Страница 55 из 68
Вопреки общественному восприятию в американском законе нет никакого преступления под названием «шпионаж». Слово не появляется нигде в американском своде законов (только в названии Главы 37, раздела 18). Хотя полдюжины законов обычно упоминаются как «законы о шпионаже», но только Статья 794 нацелена на любого, кто передает информацию «любому иностранному правительству», и предполагает более суровые наказания. Вот эту статью и подразумевают обвинители, когда говорят о «шпионаже».
В пределах Министерства юстиции существовало расхождение во мнениях о том, следует ли наказать Люн по всей строгости закона или стоит подойти к обвинению более осторожно. Брюс Си. Суортц, старший чиновник Министерства, как говорили, стремился обвинить Люн по статье за шпионаж. Служащие отдела контрразведки Министерства, Джон Дайон, начальник отдела и ветеран многих шпионских процессов, Рон Рус и Роберт Э. Уоллес-младший, были вовлечены в обсуждение, как и бюро федерального прокурора в Лос-Анджелесе. В конце концов, было решено предъявить «Горничной» менее суровое обвинение в завладении и хранении засекреченной информации.
Ни один из чиновников Министерства юстиции, вовлеченных в принятие этого чувствительного решения, не захотел его комментировать. Эммик только сказал, что шли дискуссии между Лос-Анджелесом и Вашингтоном «о том, были ли более серьезные обвинения в шпионаже поддержаны доказательствами, или были бы желательны как стратегия». Было решено «не обвинять в шпионаже и не толковать обвинения расширительно иным образом».
Ребекка Лоунергэн, по ее словам, также не обсуждала решения, принятые Министерством юстиции и обвинителями. Но она указала, что, в конечном счете, решение было принято в Вашингтоне. — Когда к делу привлечено внимание на высоком уровне, из этого следует, что люди высокого уровня будут вовлечены и в принятие решения, — сказала она. — Я не сказала бы, что это дело было под нашим [прокурорским] контролем.
— В любом шпионском деле вы хотите предъявить обвинение в таком узком толковании, в каком вы можете, — продолжала Лоунергэн. — В противном случае у вас возникнет огромная проблема с «мягким шантажом». Вы открываете дверь к раскрытию секретов.
— Попытка преследовать по суду в делах, связанных с национальной безопасностью, походит на хождение по натянутому канату. Чем более серьезно обвинение, которое предъявляет правительство, тем больше риск, что будут раскрыты чувствительные тайны. У нас есть все эти доказательства, но как мы можем их использовать? Как обвинителю, вам придется ужом извиваться, пытаясь доказать некоторые из этих дел. Многие из самых серьезных дел вообще никогда не доводят до предъявления официальных обвинений.
Ребекка Лоунергэн, ставшая профессором права в Калифорнийском университете Калифорнии после ухода из бюро федерального прокурора, добавила: — Чем более чувствительна информация, которую кто-то взял, тем более вероятно случается так, что спецслужбы не захотят, чтобы она была раскрыта во время уголовного судебного процесса. То, что видит публика, «обычно лишь вершина айсберга. Вы не собираетесь использовать в обвинении ваш самый серьезный материал, потому что вы не хотите рисковать раскрытием самого серьезного материала».
Эммик согласился, что «мягкий шантаж» был огромной проблемой в случае Люн: — Проблема состоит в том, чтобы всегда предъявлять обвинение, достаточно узкое, чтобы избежать «мягкого шантажа», и достаточно широкое, чтобы отразить серьезность проступка. Было принято решение «предъявить обвинение по делу в узкой формулировке, так что все, что мы должны были сделать, это установить, что она владела этими документами, они были секретными документами, и она знала, что они были секретными. Это было узким, как скальпель, способом предъявить обвинения по делу».
— Мы уменьшили бы этим вероятность раскрытия секретных данных. Мы хотели снизить риск подвергнуться «мягкому шантажу». Были обсуждения внутри офиса федерального прокурора и в рамках Министерства юстиции относительно того, формулировать ли обвинения более широко, обвинения, которые фактически включали шпионаж, или заговор, в который могло быть вовлечено также китайское правительство.
