Страница 16 из 54
— Как у тебя прошло с Миллер?
— Прекрасно. Я говорила именно то, что она хотела слышать. Рассказ о нашем молниеносном романе с Чарли даже мне самой показался возвышенным. У нее бы волосы встали дыбом, если бы она узнала, как было с вашим героем на самом деле.
— Хвалю за осторожность.
— Гарри, ты в самом деле считаешь меня обычной шлюхой?
— Ну, я бы постарался избежать такой формулировки.
— Ты уже после нашей первой встречи знал, что я собой представляю. Помнишь, как ты заявился к нам, когда газеты на все лады склоняли имя Чарли? «Я старый друг вашего супруга, миссис Бронсон, — сказал ты. — Не смогу ли я быть полезен теперь, когда из Кореи получены такие новости о вашем супруге?» Ты сразу меня понял, не так ли?
— Маргарет, ты хочешь узнать правду?
— А почему бы нет? Немножко правды никогда не мешает. Только немножко, Гарри. Не слишком много, прошу тебя.
— Да, я сразу понял, что ты собой представляешь. Не забудь, я кое-что слышал о тебе от Чарли.
— А наговорил он, надо думать, немало.
— Порядочно.
— Ну так я жду немножко правды.
— Пожалуйста. Ты очень много пила. Это сразу бросалось в глаза.
— Профессиональное заболевание армейских жен. Что еще?
— Ты явно не чуждалась хахалей. Я обнаружил у тебя некоторые симптомы эротомании.
— А что может быть хуже стареющей эротоманки?
— Почему же? Есть вещи похуже.
— Ну ладно. Значит, пьяница и стареющая эротоманка.
— Этого я не говорил. Я только сказал, что ты много пила и что я заметил некоторые симптомы эротомании.
— Как деликатно и как справедливо! Вы сама вежливость, мистер Уильямс! Но почему же у этой развратницы ничего не получилось с вами, мистер Уильямс? Вы дали обет воздержания? Или потому, что вы близкий друг моего супруга? Или, может, всякий порядочный джентльмен обладает врожденной порядочностью?
— Не знаю, почему так получилось, Маргарет. Честное слово, не знаю. Я всегда готов иметь дело с распутницами. Что касается генерала, то я знаю его мало. Ходил с ним в разведку — об этом ты знаешь; встречался с ним в Европе, а потом уже после войны, как-то вечером в баре на Сорок восьмой улице.
— Выходит, все дело во мне? Очевидно, я просто тебе не понравилась?
— Уж если мы ведем откровенный разговор, то скажу тебе, что это тоже не причина. Наоборот, ты мне нравилась. Зрелая, опытная женщина, не требующая никаких обязательств на будущее.
— Вот для Чарли ты трудишься в поте лица своего.
— Больше для вида. Его бы сделали героем и без меня. И все, что происходит сегодня, в общем-то произошло бы без меня. Я только чуточку смазал кое-где, чтобы колеса вертелись без скрипа.
— И вот мы ждем его здесь, чтобы насладиться зрелищем того, как родина торжественно встречает своего героя, — его преданный, бьющий в литавры друг и его любящая женушка, а проще говоря — стареющая потаскушка.
— Не слишком ли сурово, Маргарет?
— По отношению к кому?
— По отношению к нам обоим. Не знаю, почему ты стала такой, какая ты есть, но про себя могу сказать: лучший эксперт для самого себя — это я сам.
— Почему ты думаешь, что я какой-то стала? Я всегда была такой.
— Никто не становится сразу таким, какой есть сегодня. Ты вот спросила, какой мне смысл заниматься генералом и какую пользу из всего этого я хочу извлечь. Клянусь тебе — не знаю. Кажется, впервые в жизни не вижу смысла в собственных поступках. Конечно, на первый взгляд все как будто ясно. Конечно, я напишу за него мемуары, и мы поделим гонорар. Конечно, приятно посидеть с человеком в кадиллаке, когда его приветствует многотысячная толпа. Но не в этом же смысл. Может, генерал все-таки заслуживает немножко признательности и немножко аплодисментов, а? Может, именно в этом и состоит для меня весь смысл?
— Возможно, возможно, — кивнула Маргарет. — Послушай, Гарри, раз уж самолет задерживается, ты не будешь возражать, если я закажу себе бокал вина?
— А сама-то ты как считаешь?
— Нельзя?
— Дело твое, Маргарет. Сколько бокалов ты уже выпила сегодня?
— Четыре... Нет, пять, если считать тот, который ты отобрал, когда появилась Айрин Миллер.
— Ну, скажем, четыре с половиной.
— Пожалуй. Значит, нельзя выпить?
