Ландо

Лицо его заливала кровь. Толстый мексиканец склонился над ним с плетью в руке. Неподалеку стоял Херрара.

Нас спасло только то, что все были слишком заняты и не слышали топота копыт, приглушенного дерном.

К счастью, я держал винтовку наготове и взвел курок.

Этот звук они услышали.

Все головы повернулись, будто их дернули за веревочку. Тот, кого я взял на мушку, был Херрара собственной персоной.

— Прикажи своему человеку отойти, — крикнул я, — или я убью тебя.

Херрара увидел меня. Взгляд его черных глаз был тверд. Он не выказал ни тени трусости, смотрел прямо в ствол винтовки.

— Выстрелите в меня, сеньор, но следующая пуля — ваша.

Что до меня, то в этот день я не шутил. Я взглянул на него поверх ствола и произнес:

— Все же я умру вторым. Когда упаду, вы уже будете лежать на траве, так что мне будет легче.

Мы не отводили глаз, и он все правильно понял: что бы ни случилось, я убью его.

— А как же девушка? Что станет с ней, если мы умрем?

— Полагаю, она сама о себе позаботится, — успокоил я его, — но, если с ней что-то случится, не думаю, чтобы это понравилось Чено.

— Что тебе известно о Чено?

— Мне? Да почти ничего, но семья сеньориты в дружеских отношениях с семьей Чено. Подумайте, если это не так, как бы могла одинокая женщина прискакать в Мексику?

Он выслушал меня и скорее всего поверил. Конечно же я лгал. Ее семья может знала семью Кортина, а может и нет. Но я сказал так, чтобы избавить леди от неприятностей и спасти свою собственную шкуру.

Херраре мое заявление пришлось не по вкусу, имя Кортины связывало руки, а оставлять нас в покое не хотелось.

— Почему вы остановились именно здесь?

— Черт, — тотчас же отозвался я, — вы ведь лучше разбираетесь в скоте, чем я. Мы совершенно загнали этих быков, добираясь сюда. Другие ковбои тай и не появились, и нам пришлось трудно. Мы чуть не загнали своих лошадей. Нам нужен отдых.

Конечно, это было правдой, и моя речь звучала вполне убедительно.

— К вам в лагерь больше никто не приезжал, кроме сеньориты? — спросил он.

— Если кто и приезжал, то мы не видели. И очень надеемся, что кто-нибудь проедет мимо и продаст нам что-нибудь из продуктов. У нас мало жратвы.

Он задал еще несколько вопросов. Потом они ускакали, но у меня было подозрение, что Херрара оставит наблюдателей и не уедет далеко.

Мигеля несколько раз ударили по лицу плетью и один раз кнутовищем. Глаза его заплыли, щеки и нос распухли, из раны сочилась кровь.

Он умылся и посмотрел на меня.

— Будь осторожен, друг. Этот человек не забудет, что ты угрожал ему оружием и заставил отступить.

— До границы двадцать пять миль, — сказал я. — Сможем ли мы преодолеть такое расстояние за один перегон? Даже если потеряем часть скота?

— Если сопутствует удача, человек может сделать все, что угодно, — пожал плечами Мигель.

Поразмыслив, я пришел к выводу: если что-то должно произойти, то случится очень скоро. Завтрашней ночью или послезавтра мы погоним стадо к границе. И заберем золото с собой.

Но сейчас золото меня мало волновало. Я думал об отце. Мой отец, которого я не видел так долго, был где-то рядом, в темноте.

Но знает ли он, что я здесь?

Глава 7

Мигель разбудил меня через час после полуночи. Я поднялся, поежился от холода и сырости. Угли в костре пылали жарко, и кофейник уже кипел. Мой конь был оседлан и ждал меня. Джин спала, ее голова покоилась на седле.

— Тихо, черт побери, — сказал Мигель, — подозрительно тихо.

Он очень плохо выглядел. Лицо совсем раздулось, из открытой резаной раны сочилась кровь.

— Утром попробуем сделать рывок к границе. Ложись, поспи, — посоветовал я.

Сказать по правде, меня пугала роль первого лица в нашем маленьком отряде, которую и Джин, и Мигель с радостью уступили мне. Я никогда не участвовал в перестрелках. Ответственность за судьбу друзей давила мне на плечи, а сомнения в правильности решений грызли душу.

