Страница 41 из 54
Я попытался его оттащить. Но это было бесполезно. Тогда я схватил со стола бутылку виски и направился к нему. Он все еще колотил Грейсона. Лицо капитана превратилось в сплошное кровавое месиво.
В этот момент распахнулась дверь, и вошли двое военных полицейских. Бронсон выпустил Грейсона, и тот соскользнул на пол. Тут я впервые заметил, что из раны на плече Бронсона течет кровь. Он повернулся к полицейским.
— Арестовать этого человека! — приказал он. — Он обвиняется в покушении на убийство.
Полицейские выволокли Грейсона из комнаты. Я взял свою солдатскую сумку и направился к двери.
— Пока, Чарли, — сказал я. — Это было очень поучительное зрелище.
Я вышел из комнаты. Наверно, он даже не слышал, как я ушел. Он стоял посреди комнаты и плакал, из раненого плеча сочилась кровь.
Ла-Гуардия. 1953
Я с трудом пробивался через толпу на взлетном поле в поисках Маргарет. Прогулочные галереи позади и над нами были забиты людьми. Операторы кинохроники снимали про запас виды толпы, панорамировали вверх на диспетчерскую вышку, снимали крупным планом двенадцать автобусов с детьми, которых мобилизовал для этого случая Бадди. Маргарет нигде не было видно. Я с трудом нашел Бадди, он разговаривал с оператором Эн-Би-Си, и я поманил его к себе.
— Что случилось с Мирной Лой? — спросил я.
— Она вернулась в зал ожидания.
— Ты хочешь сказать, вернулась к бутылке? Неужели ты не мог удержать ее, пока я не вернусь?
— Я пытался, Гарри, но она очень решительная женщина.
— Ну, еще бы!
— Она очень хорошо нам помогла, даже немного всплакнула.
— Ей есть отчего плакать. Давно она ушла?
— Десять — пятнадцать минут назад, не больше. Не беспокойся, Гарри, она выглядит превосходно.
— Я думаю.
— Гарри, можно тебя кое о чем спросить?
— Разумеется, Бадди. Валяй.
— По-моему, эта дама не прочь изменить мужу?
— Почему ты так думаешь?
— Брось, Гарри. От Бадди можешь не скрывать. Ведь она изменяет, правда?
— Направо и налево.
— Я так и думал. А знаешь, она недурна.
— Она приставала к тебе?
— Шутишь?
— Нет, просто спрашиваю. Так она приставала к тебе?
— Нельзя сказать, что приставала. Кто другой, может, ничего бы и не заметил. Но у меня на такие вещи особое чутье, нечто вроде антенны, а эта дама работала на передачу.
— Берегись, Бадди. У нее очень строгий муж.
— Может быть, ты объяснишь мне, какую роль ты играешь в этом спектакле, Гарри?
— В каком спектакле?
— Возвращения героя. Ведь ты себе на уме, Гарри, и не стал бы здесь торчать ради общественной пользы. Что у тебя за дела с генералом?
— Никаких дел. Это работа. Тебе-то ведь платят, правда?
— Конечно. Благодарю. Такая работа меня устраивает, но скажи, Гарри, что же нам делать с генералом? Может быть, выдвинуть его кандидатом в президенты?
— Может быть.
— Я не шучу, Гарри.
— Ах, ты не шутишь! Я дам тебе знать, как только что-нибудь узнаю. А пока можно сказать, что мы бьем по внеплановым целям. Если учесть, как этому парню до сих пор везло, его самолет, вероятно, врежется прямо в двенадцать автобусов со школьниками. Пойду проверю, что делает наша примерная жена. Поддерживай дух у публики, и я лично тебе гарантирую, что наш герой вскоре прибудет.
Я протолкался через зал ожидания, обойдя бар для корреспондентов. Если эта армия в самом скором времени не дождется Бронсона, на моих руках останется тьма пьяных журналистов.
Маргарет сидела в кресле во внутренней комнате. Перед ней стоял полный бокал виски. Не обратив на него внимания, я уселся рядом с Маргарет.
— Я слышал, ты немножко всплакнула для ребят из кинохроники, — сказал я.
— Да. А сейчас я возмещаю то, что потеряла в интересах общественной информации и театров кинохроники.
Она высоко подняла бокал. В ее голосе слышался вызов.
Я и на это не обратил внимания.
— Гарри, у меня есть блестящая идея, — сказала она. — Почему бы нам не вернуться в «Уолдорф» и не дождаться Чарли там? Мы выполнили свой долг. Кинохроника сняла меня в аэропорту. Тебе не кажется, что генералу лучше встретиться с женой и лучшим другом в уединении своих апартаментов в «Уолдорфе»?
Я ничего не ответил и налил себе бокал.
— Не кажется? — повторила она. — Нет? Ну что ж, это была только идея.
— Маргарет, какие у Чарли политические взгляды?
— Политические взгляды?
— Ну да. Кто он: республиканец, демократ, кто?
