Жертвы Ялты

Предисловие

Прошло уже много лет с тех пор, как миру стало известно, что в 1944–47 годах западные союзники выдали Сталину два с лишним миллиона русских, большинство которых постигла ужасная участь. Поначалу эти сведения были в основном достоянием эмигрантских кругов, которых непосредственно коснулась эта трагедия; в последние годы появилось несколько работ на английском языке, основанных на тщательном изучении вопроса *1.

Однако, несмотря на обилие публикаций, многие из которых содержат богатую информацию, изученными оказались лишь отдельные аспекты проблемы. Начать с того, что даже самые недавние исследователи не получили доступа к большой части чрезвычайно важных материалов. В соответствии с Законом о тридцатилетнем сроке давности, государственные документы становятся доступны лишь постепенно, и поэтому до выхода в свет настоящей работы ни один историк не мог воспользоваться документами, появившимися после Потсдамской конференции, с июля 1945 и до конца 1947 года. Между тем информация, содержащаяся в этих документах, охватывает половину интересующего нас периода, и их значение для понимания всего случившегося самоочевидно. До сих пор не были опрошены многочисленные участники событий, включая тех, кто в то время занимал ключевые позиции. Их свидетельства должны были во многом изменить прежнюю картину.

Об объеме работы, которую еще предстоит проделать, лучше всего, вероятно, говорит тот факт, что примерно три четверти материалов, использованных в книге «Жертвы Ялты», ранее не появлялись в печати. Обстоятельства, в силу которых столь огромное количество русских оказалось в Германии; насильственные репатриации из Норвегии, Северной Африки, Франции, Бельгии, Голландии и нейтральных стран; вопрос о нарушении Англией и Америкой Женевской конвенции; операции, в которых с советской стороны были задействованы НКВД и СМЕРШ; судьба русских, возвращенных на родину, — все это впервые подробно описано лишь в этой книге.

Одна из важнейших глав посвящена страшному эпизоду, который, как ни странно, полностью ускользнул от внимания историков. Тысячи беженцев, никогда не живших в Советской России, покинувших родину в 1919 году в качестве союзников англичан и американцев и, соответственно, не имевших никакого отношения к Ялтинским соглашениям, были переданы в Австрии СМЕРШу по договоренности столь секретной, что для сокрытия следов этой операции до сих пор принимаются исключительные меры.

История насильственной репатриации остается животрепещущей темой и сегодня. Лорд Эйвон, он же Антони Иден, ответственный за проведение всей этой политики, неоднократно писал мне и пытался оправдать репатриации, отказываясь в то же время отвечать на конкретные, причем ключевые вопросы. Только один чиновник министерства иностранных дел, имевший прямое отношение к событиям 1944–45 годов, согласился поговорить с автором, да и то лишь затем, чтобы объяснить, что именно этот период начисто выпал у него из памяти. Остальные отказались давать интервью, и автор лишь позднее узнал формальную причину их молчания: политику определял министр, делом государственных служащих было её воплощать. Как бы ни относиться к этому аргументу вообще, для темы данной книги он малопригоден. И если до сих пор историки, уделяя основное внимание политическим деятелям и их решениям, почти полностью игнорировали безымянных государственных служащих, теперь необходимо рассказать о том, какой властью обладали эти люди и как они ею пользовались.

В разгар насильственных репатриаций, в июле 1945, в Англии прошли всеобщие выборы. Эрнест Бевин сменил Идена на посту министра иностранных дел. Стремясь понять, продолжать ли ему политику Идена, он запросил подробный отчет о принятых мерах. В отчете говорилось, что «для возвращения русских на родину «насильственные меры» до сих пор не применялись». Основываясь на этой лживой информации, Бевин с большой неохотой согласился еще полтора года продолжать ту же политику и вынудил американцев тоже принять ее.

Не случайно эта история так долго оставалась неизвестной западной общественности. А.И. Солженицын даже предположил, что поскольку.

…общественное мнение не помешало «операции», не хотело обсуждать эту тему, не просило объяснений… нам кажется, что этот грех ложится на весь английский народ… *2.