— Она в ряде случаев ездила в Китай и встречалась с представителями их разведывательной службы. Информация, очевидно, передавалась. Но чем больше обвинение сосредотачивалось бы на передаче информации, тем больше секретных данных было бы вовлечено в процесс, и тем более уязвимым к «мягкому шантажу» становилось бы обвинение.
Когда правительственные тайны раскрываются в суде, сказал Эммик, это создает дополнительную проблему. — Вы должны рассекретить документы, чтобы принести их на судебный процесс, и когда вы их рассекречиваете, вы теряете симпатии присяжных. Присяжные подумали бы: — Если это больше не является секретным, тогда какое это имеет значение? Как это могло быть настолько важным?
Была и другая, и, по крайней мере, столь же веская причина, что правительство не обвиняло Люн в шпионаже, несмотря на ее признания ФБР. Обвинители, конечно, описали ее как китайского шпиона. В одном документе суда правительство назвало ее «агентом для КНР» и сказало что, в то время, как она все еще оставалась информатором ФБР, «она начала работать на Министерство государственной безопасности (МГБ), которое является разведывательной службой КНР». И согласно показаниям под присягой ФБР, она созналась в похищении документов из портфеля Джей-Джей Смита и «признала, что разведывательную информацию, которую она получала таким путем, она передавала МГБ». Но заметно, что в показаниях под присягой опущено описание какого-либо определенного документа, который она, возможно, передала в Китай. Вывод ясен: «Горничная» оказалась достаточно осторожной, чтобы признаться в передаче МГБ хоть какого-то определенного документа, в противном случае, показания под присягой ФБР, по-видимому, включали бы эту ключевую информацию. — Тот факт, что не было никакого определенного документа, который она передала, был важным фактором, — подтвердил Эммик.
18 июля 2005 года Джей-Джей Смит предстал перед судьей Купер для вынесения приговора. — В том, что я стою здесь сегодня, я не могу обвинить никого, кроме себя самого, — сказал он ей. — Я стою перед вами, пристыженный и униженный.
Лоунергэн привела доводы в пользу короткого тюремного срока, утверждая, что Смит подвергал опасности национальную безопасность своей интрижкой с «Горничной». Правительству, сказала она, «придется в течение многих последующих лет с трудом разбираться, чтобы определить, какой ущерб был здесь причинен».
Судья не выбрала тюремного заключения для наказания Джей-Джей Смита. Она приговорила его к трем месяцам домашнего ареста, трем годам условного осуждения (пробации), и оштрафовала его на 10 000 долларов. В случае соглашения о признании вины, его, вероятно, посадили бы в тюрьму на шесть месяцев. Со слезами на глазах он повернулся к своей жене и сыну, сидевшим в зале суда, и попросил у них прощения.
Обвинители, тем временем, не были готовы бросить свое преследование Катрины Люн. После того, как судья Купер отклонила обвинительный акт против «Горничной», правительство обратилось с этим делом к Девятой выездной сессии суда. В то же самое время ФБР продолжало копаться в финансах супругов Люн. Вероятное обвинение в неуплате налогов все еще нависало над парой.
В первоначальном иске, поданном, чтобы арестовать Люн, правительство обрисовывало в общих чертах три случая неуплаты налогов. Ее обвиняли, что она не заплатила налоги с суммы, по крайней мере, 435 000 долларов из более чем 500 000 долларов, которые она получила от ФБР за ее услуги информатора. Кроме того, иск утверждал, что она не заплатила налогов с 1,2 миллиона долларов, которые компания «Нортел» заплатила ей через «Merry Glory, Ltd.», гонконгскую фирму, которой она управляла. Люн вступила в соглашение, чтобы представлять гигантскую канадскую телекоммуникационную компанию в совместном предприятии для продажи цифровых коммутационных систем производства «Нортел» в Китае.