Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 97 из 109

Зная о том, что в отдельных цехах завода часть платины, которая использовалась в производстве, оставалась, Эльпорт и Добров обращались к мастерам, бригадирам с просьбой достать им платиновую проволоку якобы для того, чтобы выручить соседний завод. Таким образом неоприходованная платина попадала в руки спекулянтов.

С ноября 1956 по март 1957 года Эльпорт и Добров похитили платины на 58 500 рублей. А через границу платину, проданную Клебановым, провозили в нагревательных приборах, в детских металлических игрушках и дамских сумочках.

Но обо всем этом чекисты узнали гораздо позже, после долгого и сложного расследования. Оказалось, что впервые супруги Вархафтиги приехали в нашу страну осенью 1956 года в Ригу по вызову Бориса Гайта, работавшего там сапожником. В заявлении Б. Гайта было написано, что Уршула Вархафтиг является сестрой его жены, что не соответствовало действительности, просто Вархафтиги прибыли, чтобы продать привезенные в большом количестве костюмы, ткани, трикотаж и на вырученные деньги приобрести платину. Тогда же Б. Гайт изготовил для Вархафтига полуботинки с тайниками для нелегального провоза через границу платины. В тот раз М. Вархафтигу удалось вывезти за границу 300 граммов платины, а его жене Уршуле в декабре того же года — еще 200 граммов драгоценного металла.

В августе 1956 года Клебанов познакомился у себя на квартире с Вархафтигами, которые пришли к нему по рекомендации сестры Клебанова Тительман.

Во второй раз, в марте 1957 года, Мозес и Уршула Вархафтиг приехали прямо в Ленинград, и снова по фиктивному вызову. Здесь они быстро распродали вещи, привезенные ими на продажу, и сразу же отправились по знакомому адресу на бульвар Профсоюзов. Там их уже ждал «шеф» платиновой организации — Клебанов. У него супруги купили ту платину, которую у них изъяли сотрудники московской таможни.

Сотрудники управления КГБ при СМ СССР по Ленинградской области терпеливо разматывали всю цепочку.

Во время обыска у Г. В. Ананьева в его сарае, в дровах, нашли 6 тысяч рублей и несколько десятков авторучек, которые мастер цеха украл на своем промкомбинате. Занимаясь спекуляцией драгоценными металлами, Ананьев не брезговал и мелочами.

Дольше всего разыскивали Эльпорта, который хранил заработанные нечестным трудом деньги не дома, а у одной своей знакомой. И вот наконец преступники оказались на скамье подсудимых.

Суд сурово покарал контрабандистов, на долгие годы изолировав их от общества.

Так закончилось дело о платине, спрятанной под подошвой, которое началось в теплый весенний день в аэропорту «Внуково».

Целый месяц заседала коллегия по уголовным делам Ленинградского городского суда. Судья, народные заседатели, государственный и общественный обвинители, адвокаты должны были разобраться в девятнадцати пухлых томах уголовного дела по обвинению восьми человек, которые все это время смирно сидели на скамье подсудимых и с готовностью давали показания. Но следователям управления Комитета государственной безопасности при СМ СССР по Ленинградской области пришлось несколько месяцев собирать материалы, изобличать преступников, проводить сложные экспертизы, для того чтобы раскрыть целую организацию, занимавшуюся контрабандой и спекуляцией валютными ценностями в особо крупных размерах.

20 июня 1968 года во двор дома № 3 по Сытнинской площади Ленинграда въехала белая «Волга». Она остановилась недалеко от самодельных футбольных ворот, составленных из двух груд кирпича, в которые несколько мальчишек пытались вогнать большой красный резиновый мяч. Сидевший за рулем средних лет мужчина с интересом следил за игрой ребят. Минут через пятнадцать к машине подошел молодой человек в довольно потрепанном сером пиджаке и мятых темных брюках. В руке он держал новенький желтый портфель. Посмотрев по сторонам, молодой человек открыл дверцу «Волги» и сел на заднее сиденье. Хозяин машины обменялся с ним несколькими короткими словами и стал перекладывать в желтый портфель какие-то небольшие пакеты, аккуратно перевязанные черной изоляционной лентой. В этот момент к «Волге» подошли двое высоких мужчин, один из них показал ее пассажирам красное удостоверение и пригласил их пройти в пикет милиции, находящийся рядом на Сытном рынке. Все это было проделано так быстро, что играющие в футбол ребята ничего не заметили.



