышал, но никогда не видел. Да вроде и смотреть-то особенно не на что: два убегающих вдаль стальных рельса, уложенных на шпалы из оструганных бревен. Рядом находилось несколько коровников и около дюжины деревянных хибар. В одном доме располагался салун, а напротив высился новенький, только что построенный трехэтажный отель с верандой во всю стену, выходившей на железнодорожные пути. В наших горах рассказывали, что есть такие высокие здания, но я никогда не думал, что увижу нечто подобное.

В Абилине был и другой отель на шесть комнат, называвшийся «У Бреттона». Рядом с отелем находились салун, в котором хозяйничал толстый мужчина по имени Джонс, двухэтажная станция дилижансов, кузница и магазин, где продавали всякую всячину, необходимую на границе освоенных территорий.

В кафе «Дроверс Коттедж» готовила женщина, там тоже сдавалось несколько комнат, а возле кафе всегда можно было найти трех-четырех покупателей скота.

Мы сбили стадо поплотнее недалеко от города, и мистер Белден поехал разузнать, сможет ли он выгодно продать скот, хотя ему здесь не очень понравилось. Недавно построенный Абилин напоминал декорации, к тому же в Канзасе нас до сих пор встречали не слишком гостеприимно.

Потом вернулся мистер Белден и сообщил, что нанял местных ковбоев охранять стадо, пока мы будем гулять в городе… Пусть не в таком уж большом… Но тем не менее повеселиться не помещало бы…

Мы с Оррином ехали вдоль железной дороги, Оррин пел — голос у него был красивый — и когда поравнялись с «Дроверс Коттедж», то увидели на веранде девушку.

У нее были светлые волосы, кожа, которая, казалось, никогда не знала солнечного света, и голубые глаза, глядя в них можно было подумать, что эта девушка — самое красивое существо, когда-либо встречавшееся тебе в жизни. Однако когда я присмотрелся к незнакомке поближе, она напомнила мне нашего чалого мустанга с одним голубым глазом — отвратительного по характеру коня, у которого между близко посаженными ушами и глазами, наверное, не осталось места для мозгов. Так вот, поглядев на красавицу поближе, я решил, что она похожа на чалого не только внешне.

Девушка взглянула на Оррина, и я понял, что наше дело плохо. Если я когда-нибудь и видел откровенно кокетливый взгляд, то это было сейчас.

— Оррин, — сказал я, — если хочешь еще пару лет погулять на свободе без клейма и мечтаешь повидать земли на Западе, держись подальше от этого крыльца.

— Малыш, — брат положил мне на плечо свою большую руку, — только посмотри на ее белокурые волосы!

— Напоминает мне, нашего бестолкового чалого мустанга. Папа всегда говорил: «Оценивай женщину так, как оцениваешь лошадь при покупке». Не забывай, Оррин.

Он рассмеялся.

— Ну-ка отойди в сторонку, мальчишка, — воскликнул Оррин. — Смотри, как надо знакомиться с девушками.

С этими словами он подъехал к крыльцу и, встав в стременах, произнес:

— Добрый вечер, мэм! Какой прекрасный сегодня день! Нельзя ли мне немного посидеть с вами?

Может, Оррину не помешало бы побриться и помыться, как и всем нам, но было в нем что-то, заставляющее женщин оборачиваться ему вслед.

Прежде чем девушка успела ответить, на крыльцо вышел высокий мужчина.

— Молодой человек, — бросил он довольно резко, — буду благодарен, если вы не станете беспокоить мою дочь. Она не принимает ухаживаний от ковбоев.

Оррин широко и дружелюбно улыбнулся.

— Извините, сэр. Я никого не хотел обидеть. Просто проезжал мимо и решил, что такая красота заслуживает внимания, сэр.

Затем он улыбнулся девушке, развернул коня, и мы направились к салуну.

В нем не было ничего особенного: стойка длиной футов десять, пол, посыпанный опилками и не более полудюжины бутылок в баре. А мы на многое и не рассчитывали. Виски из бочонка был отвратительный. У нас дома любой фермер делает кукурузный виски намного лучше, но мы с Оррином выпили такой, какой есть, и пошли искать бочки на заднем дворе.

В те времена во многих местах помыться можно было только в бочке. Раздевшись, надо залезть в бочку и попросить кого-нибудь облить тебя водой. Затем намылиться, смыть с себя грязь.

— Будьте осторожнее, — предупредил нас владелец салуна, — вчера один парень пристрелил у меня на заднем дворе гремучую змею. Она тоже хотела помыться.

Оррин намыливался в одной бочке, Том Санди в другой, а я тем временем брился, приладив осколок зеркала к стене салуна. Когда они закончили, я разделся, залез в бочку, а Том с Оррином ушли. Только я опрокинул на себя ведро воды, как в дверях салуна появился Рид Карни.

Мой револьвер лежал рядом, но на него упала рубашка, и у меня не было ни единого шанса быстро схватить оружие.

И вот я сижу в чем мать родила в бочке, заполненной на две трети водой, а передо мной стоит гаденыш Рид Карни, пропустивший два-три стаканчика виски и имеющий на меня большой зуб.

Положение незавидное, надо было что-то делать, рассчитывая каждое движение; ибо полагаться на револьвер глупо. Следовало, как-то выбраться из бочки, но я сидел весь в мыле — пена сползала по волосам на лицо и капала мне в глаза.

Чистая вода стояла под рукой в деревянном ведре, и я, как бы не обращая внимания на Карни, поднял его и плеснул на себя, чтобы смыть мыло.

— Оррин, — Карни ухмыльнулся, — пошел в отель, оставив тебя одного разбираться со своими делами. Нехорошо он поступил: кто же защитит братика?

— У Оррина свои проблемы, у меня — свои, обойдусь без него.