Страница 75 из 88
Останки «Паровой Души Стерлинга» покоились нынче на речном мелководье. Корабль стал могилой для Джонатана Лидделла и одного из матросов, Митчелла: того буквально за минуту до обстрела послал на борт раздосадованный капитан — поторопить инженера…
— Почему ты не хочешь спасти их? — задала, наконец, девушка мучивший ее всю дорогу вопрос. — И почему Стерлинг не просит тебя об этом? Что происходит, Лева?
— Ну, со Стерлингом все просто, — усмехнулся Озорник. — Если помнишь, в его присутствии я осуществлял проекцию Знака лишь дважды — и оба раза функция времени оставалась незадействованной. Милейший капитан ведать не ведает, что я могу переиграть прошлое заново. Он считает меня кем-то вроде колдуна, повелевающего стихиями, — ну, а я не спешу внести ясность, как ты понимаешь…
— Тебе что, совсем их не жалко?!
— Ты о Лидделле и этом парне, как там его… Жаль, конечно — чисто по-человечески. Но в нашей игре ставки очень высоки, помнишь? Развязка все ближе, и Стерлинг нервничает. Он будет пытаться взять меня под контроль, быть может, захочет пересмотреть наше соглашение. Чем меньше людей окажется с ним в этот момент — тем лучше для нас. Баланс желательно сместить в нашу сторону.
— Ты меня пугаешь, Лева, — тихо сказала девушка. — Ты все меньше и меньше похож на себя прежнего.
«Особенно последнее время», — хотела добавить Ласка, но сдержалась.
— Это тоже одна из причин, по которой я не хочу… — Осокин коснулся повязки. — Каждый раз, когда я делаю это — я теряю… что-то. Кусочек себя прежнего, кусочек человеческого… Оно ведь тоже конечно, знаешь ли. Если бы я спохватился немного раньше…
— А что с тобой будет, когда ты используешь это на всю катушку? — Девушка кивнула на Лексикон.
— Не знаю. — Озорник вдруг усмехнулся. — Я ни разу не задумывался над этим… Странно, да?
— Может, не надо? — Фраза прозвучала столь жалобно и беспомощно, что Ласка вдруг разозлилась на себя.
— Не думаю, что у меня есть выбор, — покачал головой Озорник. — Помнишь наш разговор — тогда, у пиктов? Мы все еще катимся с этой горки, Маленькая Ласка Светлова; ни остановиться, ни свернуть. Никакой свободы маневра. Да была ли она вообще когда-нибудь? С того самого дня, как я очнулся в монастыре, или где там… Помнишь мою сказочку?
— Почему это — сказочку?! — Ласка даже привстала. — Ты что же… лгал мне?!
— Когда рассказывал — ни полслова не солгал, — откликнулся Осокин. — Только вот… Чем дольше я размышляю, тем больше кажется, что эту историю… словно кто-то вложил мне в голову… Или того хуже — я сам ее сочинил и сам же поверил во всю эту чушь.
— А что же было на самом деле?!
— Не знаю! По памяти — все, как я рассказал. А вот если по-настоящему глянуть… — Озорник вновь коснулся глазной повязки. — Как пропасть. Черная. Нет ничего. Страшно.
Ласка почувствовала, как вдоль хребта ее бегут мурашки.
— А если уж совсем начистоту… — негромко сказал Осокин, — то я, наверное, все-таки знаю. Только признаться в этом боюсь — даже самому себе. Оно ведь совсем не такое, как кажется.
— Кто — оно? — шепотом спросила Ласка.
— Да все вообще… То, что ты видишь, — так, картинки просто. — Озорник вдруг махнул рукой и выбрался из палатки.
— Ишь ты… Запуталси мужик-от, — проворчал вдруг Потап. — Я-то думал, мне худо было — а тут эвон как. Жалко его.
— Меня бы кто пожалел! — невесело усмехнулась Ласка.
— Дык я и тебя жалею, чего ж…
— Ну, и на том спасибо… Эх, Потапка, добрая ты душа! — Девушка протянула руку и ласково взъерошила шерсть на загривке медведя. Потап смущенно уткнулся носом в лапы.
В путь выступили на рассвете, в час, когда небо из бархатно-черного становится серым. Ночные твари, чьи голоса заставляли караульных ежеминутно вздрагивать и крепче сжимать оружие, угомонились; дневные еще не очнулись от сонного оцепенения. Буйные джунгли, стеной обступившие речные берега, вскоре уступили место болотистому редколесью. Идти сделалось немного легче, хотя топкая почва то и дело с чавканьем расступалась, засасывая путника мало не по колено. Хуже всего приходилось тем беднягам, чья очередь была тащить электрическую машину: детище покойного Лидделла весило немало. Лишь призраки двигались легко и свободно: они составляли авангард маленького отряда. Шли с опаской: атака воздушного линкора напутала всех и каждого. Стерлинг выбирал путь с таким расчетом, чтобы держаться под кронами деревьев, но способна ли перистая листва древовидных папоротников надежно укрыть их от мощной оптики «Немезис», никто не знал. Матросы украдкой передавали друг другу бинокль: чьи-нибудь глаза все время шарили по небосводу. Скорость движения из-за этого оставляла желать лучшего. О’Рейли ругался последними словами, подгоняя отстающих, но без толку. Наконец взбешенный Стерлинг скомандовал привал.