В пикете установили личности задержанных. Это были врач объединенной больницы Калининского района Нехорошев и ассистент кафедры общей химии Северо-Западного заочного политехнического института Бердичевский. У Нехорошева в портфеле было обнаружено 10 слитков золота с клеймом Лондонского банка, 70 шведских крон, нож в чехле, изоляционная лента и другие предметы. На допросе Нехорошев показал, что слитки золота и браслеты он получил от Бердичевского для продажи, что Бердичевскому золото и браслеты поставляет из-за границы один моряк, занимающий в Балтийском морском пароходстве крупный пост. Бердичевский не стал отрицать того, что в этот день утром он купил золото у моряка по имени Леонид, которому лет сорок — сорок пять, моряк высокого роста, полный, с черными усами. Но где этот человек живет, Бердичевский не знает. Однако, когда следователи показали Бердичевскому несколько фотографий людей в морской форме, он среди них сразу же узнал своего приятеля Леонида Лишптейна.

Липштейн уже двенадцать лет плавал капитаном грузового судна «Ангарск». Человек он был веселый, легко сходился с людьми, не жалел денег на рестораны и пирушки. После каждого рейса Липштейн своим знакомым и сослуживцам привозил различные подарки и сувениры. Его щедрость была известна всем. Не знали люди одного — капитан привозит в Ленинград не только сувениры. Бывая в Роттердаме, Антверпене, Гамбурге и других иностранных портах, Липштейн скупал там модные в то время плащи «болонья». Только за один 1967 год Липштейн в тайнике под выдвижным ящиком шкафа в своей каюте провез 32 плаща «болонья», которые он в Ленинграде продавал по 45–50 рублей за штуку.

Как-то раз после возвращения из очередного рейса Липштейн через директора одного из магазинов Ю. Черняка, который помогал ему сбывать товар, познакомился с только что вышедшим из заключения Бердичевским. Тот в это время устроился на работу в Северо-Западный заочный политехнический институт и искал возможности приложить свои недюжинные способности спекулянта к какому-нибудь «серьезному» делу. Они друг другу понравились, Липштейн стал поручать Бердичевскому распродажу контрабандных товаров, которые он регулярно привозил из-за границы. Но полученные за реализацию плащей и браслетов 4400 рублей Липштейну казались грошами. Вернувшись однажды из рейса, он сказал Бердичевскому, который, удобно устроившись в кресле, потягивал капитанский виски и слушал музыку из только что привезенного Липштейном портативного магнитофона:

— Яша, мне кажется, что мы размениваемся на мелочи. Есть хорошее предложение. Как ты смотришь на то, чтобы мы занялись золотом?

— Золотом? А откуда мы его возьмем?

— Есть у меня один знакомый в Антверпене, он предлагал золото за рубли. За килограмм — десять тысяч.

— Зачем ему рубли? Ведь на них он ничего у себя в Бельгии не купит.

— Нас это не касается.

Липштейн говорил о бельгийском гражданине Юдольфе Флисе, с которым он был хорошо знаком. Дело в том, что Флис работал шипчандлером (снабженцем судов) и имел дело с капитанами советских пароходов, заходящих в антверпенский порт. Кроме того, Флис имел небольшую лавку, где цены товаров были чуть ниже, чем в других магазинах. Флис хорошо говорил по-русски, поэтому его лавка была популярна среди советских моряков.

Мало кто знал, что Юдольф Флис родился в Тбилиси в семье ювелира в 1907 году, окончил гимназию, затем, в 1924 году, техникум. В 1926 году уехал якобы для продолжения учебы в Германию, позже в Бельгию и остался там навсегда. В 1932 году женился на бельгийке Паулине Влёрник, которая работала кассиршей в универмаге «Иновасьон». После второй мировой войны поступил в фирму «Лафоре», которая занимается обслуживанием советских судов, прибывающих в Бельгию.