Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 191

Ю.В. Андропов пришел на Лубянку после В.Е. Семичастно- го. Предлогом для снятия последнего стала очередная «виктория» США в «холодной войне» против СССР – уход дочери

И.В. Сталина С.И. Аллилуевой на Запад. Та поехала хоронить одного из своих мужей в Индию. После церемонии она несколько раз просила отложить отъезд. Наконец был куплен билет на 6 марта, и она – в годовщину смерти отца – посетила посольство. Как об этом пишет В.Е. Семичастный, сам побег ее напоминает небольшую детективную историю: посол И. Бенедиктов без согласования с КГБ «вернул Светлане паспорт, который хранил в своем сейфе, и стал готовиться к ее отъезду.

Светлана тоже как будто собиралась в дорогу: устроила стирку, развесила в комнате белье, стала собирать вещи. По предварительной договоренности, в то же время с прощальным визитом к ней пришла ее приятельница – дочь посла Индии в СССР и стала ждать ее у ворот посольства. Ждет полчаса, час, а Светланы все нет и нет.

Тут уж и охрана забеспокоилась. Заглянули в комнату – белье висит, все на месте, казалось, что и сама хозяйка где-то рядом… Лишь после того, как тревожная информация дошла до резидента Р. Г. Богданова, произвели осмотр всей комнаты. Но С. Аллилуевой уже и след простыл: калитка американского посольства в 40 метрах от нашего – туда она и прошмыгнула.

Один из охранников видел Светлану: с небольшим чемоданчиком в руках она направлялась к выходу, сказав мимоходом, что должна встретиться с дочерью индийского посла. Охранник, естественно, не обратил на это никакого внимания – такие встречи с посетителями у посольских ворот были постоянными.

В эту же ночь из американского посольства Светлана Аллилуева была тайно переправлена в аэропорт Дели, а оттуда – в Швейцарию, где она и попросила политического убежища.

Швейцарцы ей отказали, боясь дипломатических осложнений с СССР. Аллилуева выехала в Италию, но и там на свою просьбу предоставить ей политическое убежище получила отказ. (…)

Вскоре беглянка оказалась на американской военной базе в ФРГ, а оттуда была переброшена в США, где власти удовлетворили ее просьбу о политическом убежище…

Как я узнал позже, Брежнев решил использовать этот момент для осуществления своих давних планов – освободить меня от должности председателя КГБ (а вместе со мною убрать и других неугодных ему бывших комсомольских вожаков). Вначале он обработал Подгорного и получил его согласие, затем вдвоем они стали «давить» на Косыгина. Тот долго сопротивлялся. Чем только не пугали Косыгина: и «теневым кабинетом», и возможным переворотом. Наконец уломали и его. Суслов, как всегда, присоединился к «тройке»: у нас с ним всегда были натянутые отношения…

А мы в КГБ тем временем разрабатывали контрмеры, чтобы локализовать попытки иностранных спецслужб использовать бегство Аллилуевой в антисоветской пропаганде. Это был год полувекового юбилея Октябрьской революции, и мы не хотели, чтобы праздник был хоть чем-то омрачен.

Больше всего мы боялись, что, получив рукопись «Двадцати писем к другу», американцы нашпигуют ее махровым антисоветским содержанием и этот пасквиль за подписью дочери Сталина растиражируют по всему миру.

Я предлагал, чтобы мы объявили, что подлинный экземпляр рукописи Аллилуевой находится в сейфе одного из швейцарских банков и после издания книги на Западе мы предоставим его для сравнения. Кроме того, я предложил упредить американцев и опубликовать подлинный текст «Писем» на Западе, используя каналы КГБ. Мы даже установили контакт с одним из западногерманских журналов, который был готов опубликовать исходный текст и заплатить нам при этом 50 ООО долларов. При этом мы не хотели менять текст рукописи, чтобы Светлана не имела к нам никаких претензий.





С этими предложениями я пришел 18 мая на заседание Политбюро. Наша идея не нашла поддержки. Несколько членов Политбюро выступили против. Особенно возмущался Подгорный:

Как это так – своими руками грязь на себя лить?

Разгорелся спор, и в результате мне было поручено изучить

это дело дополнительно.

