Страница 88 из 94
Выражаясь современным языком, штабс-капитан Рыбников был разведчиком-нелегалом высшей категории.
Поразительно то, что в рассказе, написанном в 1905 году, когда антияпонские настроения в России, казалось бы, достигли своего апогея, А.И.Куприн пишет о японском офицере даже с симпатией, отдавая должное его героизму и самоотверженности. Устами героя рассказа, журналиста, А.И.Куприн говорит:
«…Но если все это правда, и штабс-капитан Рыбников действительно японский шпион, то каким невообразимым присутствием духа должен обладать этот человек, разыг-
369
рывающий с великолепной дерзостью среди бела дня, в столице враждебной нации, такую злую и верную карикатуру на русского забубенного армейца! Какие страшные ощущения должен он испытывать, балансируя весь день, каждую минуту над почти неизбежной смертью».
И далее: «Здесь была совсем уже непонятная для Щавинского очаровательная, безумная и в то же время холодная отвага, был, может быть, высший из всех видов патриотического героизма. И острое любопытство вместе с каким-то почтительным ужасом все сильнее притягивали ум фельетониста к душе этого диковинного штабс-капитана».
Интересен и тот факт, что «штабс-капитан Рыбников» — это, пожалуй, первое в русской литературе художественное произведение, посвященное разведывательной тематике, было связано с Японией.
Сколько-нибудь серьезная структура российской разведки так и не была создана вплоть до первой мировой войны, и лишь после Октябрьской революции, 20 декабря 1920 года, было впервые в России создано отдельное подразделение внешнеполитической разведки под названием «Иностранный отдел Всероссийской Чрезвычайной комиссии». Военная же разведка как управление Генерального штаба Красной Армии оформилась еще в 1918 году.
Деятельность советской разведки в Японии в период до начала второй мировой войны носила достаточно активный характер, поскольку Япония тогда рассматривалась нами как вполне вероятный противник. И работала наша разведка весьма продуктивно. Взять хотя бы добычу в 1927-1928 годах небезызвестного «Меморандума Танаки».,В этом документе раскрывались военные планы Японии, и его копии советской разведкой были добыты дважды. Первая копия меморандума была получена в 1927 году в результате секретной выемки из японского разведывательного центра в Харбине, который действовал при военной миссии Японии и проводил работу против советского Дальнего Востока, Сибири и Монгольской Народной Республики.
Год спустя вторую копию этого документа советские разведчики добыли в Корее. В своих воспоминаниях резидент в Сеуле И.А.Чичаев, работавший там в 1927-1930 годах, рассказал, что ему удалось в указанный период завербовать
370
агента японской полиции и жандармерии, бывшего офицера российской армии, с помощью которого было получено много секретных сведений о планах японского правительства. Самым ценным из этой серии документов был как раз «Меморандум Танаки».
Таким образом, полученные в Японии, Корее и Китае материалы о приготовлениях Японии к войне с СССР не вызывали никаких сомнений.
В начале 30-х годов советская контрразведка располагала и «Планом подрывной деятельности японских разведорганов против СССР». Этот план, кстати, был предъявлен в Токио советской стороной на процессе против японских военных преступников в 1948 году в качестве одного из обвинительных документов.
После второй мировой войны деятельность советской разведки в Японии уже не носила наступательного характера. Наличие на Японских островах большого числа американских спецслужб, работавших в тесном контакте с местными специальными органами и свободно использовавших японских граждан в качестве агентов и осведомителей, поставили советскую разведку в положение обороняющейся стороны. В качестве примера можно привести нашумевшее в свое время дело о попытке похищения ЦРУ в марте 1966 года резидента КГБ в Токио Г.П.Покровского. В подготовке этой операции были задействованы и японские граждане. Руководитель, работавший на ЦРУ, японской агентурной группы Мисаки Мацумото целый год выслеживал Покровского; изучал его образ жизни и вел наблюдение за его квартирой. А когда американцы собрали все необходимые данные, из Лэнгли прибыла под видом бизнесменов группа захвата — трое сотрудников штаб-квартиры разведки Вашингтона.
Решительные действия Покровского, сумевшего быстро вызвать подмогу из посольства СССР, привели к задержанию американцев японской полицией. Это скандальное дело получило огласку и стало достоянием международной прессы.
Позднее Мисаки Мацумото решил порвать с ЦРУ. На основании его показаний японская газета «Джапан Таймс» 15 августа 1969 года поведала не только об акции ЦРУ в отно-
371
шении Покровского, но и о готовившихся похищениях советских спортсменов и даже канадских граждан, подозреваемых в сотрудничестве с советскими спецслужбами.
Излюбленным методом американских служб против советской разведки в Японии было внедрение в советскую разведывательную сеть Москвы своих «подстав» — агентов-провокаторов, главным образом их числа военнослужащих Соединенных Штатов. Такие операции проводило не только ЦРУ, но и разведывательные структуры всех войск. Цели при этом преследовались многоплановые: выявление советских разведчиков, дезориентация советской военной науки и направление ее по ложному пути, создание вокруг наших разведчиков компрометирующих ситуаций, как для возможной вербовки, так и для организации политических скандалов.
В штаб-квартире внешней разведки потребовалось разработать специальную методику по разоблачению «подстав» из числа американских военнослужащих. После всестороннего анализа поведения агентов-провокаторов их стало легче разоблачать и поворачивать развитие ситуации в выгодном нам направлении.
Вот один из примеров.
В поле зрения нашей токийской резидентуры в начале 60-х годов попал американец, который работал инженером на одной из американских баз в Японии. Уже в ходе первых встреч выяснилось, что он располагает интересующей нас информацией и имеет доступ к секретным документам.
С самого начала инженер производил впечатление человека, остро нуждающегося в деньгах, ищущего возможности «подзаработать», недовольного своей судьбой и неустроенностью, неудачной личной жизнью. На предложение сотрудничать с нами за деньги живо среагировал и стал передавать документацию по военно-технической тематике. Эти материалы носили в основном секретный характер, подлинность передаваемых документов подтверждалась экспертными оценками Центра.
В поведении американца имелись настораживающие моменты, однако характер передаваемой информации побуждал нас к продолжению работы с соблюдением необходимых мер предосторожности. Поэтому, когда во время одной из встреч в ресторане за столик по приглашению инженера не-
372
ожиданно сел еще один американец и представился офицером американской контрразведки, наш оперработник, курировавший агента, внутренне был уже готов к такому развитию событий. Дальнейшая беседа проходила в отсутствие инженера. Подсевший «охотник за шпионами» сообщил, что ему все известно о контактах оперработника с инженером и что тот уже давно действует под контролем американских спецслужб. Вместе с тем офицер признал, что переданные ранее документы были достоверными. Он предложил нашему оперработнику сотрудничать с американцами, обещал организовать в дальнейшем через инженера передачу «ценной» военно-технической информации.
На это сотрудник резидентуры ответил, что сам является офицером советской разведки, и предложил, в свою очередь, сотрудничать американскому офицеру за хорошее вознаграждение, сообщив ему, что мы давно знали об игре с нами через инженера и что ждали такой встречи. В продолжение своей легенды о том, что мы давно работаем с инженером с целью вербовки его руководителя-контрразведчика, он сообщил американцу, что все беседы записываются на пленку, а настоящая встреча обеспечивается несколькими сотрудниками резидентуры.
Неожиданное поведение нашего оперработника привело американца в явное замешательство. Не давая возможности ему прийти в себя, оперработник покинул место встречи, пообещав при прощании опешившему американцу позвонить по телефону и вернуться к начатому разговору.