Чекисты

Гремел и спотыкался джаз, вызывая в душе желание сделать что-нибудь особенное, из ряда вон выходящее. Борис, развалившись на стуле, качал в такт музыке ногой, потом вспомнил:

— Да, ребята, в поезде, когда возвращались в Москву, за завтраком в вагоне-ресторане ко мне подсел здоровенный американец. Хорошо говорит по-русски. Мы полчаса беседовали, но мне он не понравился. В джазовой музыке разбирается плохо, говорит, что любит симфоническую, а как поговорили дальше, он в ней еще серее. Но сказал, что у него есть знакомый, который скоро приедет в СССР, — у того целая коллекция пластинок, и просил дать ему мой адрес. Он мне не понравился, и адреса я не дал. Американец заявил, что на днях приедет в Ленинград, хочет познакомиться с преподавателями и студентами университета. Его интересует методика преподавания языков.

Сергей даже задохнулся от возмущения. Американец, хорошо говорящий по-русски, с ним же интересно познакомиться! Сергей стал расспрашивать, как тот выглядел. Борис ответил, что зовут его, кажется, Митчелл, черный, здоровый, в ярком красном джемпере с какими-то черно-белыми пятнами.

Английский Сергей знал еще плохо, и поэтому объяснения с иностранцами чаще проходили на пальцах, а если разговор и получался, то о самых обыденных вещах. Но больше о Митчелле Борис ничего не рассказывал, и разговор пошел о выставке архитектуры США.

Сергей доказывал, насколько архитектура США лучше нашей. Борис не возражал и снисходительно посмеивался, а потом, взяв путеводитель по выставке, раскрыл последние страницы.

— Если смотреть, так надо все смотреть, а не только картинки. Читай, вот одноквартирный дом. Хорош, ничего не скажешь. А дальше что написано? Стоит тридцать тысяч долларов. Понимаешь, что это такое — тридцать тысяч? По официальному курсу — это около двадцати семи тысяч рубликов. Кто может приобрести такой дом?

— Так в рассрочку же у них...

— Рассрочка рассрочкой, а деньги остаются деньгами. Это приблизительно около шестидесяти месячных заработков квалифицированного рабочего. Шутка? Надо читать и думать, Янки. Этот путеводитель не только реклама, но и пропаганда.

Разговаривать с Борисом было неинтересно. Ортодокс какой-то.

В прошлом году Сергей познакомился с англичанином Уорреном. Он в Ленинграде второй раз, впервые был, когда служил на «Триумфе». До сих пор, рассказывал он, ему помнится наводнение в Ленинграде. Уоррен в то время гулял с товарищем по Каменному острову, там очень красивые коттеджи, много зелени. До этого они сфотографировались под дубом Петра Первого. Дул сильный ветер.

И вдруг этот большой незнакомый город начал погружаться, тонуть. На улице из канализационных колодцев шапками стала вспучиваться вода. Уоррен с товарищами бежали сломя голову на корабль. Воды уже было по колено. А женщины сидели на крылечках домов, кто с вязаньем, кто с детьми и звали их к себе, уверяя, что скоро все кончится...

Вахтенные тоже опростоволосились. Вода прибывает, надо было потравливать швартовы, заведенные на бочки, а они этого не учли, и вот кормовой лопнул — стальной трос в руку толщиной. Корабль ветром понесло на мост. Авария была бы неминуема, на счастье крохотный буксирчик успел запустить машину и буквально с писком выбрался из-под кормы, подал на борт конец и изо всех сил молотил винтом воду, сдерживая громадину, пока на помощь с другого берега Невы не подошли мощные буксиры. Уоррен со смехом рассказывал, что у него дома не верят, что может существовать большой красивый город, который периодически погружается в воду.

Этот моряк был интересным собеседником, он сообщил Сергею массу английских жаргонных морских слов, тот их записал. Обменялись адресами, но почему-то через полгода Уоррен замолчал.

