Страница 253 из 254
Доктрина становится преступной идеологией уже потому, что отрицает фундаментальный факт — единство того, что Робер Антельм называл «человеческим видом» и что в преамбуле Декларации прав человека 1948 года определено как «человеческая семья». Корни марксизма-ленинизма уходят, возможно, не столько в учение самого Маркса, сколько в извращенный дарвинизм, который, будучи применен к социальной сфере, приводит к чудовищным выводам, напоминающим расовую теорию нацистов. Ясно одно: преступления против человечности есть порождение идеологии, отказывающейся от всеобъемлющего и разностороннего подхода к человеку и человечеству и низводящей их на более низкий уровень: биологический / расовый или социально-исторический. Своей пропагандой коммунисты сумели создать впечатление, будто их подход универсален и подразумевает все человечество. Различие между нацизмом и коммунизмом часто усматривалось именно в том, что нацисты исповедовали узко националистический, расовый подход, тогда как ленинское учение ценно именно своим универсализмом. Это не имеет ни малейшего отношения к истине: как в теории, так и на практике Ленин и его последователи безоговорочно исключили из рода человеческого капиталистов, буржуев, контрреволюционеров и прочих, превратив их в абсолютных врагов. Каутский еще в 1918 году называл понятие врага «резиновым», позволяющим беззастенчиво вычеркивать из числа людей кого угодно. Это напрямую ведет к преступлениям против человечности.
М. Дельмас-Марти пишет: «Сами биологи, например Анри Атлан, признают, что понятие человечности выходит за пределы биологии, которой почти нечего сказать о человеческой личности. (…) Действительно, ничто не мешает считать человеческий вид одним из видов животного царства, видом, создаваемым самим человеком, уже научившимся выводить новые виды животных и растений». Не это ли попытались сделать коммунисты? Не лежала ли в основе коммунистического проекта идея «нового человека»? Не пытались ли лысенки, страдающие мегаломанией, вывести, наряду с новыми сортами кукурузы и помидоров, новую человеческую породу?
Этот подход, более свойственный концу XIX века, времени торжества медицины, навел Василия Гроссмана на следующие мысли относительно большевистских лидеров: «Этот характер ведет себя среди человечества, как хирург в палатах клиники (…). Душа хирурга — в его ноже. Суть подобных людей — в фанатичной вере во всесилие хирургического ножа. Хирургический нож — великий теоретик, философский лидер двадцатого века». Логическим следствием этого подхода стали действия Пол Пота, который одним движением отсек от общественного тела пораженную гангреной часть — «новый народ», или «пришлых», оставив «здоровую» часть — «местных». При всем своем безумии идея эта не так уж и нова. Уже в 70-х годах XIX века русский революционер Петр Ткачев, достойный продолжатель дела Нечаева, предлагал истребить всех русских старше 25 лет, не способных претворить в жизнь идею революции. Бакунин возмущался в своем письме Нечаеву этим людоедством: «Наш народ — не чистый лист бумаги, на котором какое-то тайное общество может написать то, что ему вздумается, — например, вашу коммунистическую программу». Мао тоже сравнивал себя с гениальным поэтом, выводящим каллиграфические письмена на чистом листе. Как будто цивилизацию, насчитывающую не одну тысячу лет, можно уподобить чистому листу бумаги!
Террор, о котором идет речь в этой книге, зародился в ленинско-сталинском Советском Союзе, и его проявления в различных странах, заявляющих о своей приверженности марксизму-ленинизму, могли носить несколько видоизмененный характер, поскольку каждая страна, каждая коммунистическая партия прожила собственную историю, отмечена своими локальными и региональными особенностями. Однако все это вписывается в шаблон, создававшийся в Москве с ноября 1917 года и не противоречит заданному «генетическому коду».
