Чекисты

В одной из волостей Лядского района помогал нам бывший учитель. Работая писарем в волостном управлении, он доставлял «аусвайсы». С этими немецкими документами мы послали двух связных во Псков, где они собрали ценные сведения.

Да, много было преданных, честных работников, незаметно, но с постоянным риском для жизни делавших свое дело. Особую роль сыграли в то время наши отважные девушки. О них хочется рассказать подробнее.

Разными, порой неожиданными путями приходили они к нам. Удивительна и трагична история Ани Григорьевой. В то время мы находились еще в отряде Объедкова. Однажды разведчики привели к нам в штаб молодую женщину с грудным ребенком. В деревне, где ее захватили, местные жители сказали: «Что вы с ней возитесь, ее на виселицу надо». А женщина требовала, чтобы ее привели к начальнику особого отдела. Разведчики доставили ее ко мне, а ребенка положили на стол. Захаров говорит: «Ну, Гриша, детей у тебя нет, вот бери да воспитывай». Я снял с себя полушубок, укутал ребенка — ведь был январь! — и стал расспрашивать женщину. Что-то показалась она мне не похожей на немецкую разведчицу. Аня рассказала, что была радисткой в нашей разведгруппе, работавшей в районе Чихачева. Затем ей дали задание — внедриться в немецкие органы. Придумали «легенду» — бежала, дескать, от партизан к немцам. И Аня согласилась. Немцы приняли ее, тиснули в своей газетке «Рассказ партизанки», а затем увезли в Сольцы, где заставляли работать на станции радиоперехвата. Когда у нее родился сын, немцы послали ее к нам, чтобы устроилась радисткой и передавала им сведения о партизанских соединениях. И вот Аня у нас. Лагерь наш обстреливают, бомбят с самолета, нужно уходить. С помощью женщин-партизанок Аню с ребенком устроили в санях. По дороге был затяжной трудный бой. Утром развернули ребенка — а он мертв. Замерз...

Аня осталась у нас. Неоднократно ходила на задания, всегда с успехом. В одном из боев в августе 1943 года, когда мы были в окружении под Гдовом, получила тяжелое ранение. Товарищи понесли ее на носилках, но она подорвала себя гранатой, чтобы никому не быть в тягость...

Нам часто приходилось рисковать, поручая важные задания малознакомым лицам. Как правило, мы не ошибались. Помню, приехал как-то в штаб Коля Захаров и просит дать ему толу: в село Сорокино прибыл немецкий батальон, снятый с фронта на отдых. Батальону дано задание по борьбе с партизанами. «Надо им устроить отдых», — сказал Коля. Наша разведчица сообщила ему, что в соседней деревне проживает родственница хозяйки дома, в котором разместился штаб батальона. Захаров пробрался к этой женщине, долго с ней говорил, и она согласилась выполнить наше поручение. Съездила в Сорокино, отвезла немцам две корзины, полные битых гусей. На дне одной из корзин лежала еще и взрывчатка. Одну корзину она отдала немецким штабистам, а вторую поставила в чулан, затем ушла в партизанскую бригаду вместе с хозяйкой дома, своей родственницей. Кислотный взрыватель маломагнитной мины сработал в полночь, от немецкого штаба осталось одно пепелище.

Во второй бригаде, постоянно менявшей свое место, разведчиц мы подбирали от случая к случаю. Позднее, в восьмой партизанской бригаде, мы занялись этим делом «по науке»: всем своим ребятам я поручил присмотреть в отрядах грамотных и боевых девушек, имеющих родственные связи в Пскове, Острове и Порхове.

И вот в особый отдел стали приходить девушки — одна красивее другой, молодые, задорные, бесстрашные. Беседуя с одной из них, узнаю, что она раз уже сослужила нам службу: это к ней, к Жене Шкаликовой, работавшей тогда кассиром банка в Пскове, ходили наши разведчицы с «аусвайсами», добытыми лядским учителем. Потом Женя убежала из Пскова, но там у нее мать, сестра, множество знакомых. Выросла она в Пскове, город знает как свои пять пальцев.

— А что, Женя, если поручим сходить в Псков?