Когда все мои вопросы по повестке дня закончились и я собрался уходить, Брежнев неожиданно остановил меня:

Владимир Ефимович, вы нам еще потребуетесь.

Хорошо, я подожду в приемной.

Нет-нет, останьтесь. У нас есть еще один дополнительный вопрос. Мы, – продолжил он, обращаясь к присутствующим, – то есть я, Подгорный, Косыгин и Суслов, вносим предложение освободить товарища Семичастного от занимаемой должности председателя КГБ. Он уже давно работает, претензий к нему никаких нет, но, чтобы приблизить Комитет госбезопасности к ЦК, мы рекомендуем на эту должность Андропова, а товарища Семичастного послать на Украину» (65. С. 406-408). Для обывателя факт рокировки на таком посту ничего не меняет: подумаешь, одного какого-то уволили, а другого назначили? Все это известие встретили более чем равнодушно. На самом же деле это не В.Е. Семичастного уволили, это нас всех повели на заклание. Внимательные люди не могут не уловить, что март 1985 г. и избрание М.С. Горбачева на самый высокий пост не первое событие в области негативных кадровых назначений, зарождение тенденции было раньше… В этот день Советская система тронулась с места и пошла, набирая обороты, к своему краху. Парадоксально то, что именно со С.И. Аллилуевой начинается необратимый процесс разгрома Советского государства – а ведь никто столько не сделал для его созидания, как ее великий отец!

У Л.И. Брежнева было не так уж много кандидатов на вакансию. Ряд партийных руководителей имел опыт работы 2-ми секретарями в ЦК республиканских партий, где они курировали работу местных аппаратов спецслужб и милиции. Такая работа в провинции давала необходимый опыт и в центре. Ю.В Андропов – ЦК КП Карело-Финской ССР, Л.И. Брежнев сам был в Казахстане, а В.Е. Семичастный – в Азербайджане, Н.А. Щелоков – в Молдавии. Кто мог быть еще? И.о. Зав. Отдела административных органов ЦК Н.И. Савинкин, зампреды КГБ Г.К. Цинев, С.К. Цвигун, повышенные потом до первых. Могло иметь большое значение то, что именно Ю.В. Андропова как секретаря ЦК поставили курировать органы после 1964 г. (68. С. 21). (Другие, иностранные источники, правда, называют Д.Ф. Устинова (91. Р. 140), но это сомнительно: тому и «оборонки» хватало за глаза.) Большую роль играло и формальное: Ю.В. Андропов уже был членом ЦК. А.Н. Шелепин и В.Е. Семичастный провинились тем, что выступали против назначения Н.А. Щелокова министром внутренних дел СССР. Вообще-то хотели ставить бывшего министра B.C. Тикунова, как наиболее профессионально подготовленного и опытного человека – было уже готово распоряжение, однако оно было отменено и назначили Н.А. Щелокова. А того отправили послом в Верхнюю Вольту, где он вскоре и умер. А.Н. Шелепин на том заседании Политбюро не присутствовал – находился в больнице. Известно также, что при снятии В.Е. Семичастного войска Московского гарнизона были приведены в повышенную боеготовность (1.27. С. 199).

Ю.В. Андропов велел написать в своем удостоверении скромное сотрудник, встал на партийный учет в управлении нелегальной разведки (29. С. 178), а должен-то был в парторганизации Секретариата, получил позывной в войсках - 117-й (1.28. С. 175), выбрал себе псевдоним для телеграмм Свиридов (93. P.ix), занял кабинет № 370. В одних кругах он получил почтенное наименование Председатель, в других - Ювелир.

Ю.В. Андропов пришел в Комитет всерьез, как говорится, и надолго. Он не был похож на А.Н. Шелепина, чья наигранность позволила его окрестить Железным Шуриком (по аналогии с Феликсом), он не был похож и на В.Е. Семичастного, который оставался там «белой вороной» – молодым и чужим. Оба предшественника так и остались некомпетентными. О А.Н. Шелепине писали (В.А. Кирпиченко), что до премудростей чекистской работы тот не опустился – продолжал руководить, как всем и всегда, у них это называлось по-партийному. Ю.В. Андропов сразу же запросил материалы учебного характера.