Страница 23 из 95
Молодые солдаты один за другим приходят в церковь. Смущение и любопытство написано на их лицах. Большинство из них смотрит на церковную службу как на спектакль. В детстве и в молодости они слышали только насмешки и кощунство над всей духовной жизнью и церковью, им прививали презрение к религии. И несмотря на это, вы чувствуете, что у них простое любопытство сменяется более глубокими чувствами. Некоторые следят за старшими товарищами и, когда те крестятся, неуверенно им подражают, смущенно, без насмешки и даже с полной богобоязнью.
Генерал Власов тоже в церкви. Его высокая фигура выделяется над всеми. Как бывший семинарист он точно знает все песнопения и своим глубоким басом подпевает хору. Священник, еще недавно простой солдат Красной армии и военнопленный, который годами скрывал свой сан, чтобы избежать ссылки в северную тайгу, — сейчас будто вновь родился. В его словах чувствуются великие страдания русского народа и надежда на скорое освобождение тех многих, кто сейчас страдает в бесчисленных тюрьмах, рабочих лагерях и ссылках…
Так началась борьба за душу русского человека, самая значительная и решающая из всех видов борьбы на Востоке. Эта борьба продолжается, хотя уже давно утихли грозные звуки войны, но исход которой остается неясным.
Много забот и трудностей создавала глубокая разница между духом, который господствовал в Дабендорфе, и жестким, грубым, нечеловеческим отношением к остарбейтерам, особенно к женщинам. Во всяком случае они, и особенно женщины, нашли дорогу в Дабендорф. Зарождались дружба и романтичные увлечения. В Дабендорфе узнали об их тяжелой жизни, особенно о том, что в большинстве случаев у них не было бомбоубежищ, и во время налетов они должны были оставаться в бараках. Само обозначение «ост» воспринималось как унизительное. И постоянно имели место случаи превышения власти в лагерях для остарбейтеров под вечным предлогом, что «русский любит кнут».
Все эти явления ложились грузом на совесть власовских воинов. Им с трудом удавалось примирить свою готовность сражаться на стороне Гитлера с часто показываемым пренебрежением, которое их земляки были вынуждены терпеть со стороны немецких партийных функционеров.
Дабендорф — научный центр
Нельзя не отметить двух эпизодов, доказывавших, что Дабендорф был не только военным, но и научным центром Власовского Движения. Однако этому необходимо предпослать то прискорбное обстоятельство, что еще до начала войны руководство немецкими военными силами не имело ни исследовательского учреждения, ни информационного центра, которые бы изучали марксистское мировоззрение и, особенно, русский коммунизм. Даже после окончания войны, то есть после сокрушительного опыта при вооруженном столкновении с советско-коммунистической Великой Державой, познание философских основ советской системы, было крайне ограничено. Ныне, то есть более чем через 40 лет, это положение радикально изменилось.
Один эпизод хорошо освещает создавшееся тогда положение. При этом до известной степени дело касается своего рода опыта, выполненного по инициативе одного человека. Советник Отдела прессы при Главном штабе военных сил Федор Краузе, личный друг и советник капитана Штрик-Штрикфельдта, постоянно посещал лагерь Дабендорф. Он родился в 1899 году в Санкт-Петербурге и кончил гимназию со Штрикфельдтом. Родители его были германскими подданными. Как все петербургские немцы, Краузе владел русским как своим вторым языком. С молодости он интересовался философией. Благодаря этому, он быстро вступил в общение с Зыковым, главным идеологом Власовского штаба. У него он ознакомился с марксистско-ленинским учением. Зыков был исключительно способным научным преподавателем. С его помощью ученик, имея раньше весьма смутное представление о коммунистическом мировоззрении, через известное время получил высшее посвящение в эту догму.