Немного подумав, она дает согласие. Соглашается работать разведчицей и Тамара Бударина, смешливая, веселая девочка, только перед войной окончившая семь классов. В Пскове у нее мать и брат. К тому же Тамара немного говорит по-немецки. Но ребячества в ней хоть отбавляй. И хотя она заверяет: «Пойду, куда только пошлете», посылать ее нужно с кем-то более опытным.

Девушки эти совсем не подготовлены, что называется «сырой материал». В наличии у них лишь горячий патриотизм, а одного этого маловато.

Договорились, что будем их обучать, создали две группы. В одной готовили вербовщиков, в другой — маршрутниц, связисток. В этой лесной партизанской школе наши девушки прошли в короткое время соответствующую подготовку. Но главное, конечно, было в отваге, смелости и находчивости, которые обнаружили девушки. Как много сделали они, эти вчерашние школьницы! И в каких трудных условиях!

Женя Шкаликова (ныне Евгения Тимофеевна Крутикова) оказалась человеком исключительного мужества. Много раз ходила она в Псков, установила там нужные связи. Женя раздобыла карту зенитной обороны Пскова, которой потом с успехом воспользовалась наша авиация. Через Женю Шкаликову, Тамару Бударину, Ольгу Хромичеву и Ольгу Воробьеву мы поддерживали связь с подпольными группами на псковском аэродроме, на бирже и в других городских учреждениях. Из данных, собранных бесстрашными разведчицами, нам стало известно о большом скоплении вражеской авиации под Псковом. Эти данные мы передали в Ленинград, а в ночь на 17 февраля 1944 года наша авиация разгромила это скопище вражеской техники.

В холод, в дождь, в слякоть ходили наши девушки на задания. Бывало, отправишь их — и не находишь покоя: сумеют ли? не попадутся ли? Зато сколько радости было, когда разведчицы возвращались! Тут уж и обед для них готовится специальный, и лучшее помещение. Были они всегда одеты и обуты, партизаны относились к ним с особым уважением. В редкие часы отдыха девушки устраивали танцы.

Самое светлое воспоминание осталось у меня об этих скромных труженицах войны.

...Это было еще в сентябре 1943 года. По приказу штаба партизанского движения из нашей Второй бригады были созданы четыре самостоятельные бригады. Мне приказали отправляться в бригаду, которой присвоен номер восемь. Находилась она где-то под Островом, в районе Пушкинских Гор, километров за триста от нашего местопребывания.

Простившись с товарищами, я тронулся к месту новой службы. Шли мы лесами и глухими проселками. По дороге, конечно, «работали». Наткнулись на многожильный кабель — вырезали пятьсот метров; увидели полевой провод — перерезали... И так везде, где только могли, вредили немцам.

У деревни Заходы Порховского района мы наткнулись на засаду власовцев. В перестрелке я был ранен, истекал кровью и пролежал в лесу двенадцать суток. Тут нам помогли старые наши связи: староста деревни Заледенье каждый день выносил к колодцу ведро вареной картошки, ночью мои товарищи забирали его, а к утру оно уже пустое опять стояло у колодца. Когда рана моя немного затянулась, мы опять пошли на юг.

Подходя к деревне Лужки Карамышевского района, слышим звуки боя. Кто с кем воюет — неизвестно. Осторожно вошли в деревню. Видим — у избы часовой, совсем молоденький парнишка. Занялся починкой своих сапог, а винтовка в стороне. Миша Зеленкин, мой товарищ, подскочил — и хвать винтовку! Допрашиваем парнишку: кто такой, из какого отряда? А он улыбается:

— Отдай винтовку по-хорошему. Мы — воробьевцы.

Я впервые услыхал о Воробьеве. Кто такой — не знаю. Говорю: «Веди нас к нему в штаб».

Идем по деревне. Никто на нас не обращает ни малейшего внимания, ходят из дома в дом, о чем-то переругиваются. Затем видим группу бойцов, как видно только что вышедших из боя. И эти тоже не смотрят в нашу сторону. Привел нас парнишка в штаб. У стола, развалившись, сидит парень, одет хорошо, весь увешан оружием. Приказывает хозяйке, чтобы подала ему есть, и только после этого обращается к нам:

— Кто такие?

— Да мы вот...

— Ладно, идите во вторую рогу, там вас зачислят. Оружие есть?

— Есть, — говорим. — Вы хотя бы спросили, откуда мы? Может быть, не хотим у вас оставаться?