Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 56 из 95



Гиммлер решил противостоять этому ложному представлению и послал в бой особую боевую группу добровольцев из состава сторожевого батальона Власова, как первого подразделения РОА. Эта часть силой в 150 человек прошла короткую военную подготовку, причем особое внимание было сосредоточено на употреблении противотанковых базук. Уже при тренировочной стрельбе были достигнуты хорошие результаты. Как мне сообщали, отдельные солдаты, стреляя из базук, попадали в стволы деревьев на расстоянии в 40–50 метров.

Эта маленькая часть была под командой полковника Игоря Сахарова и майора графа Г. Ламсдорфа и была послана для выполнения боевого задания на фронт, который уже тогда находился на Одере, то есть во время, когда война была уже потеряна. Бойцы оправдали себя во всех отношениях. Советские танки были подбиты и взяты пленные. Весть о присутствии власовской части на фронте распространилась на советской стороне с быстротой ветра и смутила красноармейцев. Появились перебежчики, которые искали власовскую часть. И это в феврале 1945 года!

При этом опыте особенно отличились два старших лейтенанта, Анатолий Ромашкин и Алексей Бабницкий. Они руководили действиями части в передовой линии и проявили личную доблесть и разумность действий, служа примером для солдат РОА. Полковник Сахаров был за эту операцию награжден орденом Железного Креста первой степени и упомянут в докладе Верховной Ставки.

Несмотря на этот, по нашему мнению, полный успех, эту часть через три недели послали обратно в Мюнзинген и после этого не предпринимали новых опытов того же порядка. Недоверие осталось в силе…

Полковник Сахаров позже командовал на фронте на Одере русским пехотным полком, который потом стал четвертым полком Первой Дивизии. Не попав в американский плен, он сумел спастись от выдачи. После войны он поселился в Австралии, где в середине 50-х годов погиб в автомобильной катастрофе. Обоих старших лейтенантов после войны я встретил в окрестностях поместья Двингера «Хедвиг Хоф». Верена фон Дистерло, бывшая тогда секретаршей у Двингера и хорошо знавшая их обоих еще со времен Дабендорфа, нашла для них место, где они могли спрятаться в лесу. Это было время, когда репатриационные советские комиссии обыскивали все беженские лагеря в погоне за солдатами РОА. Это укрытие было так хорошо замаскировано, что я не смог его распознать даже с десяти шагов, хотя Верена фон Дистерло, которая меня привела туда, сказала: «Вот мы пришли, смотрите прямо перед собой!»

Старший лейтенант Анатолий Ромашкин позже переселился в Соединенные Штаты, и там я потерял его след. Алексей Бабницкий после долгих лет депрессии решил вернуться в Советский Союз, хотя он хорошо знал, что его там ожидало. Это пример того, что русские не в состоянии противостоять своей безграничной тоске по родине, невзирая ни на какие соображения.

Боевое испытание у предмостного укрепления на Одере

11 апреля 1945 года Первая дивизия выдерживает свое боевое испытание на предмостном укреплении Эрленхоф. И это при том, что сама подготовка к операции сопровождалась неблагоприятными предзнаменованиями. При этом стало ясно, в какой малой степени немецкое командование придерживалось своих заверений. Власов только от генерала Буняченко узнал, что немцы обошли его, отдавая боевой приказ. Буняченко подозревал фальшивую игру немцев с РОА. Его давнишнее недоброжелательное отношение к немцам с тех пор усилилось вплоть до враждебности. И сам Власов был против этой операции, которая не давала никаких шансов на успех, потому что его части были недостаточно вооружены. Он надеялся, что именно первая боевая операция его дивизий принесет ему политический успех, который бы способствовал тому, что недоверие немецких ответственных учреждений к преданности и боевой силе его армии сойдет на нет. Но и Красной армии он хотел доказать независимость его боевой силы, выступавшей в общем ударе на одном из участков фронта.