Потом Сергею удалось познакомиться сразу с тремя иностранцами: англичанкой Кэтрин, норвежцем Янсоном и американцем, который назвал себя как-то длинно и непонятно. Стремясь снискать расположение новых знакомых, Сергей рассказал им парочку довольно старых антисоветских анекдотов. Янсон сдержанно рассмеялся, американец не повел и ухом, видимо, не понял Сергея, а Кэтрин, посмеявшись, заметила, что такое говорить опасно. Три дня Сергей был для них добровольным гидом. Пришлось быстро изучить путеводитель по Ленинграду — надо же было показать свою эрудицию. Это обошлось «двойкой» по лабораторной работе. Сергей убегал с занятий. На четвертый день новые знакомые уехали, на прощание посидели в ресторане «Астория». Сергей предложил вести переписку. Кэтрин и Янсон охотно согласились, а американец отказался наотрез, заявив, что он работает в области атомной энергии и им запрещено переписываться с иностранцами, особенно с русскими.

На память остались два номера журнала «Лайф», мундштук Янсона и автоматический карандаш Кэтрин. С ней и Янсоном завязалась устойчивая переписка. Кэтрин ничего особенно интересного не писала. Янсон присылал вырезки из американских и английских газет, где сообщалось о жизни в Советском Союзе.

Несколько дней Сергей был гидом Джека. Тот сказал, что служит в экспедиционных войсках, приехал туристом. Анекдоты выслушивал с удовольствием и хохотал во все горло. Потом он познакомил Сергея с супругами Старк. Худенькая чистенькая женщина с сединой на висках и такой же сухонький муж. Они приехали на своей машине. Старк был одним из директоров компании жевательных резинок в Чикаго. Старков в основном интересовали церкви. Целых пять дней Сергей колесил с ними по городу, они фотографировали, миссис Старк что-то долго и тщательно записывала в маленькую книжечку мелким ровным почерком, кормили Сергея обедами в ресторанах и на прощание подарили коробку жевательной резинки, галстук, банку кока-колы и две миссионерские книжки о христианстве. Миссис Старк обещала прислать посылку, но слово свое не сдержала, и адреса они не оставили.

И вот теперь, услышав от Бориса, что в Ленинград приедет некий Митчелл, Сергей стал каждый вечер болтаться у «Астории» и «Европейской». Он встретил Митчелла в Русском музее, тот рассматривал «Гибель Помпеи». На нем был ярко-красный джемпер с причудливыми черно-белыми узорами. Разговорились, посидели на скамейке перед музеем. Митчелл интересовался всем: и ценами на продукты, и уборкой улиц, попросил познакомить с преподавателями и студентами. Сергей ответил, что сейчас все студенты и преподаватели отправлены на сельскохозяйственные работы.

— А вы почему здесь?

— Выпускные курсы не трогают.

Митчелл подумал-подумал и четко не то произнес, не то спросил:

— Барщина...

— Во-во, точно-точно. Вы правильно подметили, — встрепенулся Сергей и тотчас рассказал свои заезженные анекдоты.

Митчелл их выслушал внимательно, рассмеялся и протянул Сергею пачку сигарет.

Сергей начал говорить, что творится в колхозах, как плохо живут рабочие, что свободы слова фактически нет.

— Ну, это вы слишком... — заметил Митчелл и встал.

Они договорились встретиться на следующий день. Митчелл записал телефон Сергея, а свой не дал, объяснив, что в номере живет не один, а с каким-то незнакомым ему американцем и тот не очень ему нравится.

На следующий день он позвонил Сергею домой из автомата и назначил свидание у церкви, которая называется «Спас на крови».

Около двух часов они сидели на Марсовом поле. Митчелл сначала долго смотрел по сторонам, спросил, что за здания окружают Марсово поле, и только потом присел.

Он опять подробно расспрашивал Сергея о том, как он живет. Сергей старался вовсю, он рассказал все сплетни, которые знал, Митчелл часто перебивал его вопросами:

— Это вы сами видели или только слышали? А как вы сами считаете?

И Сергей догадался, что Митчелла не так интересуют сведения о жизни в Советском Союзе, как отношение к ним Сергея. Потом они прошлись по Садовой до Гостиного двора, потолкались у прилавков, выпили по чашке кофе в буфете ресторана «Метрополь».

— А где еще у вас есть крупный магазин? — спросил Митчелл, когда они вышли на улицу.

— Прямо по Невскому и направо по Желябова — ДЛТ называется, Дом Ленинградской Торговли.