Вряд ли это справедливо. В 1945 году самое большее несколько сотен англичан знали о роли своей страны в происходившем, авесь смысл последнего понимали и вовсе немногие. Один только Джордж Оруэлл обвинял прессу в попытке замолчать ужасающие факты. Но его обвинения были гласом вопиющего в пустыне. И сам Оруэлл полагал, что это отчасти объясняется «ядовитым влиянием советского мифа на интеллектуальную жизнь Англии», имея в виду распространенное среди английских левых мнение, что сталинская Россия действительно свободное и справедливое государство *3.

Критика Оруэлла, несомненно, была справедлива. Английские репортеры, по редакторскому ли наущению или без оного, неохотно печатали сообщения, представляющие советскую, систему не в лучшем свете, хотя немногие заходили так далеко, как «либерал» А.Дж. Каммингс, заявивший в своей статье в «Ньюс кроникл» от 3 октября 1944 года, что, «за исключением одного-единственного человека, все эти русские… рвутся назад… на родину».

Помимо широко распространившегося культа «Дядюшки Джо» тут, однако, действовали и другие факторы. После самоубийства целого ряда русских, содержавшихся в английских лагерях, Патрик Дин, работавший в МИДе, писал, что известия об этих событиях могут «вызвать политические неприятности», и настаивал, чтобы «министерство иностранных дел поговорило с отделом новостей, с целью сделать все возможное для избежания огласки» *4, «которая могла бы помешать нам» *5. Гай Берджесс, разоблаченный впоследствии советский агент, в то время работал в отделе новостей МИДа, и легко представить себе, что он не преминул воспользоваться предложением Дина.

Конечно, служащие министерства понимали, что английская общественность будет возражать против применения жестоких мер к русским, не желавшим возвращаться в СССР, особенно к многочисленным женщинам и детям. Это откровенно признал другой чиновник МИДа, Джон Голсуорси, — правда, когда речь зашла о тех, кого МИД не собирался репатриировать:

Я думаю, что любое обнародование советских требований (вернуть пленных)… полезно. Просвещенное общественное мнение может только укрепить нашу позицию в отказе передать этих несчастных советским властям *6.

Но такая откровенность была исключением — и не случайно. МИД в 1944–45 годах не раз напоминал заинтересованным лицам о том, что меры по репатриации следует тщательно скрывать от английской общественности, иначе разразится «скандал с разговорами о незаконной процедуре, о том, что людей обманом заставляют давать согласие на возвращение в СССР и т. д. «Этого надлежало «избегать во что бы то ни стало» *7.

Все это противоречит заверениям тех, кто сейчас ищет оправдания решению МИДа. В дебатах на эту тему в палате лордов 17 марта 1976 года лорд Хенки утверждал, что если бы английское правительство попыталось задержать русских, не желавших возвращаться на родину, на него «обрушился бы безудержный поток критики», поскольку это ставило под угрозу возвращение английских военнопленных, освобожденных Красной армией *8.

Тут мы подошли к важному пункту. Стал бы Сталин и в самом деле рассматривать возможность задержания освобожденных Красной армией английских и американских военнопленных в качестве заложников, требуя взамен возвращения двух с лишним миллионов советских граждан, находившихся в Западной Европе? Это соображение мы подробно обсудим дальше. Сейчас же достаточно сказать одно: никаких доказательств того, что кто-либо из сотрудников МИДа в то время опасался такой возможности, нет. Конечно, Сталин проявил бы тогда еще меньше желания сотрудничать с английскими властями в выполнении условий Ялтинского соглашения, но в самом худшем случае англичане, оказавшиеся в руках Красной армии, вернулись бы домой на несколько недель позже, не сушей — через Германию, а морем — через Одессу. Ни Иден, ни его советники не думали, что Сталин станет задерживать английских пленных в качестве quid pro quo. Мы также впервые приведем в этой книге поразительные свидетельства того, что даже если Сталин и обдумывал такой шаг, то лишь затем, чтобы от него отказаться.