Но положение на этом участке было крайне невыгодно. Советские силы к югу от Франфурта на Одере переправились через реку. Две недели перед тем две немецких дивизии безуспешно пытались ликвидировать предмостное укрепление Эрленхоф. Все пространство перед ним было заболочено, и нападение можно было вести только с обоих флангов вдоль реки. Эти пути для атаки подвергались обстрелу как с предмостного укрепления, так и с другого берега. Своевольный власовский генерал Буняченко, особенно неприятный для немцев, очень быстро признает всю бесцельность такой операции: соотношение сил слишком неблагоприятно. Сначала он возражает против приказа главнокомандующего 9-й армией генерала Буссе, — которому он до сих пор подчинялся, — на том основании, что он подчиняется только Власову, и потому еще, что не прибыли другие части РОА. Но, в конце концов, он должен подчиниться приказу.



Первые линии врага прорываются. В убийственной артиллерийской перестрелке следующие атаки останавливаются. После короткого перерыва по приказу начальника Дивизии атаки возобновляются. Предмостное укрепление сильно сужается, но ликвидировать его не удается. Дивизия потеряла 370 человек, среди них много офицеров. Но ни один солдат Дивизии не перебежал к врагу, невзирая на предельное моральное напряжение, а ведь всего несколько километров разделяло противников… С этой точки зрения Дивизия себя полностью оправдала. Буняченко отказывается от предложения немецких офицеров — повторить такую безнадежную операцию на другом участке фронта: «…Мы не хотим быть втянутыми с вами в вашу гибель, когда мы наконец получили возможность честно сражаться так, как мы обязаны нашему народу…»

Ему удалось сохранить свою дивизию. Он повел ее на юг с тем, чтобы в Чехословакии соединиться с другими частями РОА.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Отчаянные попытки вплоть до трагического конца

Война медленно продвигалась к своему концу. Власов ясно видел его приближение. Радиостанции союзников, передачи которых все время прослушивались в штабе, давали ему в этом полное подтверждение. Военные передвижения, как на Востоке так и на Западе, на основании сводок немецкой ставки и передач радиостанций союзников, ежедневно отмечались флажками на больших картах. При этом Власов замечал: «Все ведет к катастрофе, если не случится чудо!» Но вместе с тем он был убежден, что если бы ему дали полную свободу действовать, можно было бы еще повернуть военное счастье. При этом он возлагал надежду на историческую английскую политику, которая, как мы теперь знаем, была в отношении Советского Союза особенно дружественной. Он также недооценивал американского влияния и дружбы Рузвельта с Советами. Власов определенно хотел передать свою армию в распоряжение западных союзников. Он, как и многие из нас, не знал подлинных оснований американской политики, которые выражались в желании пойти навстречу большевикам.

Власов тогда говорил о невероятной ошибке, которая привела к тому, что последние еще боевые части были истрачены в наступлении в Арденнах. Позже их недоставало при сопротивлении против наступавшего советского вала. Вот мнение А. А. Власова: «При таком ведении войны теряется всякая надежда. Всех нас ожидает тяжелая судьба. Если бы мы победили, мы стали бы героями, тогда мы были бы патриотами. Но поскольку мы станем побежденными, то нас отметят как изменников, и нас ожидает злая судьба».

Усилия по спасению Штрикфельдта

Когда в январе 1945 года фронт под Лодзью был прорван советскими войсками, для Штрикфельдта в имении «Бибертейх», в Померании, создалась большая опасность. Так как, очевидно, немецкие учреждения о нем забыли, нам пришлось его как-то спасать. Нормальная поездка в этот район казалась в то время невозможной. Мы начали экспедицию, в которой кроме меня и водителя принял участие и генерал Жиленков. Нужно признать, что он в подобных ситуациях проявлял особое личное мужество. Мы поехали в так называемой «печи в ванной», то есть на большом автомобиле, который приводился в движение древесным углем. При этом Жиленков был в немецкой форме генерала с погонами, петлицами и красными отворотами и сидел рядом с водителем. Таким образом и вооруженные всеми официальными пропусками мы могли преодолеть все военные преграды. Я позвонил Штрикфельдту и осведомил его. Он должен был сразу же ехать во Франкфурт и оставить в Кунерсдорфе записку о том, где мы могли его найти.