В Отделе, руководимом Краузе, служили высоко квалифицированные переводчики разных языков, в равной мере солдаты берлинской роты переводчиков и штатские лица (мужчины и женщины), призванные по военному времени на службу. Среди них была некая Руфь Блехер, талантливая студентка философского факультета Берлинского университета. Она преклонялась перед своим профессором, известным онтологом Николаем Гартманом. Профессор Гартман родился в Риге и хорошо владел русским языком. Студентка Блехер заинтересовалась марксистско-ленинской философией, которой до тех пор не знала, после того, как Краузе посвятил ее в это учение и особенно в последствия, которые оно вызвало в политике и международном праве. Ей удалось убедить профессора Гартмана принять участие в обсуждении этого учения с бывшим советским политкомиссаром Зыковым. Этот диспут состоялся в одном из бараков в лагере Дабендорф. Зыков и его адъютант Ножин при этом фигурировали как подстрекатели. Главным переводчиком был капитан барон фон дер Ропп, который и при обсуждении философской проблемы проявил исключительное знание русского языка. Генерал Власов лично в этом обсуждении не участвовал. Зато почти все генералы, так же как и немецкий и русский обслуживающий персонал Дабендорфского центра, были налицо и следили за обменом мнений с живым интересом. Г-жа Блехер в сопровождении своего учителя приняла деятельное участие в этом не построенном на противоречиях и взаимно полезном обмене мнениями. Она подтвердила инициатору этой дискуссии после визита Гартмана в Дабендорф, что он как создатель знаменитой теории «онтологии слоев» оказался под большим впечатлением не столько от самого учения, а скорее от остроты доводов «адвокатов дьявола» и их методов убеждения. Ему хотелось бы продолжить обсуждение. Но этому помешали события 20 июля 1944 года. К тому же профессор Гартман покинул Берлин.
Возможно, что это собеседование способствовало зарождению интереса к изучению марксизма-ленинизма, к сожалению слишком поздно себя проявившему. Федор Краузе получил указание явиться в Специальный штаб СС на Фербелинер Плац. Там Эрхард Крёгер сообщил ему следующее: «В ваше распоряжение поступает профессор Иванов. Вы получаете исчерпывающую библиотеку и будете помещены в замке в Тюрингии для того, чтобы немедленно предпринять изыскания для борьбы с марксизмом-ленинизмом».
Эта встреча состоялась как раз на переломе 1944 и 45-го годов, когда Русское Освободительное Движение стало действительностью, а падение германского Рейха было не за горами.
Как второй достойный внимания эпизод я хотел бы упомянуть о разговорах с «мыслителем» Эйблем. Профессор Ханс Эйбль родился в австрийской Силезии в г. Билиц. В словаре того времени он упоминался под именем «мыслителя», которое он заслужил в истории философии своими трудами об учении Августина и Патристике. Он жил в Таборе в Чехословакии и разработал большую теорию, так называемую Большую Хартию Евразии. Эта теория покоилась на духовном единстве в пространстве от Испании до азиатских пределов. По времени эта теория была созвучна с усилиями Русского Освободительного Движения — сформулировать новую государственную идею, которая обязательно должна была включать все покоренные народы Европы.
Профессор Эйбль прочитал манифест Власова и после этого постарался встретиться с ним. Клаус Боррис, работавший в Отделе общего планирования Военного министерства, снесся по этому поводу с генералом Власовым: для этой встречи Эйбль был готов приехать в Берлин. Боррис информировал меня об этом словами: «Это очень интересное дело, но оно должно оставаться в тайне».
Эйбль приехал с несколькими господами на двух машинах. Генерал Власов и я сели в один из автомобилей и поехали вместе с Эйблем в Езериг, имение, расположенное в Бранденбурге на реке Хавель и принадлежавшее прибалту Сильвио Брёдериху, специалисту по вопросам переселения. Последний поддерживал нашу деятельность.
Беседа генерала Власова и профессора Эйбля продолжалась не менее двух с половиной часов. Я, не будучи философом, был вынужден переводить ее, что далось мне весьма нелегко. Власов же философски был хорошо подготовлен и на нужной научной высоте для такого собеседования. Благодаря изучению марксистской философии, русские научились понимать и другие философские системы.