— Знаешь что, Маргарет, в конце концов я тебе не нянька, сама решай, можно тебе выпить или нельзя. Ты обязана знать, сколько можешь выпить, чтобы не скиснуть.
— Гарри, поверь мне, я боюсь.
— Чего же?
— Чарли. Ну не глупо ли? В моем-то возрасте бояться Чарли! Кажется, впервые в жизни я чувствую, что боюсь его. Он тебе нравится, да?
— Очень.
— Странно. Он всем нравится. Как-то однажды... А впрочем, неважно.
— Но все же?
— Однажды Чарли застал меня врасплох на вечеринке. Все мы перепились. Он забрел в спальню и застал меня с капитаном из нашего же гарнизона. Избил его.
— И дальше?
— Все.
— Как это все? Его же перевели потом, верно? Да еще с неважной характеристикой.
— Так ты знаешь? Он сам рассказал тебе?
— Он рассказал, что вечеринка закончилась дракой.
— Начальство обязано было дать ему нахлобучку. В армии лейтенанту не положено бить капитанов, даже если он застанет кого-нибудь из них в постели своей жены. И все же, Гарри, начальство отнеслось к нему по-человечески и перевело его по-доброму, хотя и с плохой характеристикой. Знал бы ты, как мне было неловко перед ним. Да и ему, наверно, передо мной.
— И перевод Чарли устранил эту взаимную неловкость?
— Как сказать. Нигде в мире так не сплетничают и нигде сплетни не распространяются так быстро, как в армии Соединенных Штатов. Нас перевели в другой гарнизон, а через пару дней там все и всё знали. Знали, например, что миссис Бронсон лакает виски, словно воду, а в подходящей обстановке и после некоторого возлияния не прочь переспать с первым встречным.
— Представляю, как чувствовал себя Чарли!
— Неужели ты думаешь, что я не такая, как другие? Разница лишь в том, что меня однажды захватили на месте преступления. Но и одного раза достаточно. В армии ничего не забывают, ни от чего не отказываются и никогда ничего не исправляют. В армейском лексиконе нет таких выражений, как бывшая пьянчужка, бывшая шлюха. Налепили ярлык — и конец! Так-то вот, братец.
— Но между вами в свое время что-то было?
— Между мной и Чарли? Мы поженились. Чего ты еще хочешь? Видно, что-то было. Да ты и сам мог бы прийти к этому выводу, Гарри. И сказать: «А, вы поженились? Значит, между вами что-то было!» Ведь мог бы?
— Мог.
— А вот и ошибаешься, Гарри! Послушал бы, что я наговорила Айрин Миллер о романе между генералом Бронсоном и его теперешней женой! Когда газеты напечатают эту чушь, во многих военных гарнизонах будут ржать до упаду. Неужели Чарли никогда тебе об этом не рассказывал? Или, может, рассказывал?
— Нет, до этого почему-то не дошло.
— А тебя так и подмывает все услышать, да? У тебя зуд? Тебе обязательно нужно, чтобы все факты встали на свои места — так уж у тебя устроен мозг. Все должно иметь свое начало, середину и конец, как хорошая газетная корреспонденция, да? Кто?.. Что?.. Где?.. Когда?.. Почему?.. Как?.. Именно этому вас обучают в школе журналистов? Шесть основных вопросов — шесть исчерпывающих ответов. Все по форме, все как полагается — аккуратно, подробно, в определенном порядке.
— Ладно, ладно, Маргарет! Какие же будут ответы?
— Кто?.. Мы с Чарли. Что?.. Наш брак. Где?.. В Фоллвью, штат Нью-Йорк, в родительском доме человека, ставшего в нынешнем году американским героем номер один. Когда?.. В 1932 году. Почему и как — ответить трудно, Гарри. А зуд все еще одолевает тебя, да?
— Я не смог бы заставить тебя замолчать, если бы и хотел.
— Да, не смог бы, если бы и хотел, Гарри. Может, ты добудешь что-нибудь выпить, хотя бы для себя. Мою историю куда лучше слушать, если орошать ее виски. Знаю по опыту.
Фоллвью, Нью-Йорк. 1930—1932. Маргарет
— Не знаю, как и рассказать тебе о Фоллвью, если ты там не бывал. Я повидала много разных городов, но Фоллвью был — для меня, конечно, — городом особенным. Детство мое, видимо, оказалось счастливым, как принято говорить. У меня нет оснований жаловаться на него, как на причину моей нынешней неврастении. Все выглядело бы куда проще, если бы, например, мой отец был пьяницей, или избивал меня, или бегал за девками, если бы я плохо училась в школе, заикалась, ненавидела мать. Отец лишь изредка, по воскресеньям, выпивал кружку пива.