Майло Тэлон

Топп догадался, что у меня записная книжка Альбро. Ему захочется отомстить за промах в отеле. Он просто не продумал свой удар. Поторопился. Слишком велик оказался соблазн так запросто заполучить столь важный документ, стать его владельцем. То, что мне повезло, я сознавал достаточно полно. В следующий раз он может не промахнуться.

— Герман, — позвал я повара, — присматривай-ка за задней дверью.

Я вышел на улицу. Ну кто бы мог подумать, что этот тихий сонный городишко, каких десятки на Диком Западе, захлестнут такие страсти? Люди шли по своим делам, покупали в магазине продукты, чинили обувь, подковывали лошадей, сидели в приемной у доктора, беседовали о коровах, овцах и политике… И девяносто девять процентов из них не представляли, что происходит, не догадывались, что в нескольких шагах от них молодую женщину подстерегает смертельная опасность.

Мы могли убежать. Мы могли рвануть в Денвер и надеяться, что все обойдется. Нам придется ехать верхом, тайными тропами, потому что они будут обыскивать поезда. Молли знала слишком много, а у меня в руках оказалась информация, которая их интересовала…

Молли принесла мне кофе и села рядом.

— Майло, что нам делать?

— Бежать. — Я посмотрел ей в глаза. — Но это не выход. Однако мы слишком открыты. Как-нибудь на днях, когда мы выйдем на улицу, нас пристрелят. Можете быть уверены, что за нами наблюдают. Их не устраивает слишком явное убийство, но и чтобы кто-то из нас остался в живых и заговорил, им тоже ни к чему. Если бы мы смогли добраться до гор, они бы за нами погонялись. Не знаю, каков Джон Топп на тропе, но в этих горах я вырос, и у меня в Денвере есть друзья, попробуем пробраться в «Эм Ти».

— «Эм Ти»?

— Это клеймо на ранчо Ма. Оно означает Эмили Тэлон. Там мы были бы в безопасности, но туда ведет долгий путь, и, когда на карту поставлено столько денег, они не будут рисковать. Она тоже.

— Кто она?

— Энн. Она каким-то образом с этим связана.

Молли опустила глаза.

— Вы хотите сказать, что до сих пор ничего не знаете? Она — та девушка, которую вы разыскиваете. Ее зовут Нэнси, сокращенно — Энн.

Ну… Мог бы и сам догадаться!

Какие воздушные замки я строил вокруг Энн, когда она приехала к нам на ранчо! Беда заключалась в том, что меня увлекла собственная фантазия. Влюбился в девушку, которую сам и придумал, надеялся, что живая, реальная Энн окажется таковой. Не я первый, не я последний. Со многими случается подобный казус. Слишком часто идеалы, которые мы любим, существуют лишь в нашем воображении. Люди ищут оправдания своим ошибкам, потому что им нравится верить.

Энн… Нэнси… Натан Альбро давно заметил, что она холодная и жестокая. А он знал толк в людях.

— Она всегда меня ненавидела, — вдруг сказала Молли. — Я думала, что Энн мой друг, и прощала ей все оскорбления, даже жестокие поступки я считала нечаянными. У меня не было других друзей. Но теперь все поняла. Она нарочно мучила меня.

— Натан любил вас.

— Он был очень славным стариком. Одиноким… совсем одиноким и необщительным. Его ценили совсем немногие. Всю свою жизнь он посвятил работе, делу. Но я могу перечислить десятки людей, которым он чем-то помог. А они даже не догадывались о его участии в их судьбе. Я его любила.

— Нам нужно уезжать, Молли. Нам нужно бежать. Здесь нам негде спрятаться. Здесь мы в опасности. — Я посмотрел на нее. — Придется ехать день и ночь. Иногда без сна. Вы справитесь, Молли?

— Да.

— Герман?

Он вышел из кухни. Я положил на стол золотую монету.

— Собери еды дней на пять. Желательно к вечеру.

— Как вы возьмете лошадей? Они же следят за вами. Вы пойдете на конюшню, и всем станет ясно, что у вас на уме. Вы даете им шанс.

Надо что-то придумать и обязательно вырваться отсюда сегодня вечером.

Улица выглядела дорогой, ведущей к смерти. Не знаю, кто прятался на крыше, но то, что он охотился за Молли, сомневаться не приходилось. Именно в ее комнату он целился, не зная, что она находится в другом месте. Убийца действовал неуклюже и опрометчиво. Ни Джон Топп, ни Бегготт не совершили бы такой ошибки.

