Хранить вечно

— Где это, Густав Оскарович?

— Здесь. В этом городе!

— Я ничего не знал! Вы мне в Петрограде явки не дали. Ее должны были дать в Москве.

— Именно в Москве! — воскликнул Кольберг. — Разве Шевров вам не дал явку?

— Нет! Не дал! Из-за этого я и попал на Лубянку…

— Садитесь! — тяжело сказал Кольберг. — Надо нам в чем-то разобраться, Владислав Павлович.

Сели. Ставцев поблескивал стеклышками пенсне, поглядывал то на Кольберга, то на Курбатова.

— Я вам не мешаю? — спросил он у Кольберга.

— Что вы, Николай Николаевич! Напротив! Вы нам поможете!

— Вы упомянули Лубянку, — начал Кольберг. — Мне Николай Николаевич рассказал, что вы были на допросе у Дзержинского. Это крайне интересно. Вы об этом, надеюсь, расскажете. Но почему вам не дал Шевров явки?

— Не знаю… Мне нужно было немедленно уехать, я пригласил Шеврова на встречу.

— На встречу? Разве у вас не было обусловлено, что встреча может быть только на квартире Шеврова?

— Было обусловлено. Но все поломалось!

— Почему же? Что с вами случилось?

«Началось!» — мелькнуло у Курбатова. Но тут-то он был подготовлен, много раз этот момент проигрывал с Дубровиным.

— Утром ко мне постучали. Я открыл. Вошел человек в кожаной куртке. Произнес пароль. Пароль обозначал, что он от Шеврова, что настала минута. Я пошел за этим человеком, хотя, у меня сразу же родилось подозрение, что это чекист. Но я считал, что Шеврову виднее. Что я мог знать, что я мог предпринять без Шеврова? Этот человек усадил меня в автомобиль. За рулем сидел такой же, как и он, в кожаной куртке. Через плечо ремень, на ремне маузер. Я счел за благо ничего не спрашивать и ни о чем не говорить. Этот человек привез меня в гостиницу «Метрополь», поместил в номер и переодел меня в такую же кожаную куртку. Велел ждать. Сам с городом сносился по телефону. Ему тоже звонили. Из его телефонных переговоров я понял, что это чекист.

Кольберг поднял глаза на Курбатова, холодные, даже затуманенные глаза. Курбатов не опустил глаза под его взглядом.

— Из его разговоров по телефону я понял, что имя этого человека Артемьев. Из тех же разговоров можно было понять, что он получает сообщения о передвижениях какого-то человека. Мы ждали несколько часов. Затем Артемьев мне сказал, что сегодня ничего не получается. Он вернул мне мою одежду, я переоделся. Мы расстались, он обещал прийти за мной на другой День.

Кольберг опустил глаза.

— Я пошел по набережной, вернулся в центр. Я оглядывался, забивался в подворотни. Боялся, что за мной следят. Спустился переулками к Воронцову полю, там жили мои знакомые. Одна из них — моя невеста. Я решил, что с чекистами иметь дело опасно, что я могу выдать всю группу. Подруга моей невесты взялась вызвать Шеврова ко мне на встречу. Они ничего не знали ни о моих планах в Москве, ни обо мне, ни о Шеврове. Я боялся идти к Шеврову, боялся привести за собой чекистов.

Кольберг отпил из рюмки коньяку, положил в рот лимонную дольку, и нельзя было понять, поморщился он от кислой дольки или от рассказа Курбатова. Ставцев с ужасом смотрел на Курбатова.

— Я пришел на свидание, — продолжал Курбатов. — По моим часам Шевров запаздывал минут на десять. Я хотел получить от него явку и потребовать объяснений: кто такой Артемьев и почему он ему доверил мой адрес? В парке было тихо. Совершенно тихо. Мне сделалось жутко. Я даже не могу вам объяснить, как стало жутко. Почему? Не знаю. Я встал со скамейки, прошелся, вернулся назад… У меня было ощущение, что кто-то смотрит на меня из темноты. Я упал. Когда падал, услышал выстрел, пуля свистнула над головой. В кустах, откуда прогремел выстрел, послышалась возня. Еще выстрел. Я побежал. Рванула граната. Я упал оглушенный. Стреляли, еще раз рванула граната. Но это все как сквозь сон…

Курбатов выпил рюмку, взял лимонную дольку.

— Вы этого ничего не рассказывали! — воскликнул Ставцев.

Кольберг положил руку на руку Ставцева. Остановил его.