— Погоди, надо подумать. Он ненавидел Трумэна. Считал, что тот связал руки армии во время корейской войны. Эйзенхауэр тоже не производил на него особого впечатления. Он считал его дилетантом в военном деле, допустившим множество ляпсусов. Макартур тоже был ему не очень по душе. По правде говоря, он, кажется, даже никогда не голосовал. А что?
— Ничего особенного. Просто интересно.
— Ты думаешь выдвинуть его кандидатуру в президенты? Вот было бы здорово! Это был бы триумф Чарли Бронсона. Он мог бы свершить нечто большее и лучшее. Ему не надо было бы довольствоваться убийством отдельных людей, или взводов, или рот. Он мог бы уничтожить всю страну. Уверяю тебя — стоит Чарли Бронсону попасть в Белый дом, как через два года он начнет войну. Какая возможность для Чарли потянуть всех за собой!
— Надо же ему чем-то заняться. Он мог бы выдвинуть свою кандидатуру в сенат. Любая партия будет рада иметь в своем списке национального героя. Это тоже только идея.
— Мне было бы страшно жить в мире, где принимает решения Чарли Бронсон.
— По-моему, Маргарет, мы все время живем в мире, где принимают решения чарли бронсоны. Иногда они на стороне противника, иногда на нашей стороне.
— Что-то ты рассуждаешь слишком мудро для человека, который отказывается поехать с дамой в гостиницу.
— Ты даже не прикоснулась к бокалу, Маргарет.
— Знаю. Не хочется, Гарри, правда.
— Так же, как тебе не хочется возвращаться в «Уолдорф» — со мной или с кем другим?
— Ты видишь все насквозь.
— Маргарет, все это сплошное притворство, своего рода защитный рефлекс.
— Разве?
— А разве нет?
— Чего же я все-таки хочу?
— Это так просто, что мы оба расхохочемся... или заплачем. Ты хочешь, чтобы скорее приземлился самолет с Чарли. Ты хочешь, чтобы Чарли, простой и милый, заключил тебя в объятия и сказал: «Я люблю тебя, Маргарет. Не Элен и не память о ней, а тебя». Тебе хочется всех банальных концов из всех банальных фильмов, какие ты видела. Ты совсем не такая уж сложная натура, Маргарет.
— Заткнись! — крикнула она.
— Вы с Чарли вечно предлагаете мне заткнуться. Вам чертовски жаль себя, не правда ли, Маргарет? Вы провели всю свою совместную жизнь, жалея каждый сам себя. Вы живете на высококалорийной диете самосострадания.
— Наверно, из жалости к себе он напился пьяным, чтобы избежать процедуры первой брачной ночи? Наверно, из жалости к себе он, обнимая меня в постели, назвал меня ее именем? Наверно, из жалости к себе он не мог себя заставить ко мне прикоснуться?
— И тебе начала нравиться власяница, Маргарет? Она кусается, но греет. Вот в чем беда. К ней привыкаешь. О, конечно, сначала ты старалась что-то сделать, не правда ли? Полгода. Или год?
— Неужели ты не можешь замолчать, Гарри? А еще лучше, уходи-ка отсюда и оставь нас обоих в покое. Кому нужна твоя дружба?
— Вы оба молите о ней. Пока что я не вижу никого другого, кто принимал бы вашу дружбу. Боюсь, что я один такой.
— Ты мог бы изъясняться попроще, Гарри.
— О, мы опять стали прежней гордой Маргарет? Прежней девушкой, которая всем говорит: «Кому ты нужен?» Ведь правда же ты такая гордая и неприступная? Послушай, хочешь знать, что я думаю?
Она не ответила.
— В таком случае я тебе скажу. Конечно, ты заслуживала всяческого сочувствия. Но ты потеряла его, милочка, когда перехитрила себя и Чарли. Он не хотел тебя и все время думал об Элен, когда бывал с тобой. Ты не могла этого переносить и стала каждый вечер напиваться, чтобы он забыл, что ты женщина, и не пытался еще раз проверить, может ли выполнять свои супружеские обязанности. Ты предоставила ему такую возможность в первую брачную ночь и, когда он упустил ее, постаралась, чтобы он больше не повторял попыток. Это питало твою жалость к себе, не так ли? Что ж, если он не захотел, рассудила ты, может быть, захочет кто-нибудь другой — и вот ты начала спать с кем попало. Ты не испытывала от этого ни малейшего удовольствия, ведь правда, Маргарет? Больше того, тебе даже было противно. Но ведь при всем твоем отвращении важно было другое. Ты тыкала его носом: «Раз ты меня не хочешь, то найдется кто-нибудь другой. Если тебе это не нравится, прими какие-то меры. Будь мужем». Тебе хотелось этого больше всего на свете, но ты вытворяла такие вещи, что ему никак нельзя было стать мужем. Если ты и не совершила преступления, Маргарет, то уж наверняка стала его косвенным соучастником.