— Так дело не пойдет, парни! — громогласно объявил он. — Вы думаете, мы идем? Черта с два, это называется не «идем», а «топчемся на месте»! У вас что, колени со страху подгибаются, вы, жалкие недоноски?
— Мы хотим жить, кэп! — выкрикнул кто-то. — Не ты ли обещал, что у нас будет свое королевство, куда не дотянутся длинные лапы Империи! Ну, и где оно?!
— Эти ублюдки расстреливают нас издалека, а мы даже не видим их! — подхватил другой голос. — На кой черт мы премся сквозь это болото?! Куда ты нас ведешь?!
Стерлинг ворочал короткой шеей; к лицу его прилила кровь — так густо, что, казалось, капитана сейчас хватит удар. Наконец он вскинул над головой протез и потянул рычаг. Грянул выстрел. На головы людям посыпались сбитые листья.
— Молчать! — гаркнул капитан. — Это что, бунт?!
Вперед протолкался один из матросов, Карл Мейстер. Ласка знала его: опытный моряк пользовался у команды немалым авторитетом.
— Разрешите сказать, сэр! — Карл поправил выбившиеся из-под головного платка седые вихры. — Мы прошли с вами огонь и воду, и вы никого из нас не можете обвинить в трусости! Но сейчас мы не знаем, что думать… И этот ваш московитский колдун! Почему он ничего не делает? Почему не защитит нас, как тогда, в океане?!
Все взоры обратились на Озорника — тот сидел, прислонившись к стволу древовидного папоротника. Осокин усмехнулся.
— Что конкретно вы от меня хотите, господин Мейстер?
Старый моряк замешкался.
— Устрой бурю! — выкрикнули из толпы. — Чертову бурю, такую, чтобы ни один клятый дирижабль не мог подняться в воздух!
— Верно! Устрой бурю! — подхватил Карл Мейстер.
— Бурю! Бурю давай!
Стерлинг прокашлялся; в свиных глазках его вспыхнули хитрые искорки.
— Гм… Ну что же, мистер Озорник, вы слышали — эти джентльмены хотят непогоды… Почему бы, в самом деле, не пойти им навстречу?
Ласка ожидала, что Лев станет отнекиваться, но он лишь пожал плечами и встал. Брезентовый плащ распахнулся, и девушка увидела металлический уголок Лексикона. «Он что же, не выпускает его из рук?»
Матросы притихли. «Стим бойз», наоборот, заволновались, собрались тесной группой, потом вдруг окружили капитана и принялись яростно жестикулировать — очевидно было, что они бурно протестуют.
— Спокойствие! — Озорник властно поднял руку, предупреждая назревающий конфликт. — Вы получите, что хотели… А вам, — обратился он к призракам, — не будет никакого вреда. Даю слово.
Он сдвинул на лоб повязку, закрывавшую мертвый глаз. Среди матросов пополз шепоток, раздались тихие возгласы удивления — увидеть Знак воочию довелось лишь нескольким. Девушка заметила, что многие украдкой крестятся, губы некоторых беззвучно двигались, словно они читали про себя молитву.
Тихо скрипнули петли переплета — Лексикон распахнул металлические листы. Глаз Осокина загорелся ослепительным зеленым огнем, и над страницей развернулось стальное кружево Знака: этот был похож на собранную из множества одинаковых сверкающих сегментов сороконожку, свернувшуюся невероятно сложным, постоянно двигающимся узлом… На землю пролился изумрудный свет. Подул ветер, в небе задвигались, наползая друг на друга, пухлые горы облаков. Сила Знака сгоняла их в кучу, словно овечью отару. Полыхнули первые молнии. Ласка посмотрела на Озорника — и вдруг, на краткое мгновение, перед внутренним взором ее возникла удивительная картина. Девушка увидела землю — даже не с высоты птичьего полета, а с какой-то совершенно немыслимой: могучий Гудзон казался отсюда еле видимой нитью, вплетенной в пестрый ковер. Внизу, под ней, проплывали облака, со всех сторон устремляясь к единому центру, то и дело поблескивающему неяркими огоньками — так выглядели отсюда многомильные разряды атмосферного электричества. От удивления Ласка вздрогнула — и этого оказалось достаточным, чтобы хрупкие связи распались. Картинка исчезла из ее головы; она по-прежнему видела лишь Осокина — с полыхающим глазом, с таинственной железной книгой в руках, в развевающемся на ветру плаще. Неудивительно, что люди Стерлинга считают его чародеем!