— Кого застрелил Шевров?

— Артемьева! — ответил Курбатов.

Лицо Кольберга было бесстрастным. Он не играл больше ни в удивление, ни в какие-либо иные чувства. Он даже прикрыл глаза. Вдруг усмехнулся одними губами. Наполнил рюмки коньяком. Покачал головой. Поднял рюмку, посматривая на ее содержимое, произнес:

— За ваше чудесное избавление, друзья мои! За чудесное избавление! Я не верю в чекиста, который нам помогал!

Слово «помогал» Кольберг произнес с издевательским оттенком.

— Артемьев? Имя такого помощника мне неизвестно! Или они у нас научились ставить покушения, или?..

Кольберг оборвал на полуфразе и встал.

— За ваше избавление, друзья!

Кольберг больше не сел. Он вышел из-за стола, давая понять, что ужин закончен.

— Спасибо, друзья, что навестили… Мне о многом придется подумать. О встрече с Дзержинским, Владислав Павлович, вы мне еще расскажете. Сегодня вы мне рассказали очень много интересного… До скорой встречи!

Утром пошла первая информация через тайник Прохорычу, через Прохорыча на поезд, с поезда в руки тех, кто переправлял такие послания через линию фронта, оттуда Дубровину.

В этой информации Проворов сообщал, что Кольберг найден, что в контрразведке Колчака он занимает видное положение под именем полковника Николаева, что он вызвал к себе Курбатова, признал его и начал расследование, заподозрив, что побег с Лубянки был инсценирован.

Как только вышли из здания контрразведки Ставцев и Курбатов, Кольберг приказал привести к нему Шеврова.

Его он принял не в зале — в служебном кабинете.

На этот раз прием был менее любезным. Кольберг не предложил Шеврову сесть. Шевров стоял у двери. Кольберг сидел за столом. Рядом с ним стояли два охранника, без винтовок, с кинжалами за поясами, с нагайками в руках.

После встречи с Курбатовым у Кольберга не оставалось сомнений в том, что Шевров заврался.

Побег для Кольберга стал еще более подозрительным. Он теперь был почти уверен, что стоит на правильном пути, но не выбрал еще главной фигуры. Пока его сбивало с толку искреннее удивление Курбатова. Вносил недоумение и рассказ Курбатова о чекисте. План допроса Шеврова еще не сложился. Поэтому Кольберг томил его ожиданием. У него были бумаги, над которыми надо было поработать. Так, держа Шеврова на отдалении, Кольберг занимался довольно долго бумагами. Потом поднял голову и поманил рукой Шеврова. Остановил его, когда тот подошел шага на три к столу.

— Я имею сообщение, — сказал он. — Коварный и страшный вы сделали выстрел! Вы убили нашего человека, надежную нашу опору в Москве! Этот выстрел адмирал вам не простит. Вы убили некоего Артемьева. Знаете, кто такой Артемьев?

Шевров тоже подготовился к допросу, к встрече с Кольбергом, правда все еще недоумевая, почему его взяли под арест. Курбатова нет в живых, Тункина тоже, Артемьев убит, некому правды восстановить. Если только кто-то из окружения Артемьева что-нибудь передал… Только это. Но в таком сообщении не может быть подробностей, и доказать никто ничего не сможет.

Держаться ранее сказанного. С таким намерением пришел Шевров. Кольберг произнес фамилию, ожидая, что Шевров чем-нибудь выдаст себя. Но тот спокойно принял вопрос.

— В темноте, когда на меня набросились, разве я мог знать, в кого стреляю? Секунду помедлил бы, не стоял бы перед вами, а допрашивали бы меня в подвалах Лубянки.

Кольбергу все стало ясно. Не тронули Шеврова, обманули, получили у него пароль и устроили засаду. И засаду можно объяснить. Они ждали дальнейшей расшифровки группы, никак не веря, что вся группа состоит из трех человек. Кольберг верил показаниям Курбатова. До известного, конечно, предела. Внешне, его канву он принял. Все так и должно было быть. За ним пришли. Пришел Артемьев, провез на автомобиле до «Метрополя», Курбатов прошел к Воронцову полю. Такие подробности говорили прежде всего о том, что это была правда. Курбатов и его наставники, если они были, должны следовать точной версии передвижений. Никто из них не был гарантирован от того, что за Курбатовым не ведется перекрестное наблюдение. Стало быть, Артемьев как-то получил пароль. Тункин не знал ни адреса Курбатова, ни пароля.