Зона индиго

Орлову удалось очень быстро разрешить все формальности, связанные с сыном. Неожиданно быстро, он-то готовился к мучительной волоките, потому и жене домой не звонил, чтобы та не переживала! Директриса Мария Тимофеевна ему во всем помогала. Она даже несколько раз побеседовала с маленьким Витей наедине – готовила его к будущей жизни в семье, так пояснила. Мальчик вроде бы и так уже был готов, но уезжал из детдома без энтузиазма. На прощание крепко-крепко обнял милую Марию Тимофеевну.

– До свидания, – сказал он ей.

– До свидания, Витюша. Может быть, мы еще увидимся…

Эти слова неприятно кольнули счастливого папашу. Прощаться надо, какое там еще свидание! Но он смолчал. Смолчал еще и потому, что в нем самом зародилось пугающее своей необоснованностью ощущение – не домой они едут, а из дома. Словно за несколько дней прикипел он сердцем к этому солнечному городку и к этому дому, где так долго жил его сын.

Дом был большой, белый, старой постройки. Здесь до революции была богатая дача какого-то буржуя. Холл украшали старинные барельефы, изображавшие историю Геро и Леандра. Но Виктор Иванович ничего об этом не знал и смотрел на невинно-фривольные сюжеты с неодобрением. Он старался думать о другом, старался развлечься, но мысли его возвращались в одну и ту же колею.

«Мы еще вернемся сюда, – думал он в полубреду, устав бороться с собой, приникая горячим лбом к холодному колену мраморной статуи. – Как бы ни сложилась жизнь, нам суждено сюда вернуться. Быть может, права Тамара? Может быть, не так уж глупы были ее мечты о маленьком домике на побережье теплого моря? Да, это судьба. Судьба, что Витенька оказался именно в этом городе, судьба нам сюда вернуться. Мы еще увидим это солнце, эти кипарисы! Тут нам место».

Но дома он ничего об этом не сказал.

Радостный семейный завтрак плавно перешел в обед.

А потом праздник кончился, и начались будни. Нужно было купить Вите новую одежду, оформить в поликлинике, записать в школу. Нужно было жить, нужно было расширять семейный круг на одного человека, нужно было притираться друг к другу, привыкать заново, а это оказалось очень тяжело! Выяснилось, что Тамара Павловна совершенно не была готова к возвращению сына. Она не знала, что с ним делать, о чем говорить, как себя вести. У нее никак не получалось найти простой, естественный тон в общении с ним, и это все замечали, в том числе сам Витя и его отец. Теперь в ней проснулась пылкая любовь к дочери, она в свободное время не отходила от Лили, надышаться на нее не могла! Так и распределились роли – Лиля мамина дочка, Витя папин сын. Мужчины-то быстро поняли друг друга, гоняли вместе мяч во дворе, ходили на футбол и хоккей, у них завелись общие секреты. Даже на родительские собрания к Вите в школу всегда ходил отец. Как он гордился успехами сына! Очевидно, в детском доме было неплохо поставлено образование – Витя учился лучше всех в классе, учителя отмечали оригинальность его мышления, а ведь примите во внимание, что парнишка часто простужается и не посещает занятий!

Он был болезненный мальчик. В поликлинике говорили, что это из-за смены климатического пояса, потерпите, ребенок акклиматизируется! С него сошел горячий южный загар, он стал совсем бледным, с легкими тенями под глазами, с неприятно-синюшным оттенком губ. Прошло два года, три, а он все не акклиматизировался, малейший сквозняк грозил ему насморком, чуть промочил ноги – и готово, ОРЗ! Любая зараза липла к нему, и Лилька, конечно, тоже цепляла от брата микробов, поэтому из детской его пришлось перевести в кабинет к отцу.

Однажды Витенька набегался на физкультуре, взмок, выбежал на улицу, и вот вам готово воспаление легких! Его положили в больницу, и Тамаре Павловне сразу показалось, что в квартире стало просторнее, словно этот худой серьезный мальчик занимал слишком много места, слишком много застил света и вдыхал воздуха. Присутствие сына влияло на нее плохо. Она постарела и подурнела, научилась курить и коротко остригла свои темные вьющиеся волосы.

Она была разумная женщина и понимала, что должна любить сына. Но любить отчего-то не получалось. Она не верила в мистику, поэтому искала обоснования этой нелюбви в области реального. И нашла, но молчала до поры до времени. Пора пришла, когда Витю выписали из больницы.