Мигель устал как собака и, завернувшись в одеяло, уснул раньше, чем я успел допить кофе. Мне вспомнилась его жена, оставшаяся в Техасе. Что бы ни случилось, он должен к ней вернуться. Но я знал — этот парень отправится туда только вместе со мной. Мигель оказался на редкость верным человеком.

Стадо спокойно отдыхало. Травы и воды вокруг было достаточно, и бычки даже начали нагуливать жирок. А может, накапливали силы для того, что им предстояло.

В кустах завывал ветер. Закончив пить кофе, я отставил в сторону чашку, взял ружье и поскакал к стаду, тихо напевая. Волны шумели, набегая на берег бухты, о чем-то беспрерывно шептал тростник. Время от времени принимался накрапывать мелкий дождик.

В такую ночь хорошо удирать от погони, — подумал я. — Херрара, конечно, оставил наблюдателей, но в холодную ненастную ночь у беглецов всегда есть шанс.

Стараясь держаться осторожно, с оружием наготове я дважды объехал стадо, пытаясь сориентироваться. Но ничего не увидел и не услышал.

Мало-помалу в голове моей возник очень четкий план окружающей местности. Морской залив на востоке и два более широких на севере и юге. Нечто подобное однажды набросал отец на полу у задней двери нашей хижины… На самой восточной точке суши он поставил крест. Вот оно то место! Теперь я точно знал, куда надо идти утром.

Забрезжил рассвет, когда я повернул к лагерю. Скот уже поднялся и мирно пощипывал траву. Если то, о чем я думал, правда, мы ночью покинем эту страну. Поверьте, мне очень хотелось покончить с золотой эпопеей.

Когда я подъехал к костру, Джин и, как мне показалось сначала, Мигель пили кофе. Как ей удалось на таком ветру причесать волосы и замечательно выглядеть? — подумал я и тут же остолбенел от неожиданности. Тут я понял, что у костра спиной ко мне, завернувшись в одеяло сидел вовсе не Мигель. Человек обернулся.

Это был мой отец.

Он держал обеими руками чашку кофе. Таким больным и тощим я его никогда не видел. Лицо осунулось, спина сгорбилась.

Наши глаза встретились, и минуту не меньше мы глазели друг на друга, как два дурака.

— Папа, — выдавил я из себя наконец.

Он поднялся, одеяло упало на землю, и мне показалось, что отец стал еще выше ростом. Да, Фэлкон Сэкетт оказался тем самым сбежавшим узником, которого разыскивал Херрара.

— Сынок? — с трудом заговорил он. — Орландо?

— Я так тебя ждал, папа!

Слова не шли у меня с языка, казалось, и у отца дело обстояло ничуть не лучше. Он оставил меня ребенком, а нашел взрослым мужчиной. Спешившись, я шагнул ему навстречу. Мы обнялись, и я почувствовал, что от него остались лишь кожа да кости.

— Ну и здоров ты, — улыбался отец. — Слава Богу, ты всегда был сильным.

— Вы поели?

— Кофе… Пили только кофе и болтали с Джин.

С Джин? Вот как! Он не терял времени даром.

— Ты бы лучше подкрепился, — настаивал я. — На заре мы отправляемся на тот мыс.

— О! — Отец был доволен. — Значит, ты вспомнил?

— На это ушло некоторое время, но как видишь, память не подвела.

— Джин сказала, что ты узнал метки и нашел шалаш…

— Сядьте и завернитесь в одеяло, — строго прервала нашу беседу Джин. — Вы нездоровы, мистер Сэкетт.

Он смущенно улыбнулся и послушался, а она укутала его в одеяло. Я почувствовал, как мое сердце заныло от малюсенькой занозы ревности. Если отец побреется и приведет себя в порядок, они с Джин — красивая пара.

Я достал сковородку и замесил тесто, слушая их голоса, с трудом, постепенно привыкая к тому, что отец здесь и он жив.

Меня никогда не покидала надежда увидеть его, но встреча слишком ошеломила. И он не сводил с меня глаз, пока жарились лепешки, и, полагаю, гадал, в какого человека я превратился.

— Ландо, ты учился в школе? — спросил он.

— Спроси лучше об этом у Кэфри, — ответил я. — Он присвоил твои деньги и пустил их в оборот. Мне же пришлось заботиться о себе самому. С двенадцати лет я жил один в нашей хижине. Мне помогали только чероки.