Как понять действующих лиц этой ужасающей системы? Есть ли у них какие-либо особенные черты? В каждом тоталитарном режиме находятся люди, способные обеспечивать работу его механизмов. Больше всех выбивается из общего ряда Сталин. В области стратегии он был достойным наследником Ленина, умевшим держать под контролем внутреннюю ситуацию и влиять на положение в мире. С исторической точки зрения он представляется величайшей политической фигурой XX столетия, так как сумел превратить слабый Советский Союз образца 1922 года в мировую сверхдержаву и на долгие десятилетия навязать человечеству коммунизм как альтернативу капитализму.
Одновременно он был одним из крупнейших преступников века, знавшего немало кровавых палачей. Следует ли видеть в нем нового Калигулу, как называли его в 1953 году Борис Суварин и Борис Николаевский? Или это был параноик, как утверждал Троцкий? Или, наоборот, фанатик, чрезвычайно одаренный политик, отвергавший демократические методы? Сталин довел до конца дело Ленина, воплотившего выдвинутые Нечаевым идеи: применил экстремальные средства для проведения экстремальной политики.
Сталин сознательно встал на путь преступления против человечности как средства правления, поэтому мы обязаны разобраться в чисто русской составляющей этой личности. Уроженец Кавказа, он с детства преклонялся перед великодушными разбойниками-абреками — кавказскими горцами, изгнанными из своего клана, поклявшимися отомстить своим недругам и черпавшими отвагу в отчаянии. Он избрал себе кличку «Коба» в честь мифического благородного разбойника, своего рода Робин Гуда, защитника вдов и сирот. А вот что писал Бакунин в своем письме Нечаеву, где объявлял о своем разрыве с ним:
«Помните, как вы на меня рассердились, когда я назвал вас абрекам, а ваш катехизис — катехизисом абреков? Вы говорили, что такими должны быть все люди, что абсолютная самоотверженность и отказ от всех личных потребностей, удовольствий, чувств, привязанностей и уз должны быть нормальным, естественным, повседневным состоянием для всех без исключения. Свою собственную жестокость, полную самоотречения, свой крайний фанатизм вы стремитесь прямо сейчас превратить в правило для всех людей. Вам хочется нелепости, невозможного, полного отрицания природы, человека и общества».
Бакунин, беззаветно преданный революции, понял в 1870 году, что даже на революционные действия должны распространяться определенные моральные ограничения!
Коммунистический террор часто сравнивают с террором Святой инквизиции. Здесь лучше обратиться за разъяснениями к писателям, а не к историкам. В своем великолепном романе Позорная сутана Мигель Кастильо утверждает: «Цель не в том, чтобы пытать и жечь, цель в том, чтобы задать нужные вопросы. Запугивание без истины бессмысленно, истина — причина запугивания. Если не дойти до истины, то как признать свою ошибку? (…) А уверенность в обладании истиной не позволяет оставлять ближнего прозябать в заблуждении».
Церковь сулит прощение первородного греха и спасение на том свете или вечные муки в аду. Маркс верил в прометеево самоискупление человечества. Это была мессианская мечта о «Тайной вечере». Напротив, Лешек Колаковский считал, что «идея, будто существующий мир настолько испорчен, что улучшить его немыслимо и что именно поэтому мир, который сменит теперешний, окажется воплощением совершенства и апофеозом освобождения, — идея эта есть одно из чудовищнейших заблуждений человеческого ума. (…) Конечно, заблуждение это изобретено не в наше время; однако приходится признать, что религиозная мысль, противопоставляющая всем преходящим ценностям силу сверхъестественной благодати, внушает куда меньший ужас, чем светские доктрины, утверждающие, будто мы можем спастись, совершив один прыжок из бездны ада в небесные кущи».
Эрнест Ренан был, безусловно, прав, когда писал в своих Философских диалогах, что для завоевания абсолютной власти в обществе безбожников мало грозить пламенем мифического ада: приходится устраивать настоящий ад, концентрационный лагерь, где ломают бунтарей, чтобы запугать всех остальных; там должна служить специальная полиция, состоящая из людей, не отягощенных муками совести и полностью преданных существующей власти, «послушных машин, готовых на любую жестокость».