Неожиданно на улице появился крытый фургон. Я выпрямился. Молли тоже увидела его.

— Фургон Ролона Тейлора, — кивнул я. — По-моему, ждет нас. Или вас.

Мы с грустью услышали свисток прибывающего поезда. Вот было бы здорово вскочить в вагон и умчаться в безопасность. Но пока мы смотрели, как приближается состав, несколько мужчин непривлекательной наружности не спеша вышли из салуна «Золотая шпора» и направились по улице к станции. Другие выйдут из салуна напротив и тоже пойдут на платформу ждать нас.

Позже придет еще один поезд. Его они тоже не оставят без присмотра. Может быть…

— Герман, нам нужны лошади.

Подойдя к прилавку, я взял лист бумаги и вернулся к столику. Иногда, раздумывая, я любил покрутить что-то в руках, почертить палкой на песке или карандашом на бумаге.

— Скоро народ потянется ужинать, — предупредил Герман. — Еще рано, но в этом городе все делают рано. — Он сел между Молли и мной. — Есть идея.

— Она может пригодиться. У меня ничего не получается.

— Мэгги.

Мы с недоумением смотрели на него.

— У Мэгги есть лошади. С полдюжины прекрасных чистокровок, подобных которым вы никогда не видели. Мэгги в свое время была лихой наездницей. Во всей округе нет таких лошадей, как у нее, и эти парни — Хенри, Прайд Хоуви, Джон Топп и иже с ними — никогда о них не подумают. Все они здесь новички. Они слыхом не слыхивали о лошадях Мэгги.

— Она разрешит нам взять их?

— А! В этом-то вся штука. Может разрешить… если увидит вас. Если вы ей понравитесь. Мэгги очень ревниво относится к своим лошадям. Она больше не ездит, но любит смотреть, как они скачут и резвятся, как солнце играет на их крупах… Если бы вы поднялись к ней да если бы ей приглянулись…

Слишком много «если».

— Какая она из себя?

— Мэгги? — Герман помолчал, обдумывая ответ. — Она далеко не молода. Многого нагляделась. Некоторые говорят, что она в свое время работала танцовщицей. Я об этом не знаю. Живет одна. У нее пара собак, попугай и большой индеец.

— Индеец?

— Из племени кикапу. Большой и старый. У него лицо такое, будто он пережил две жизни, но он сильный. Все, за что ни возьмется, горит у него в руках. У большинства индейцев, которых я видел, длинные и сухие мышцы. У него — нет. Он сложен, как борец, и был борцом. Причем одним из лучших борцов во всех племенах. Говорят, его никто не победил. Он как-то сюда пришел, Мэгги его накормила, потом стал ухаживать за ее лошадьми. Мэгги живет наверху со своей гитарой и книгами. Читает. Много читает. И поет тоже часто, но только для себя. Иногда заведется и начинает рассказывать про Лондон, Париж, Вену, Рим, Веймар… не знаю, про что еще. В молодости, наверное, была ничего.

— Думаешь, она одолжит нам своих лошадей?

Герман пожал плечами.

— Кто знает? Как на нее найдет. Зависит от настроения. Она хорошо разбирается в делах, знает, куда уходит каждый цент и как заставить каждый цент приносить два. Если вы ей придетесь по душе, она их вам даст, но она еще никому не одалживала лошадей, ни по какой причине.

— Топп идет.

Я выпрямился и повернулся лицом к двери. Он вошел, и наши взгляды встретились. Топп определенно был даже крупнее, чем мне казалось раньше, и очень легко двигался.

В первый раз он смотрел мне в глаза.

— Здорово ты меня поймал. Тебе это припомнится. — Топп перевел взгляд на Молли. — Как жаль. Она тоже молода.

— Как и ты, Джон, — заметил я. — Ты сильный, здоровый человек. Вот и оставайся таким.

Он молча глянул на меня, а Герман подошел к его столику.

— Что вам подать, мистер Топп?

— Мяса. Ростбиф и немного гарнира из картошки с луком и другими приправами.

Топп отвернулся к окну и, казалось, забыл про нас. Я наклонился и пожал руку Молли.

— Мы выдюжим, — прошептал я и пожалел, что не слишком верю в это сам.

Городок стоял на обширной равнине. Возможность укрыться предоставляла река, но в основном вокруг простиралась ровная, как стол, степь. Даже если бы мы нашли лошадей, нам пришлось бы всю дорогу гнать их во весь опор, а я слишком люблю лошадей, чтобы сознательно угробить их.