Он долеживал в отцовском кабинете, и Тамара ревниво прислушивалась к доносившимся оттуда звукам. Отец и сын разговаривали и смеялись. Раскатистый смех Виктора Ивановича, неприятный, кашляющий смешок Вити…

– О чем это вы? – поинтересовалась она поздно вечером, умащая лицо кремом и глядя через зеркало на мужа.

Тот уже лежал, закинув руки за голову и чему-то улыбаясь.

– Мы мечтали, – коротко ответил тот.

Тамара промолчала, и он продолжил:

– Витя сказал – он очень бы хотел вернуться в Лучегорск.

– В детский дом? – Тамара повернулась к мужу так стремительно, что легкая ночная рубашка вздулась и опала, словно парашют.

– Почему в детдом? Мы могли бы поехать туда все вместе. Жить. Там тепло, там черешни…

– Об этом не может быть и речи!

Она схватила щетку для волос и принялась причесываться так яростно, будто хотела стряхнуть с себя все бредовые фантазии. Теплое море, маленький домик с белеными стенами, как же! Что это им в голову взбрело?

– Ты же сама хотела. Тогда, раньше…

– Мало ли что!

Разговор был окончен, свет потушен, короткая программа супружеских ласк выполнена. И только потом, в темноте, лежа на горячем предплечье засыпающего мужа, Тамара высказала томящую ее мысль.

– Виктор?

– Мм?

– А ты уверен, что это наш сын?

– А? Что?

– Ты уверен, что это он? Что ты не привез другого ребенка?

– Что это тебе в голову взбрело?

– Он такой странный…

– Он похож на меня.

– Ни капли не похож.

– А особые приметы?

– Шрам? Родинка? Мы даже не помнили, какой длины этот шрам. И потом, у Витюшки была темная родинка, а у этого светлая. И похожа на бородавку.

– Она могла посветлеть.

– Ты мог ошибиться!

– Тамара! О чем мы вообще говорим? Думаешь, я не вижу, что происходит? Ты не можешь найти подхода к мальчику, вот и валишь с больной головы на здоровую! Предоставь тогда его воспитание мне!

– Да пожалуйста!

– Да спасибо!

Они заснули, отвернувшись друг от друга, и утром оба встали не с той ноги. Семейная ссора прекратилась, но не погасла, угольки ехидно подмигивали из-под серой золы будней и время от времени вспыхивали вновь. Супруги припомнили друг другу все старые обиды и огорчения. Тамара попрекала мужа его былыми любовными похождениями. Тот высказал версию, что в свое время она нарочно забеременела, чтобы его «подцепить», потому что иначе он бы ни за что не женился на такой кикиморе! В пылу семейных баталий Тамаре стало не до дочери, а вот отец с сыном, напротив, сблизились еще больше.

Русская пословица гласит: бабы любят роженого, мужики – хоженого. То есть женщине суждено любить то дитя, которое она выносила и родила, а мужчине – то, за которым он ухаживает, «ходит» то есть. Подтверждение этому можно найти в сказках всех народов мира. Злые мачехи встречаются куда чаще злых отчимов. Стоило Тамаре Павловне допустить мысль о том, что Витя – не ее сын, как она утратила последние крохи любви к нему.

Кроме того, она его побаивалась. Он пугал ее слишком взрослой манерой поведения и речи. Сдержанностью, которая казалась странной в подростке его возраста. Чистоплотностью, которая выглядела еще более странной. Мальчишки – они ведь вечно ободранные, с синяками и шишками, в обшарпанных ботинках, все на них горит, и уши их чистить не заставишь! А этот два раза в день моется, зубы чистит по часу, сам драит свои ботинки, и носовой платок ему каждое утро свежий подай, рубашек не настираешься! «Пожалуйста» да «спасибо»! Это робот какой-то, а не ребенок!

Электричество скапливалось в воздухе, как перед грозой, и однажды грянул гром.

В тот день супруги задержались на работе. Ресторан «Лира» накрывал грандиознейший банкет для директора какого-то крупного завода. Ворюга-директор отмечал юбилей, требовал, чтобы все было по высшему классу, и говаривал Виктору Ивановичу в манере Кнурова из «Бесприданницы»: