Притча

- Отдал капралу, который сидел в кабине, - ответил бывший взломщик. Через окошко, пока мы спали.

Они выбежали наружу, на землю, на свежий воздух, грузовик ждал их, водитель и капрал стояли в стороне с группой солдат. Все слышали, что сказал взломщик, и, даже не останавливаясь, бросили носилки и устремились к грузовику, но взломщик остановил их.

- Постойте, - сказал он. - Я сам.

Но бутылок в грузовике нигде не было. Взломщик вернулся к носилкам.

- Кликни этого капрала, - сказал один. - Я заставлю его сказать, где они.

- Не дури, - сказал взломщик. - Знаешь, чем это кончится? Он вызовет военную полицию, нас арестуют и возьмут других сопровождающих у адъютанта в Вердене. Здесь мы ничего не можем сделать. Придется потерпеть до города.

- А в городе что? - сказал другой. - Купим выпивку? На какие шиши?

- Мораш может продать свои часы, - сказал четвертый.

- А он продаст? - сказал пятый.

Все посмотрели на Мораша.

- Пока забудьте об этом, - сказал Мораш. - Взломщик прав: сперва нужно вернуться в город. Пошли. Надо уложить покойника в ящик.

Они поднесли носилки к грузовику и подняли туда обернутое брезентом тело. Крышка гроба была не прибита; молоток и гвозди лежали внутри. Они уложили тело, не разбирая, вверх лицом или вниз, закрыли гроб и вбили в крышку гвозди, чтобы она только держалась. Появился сержант с уже пустым саквояжем, влез в заднюю дверцу и снова уселся на гроб; капрал с водителем, очевидно, вернулись тоже, потому что грузовик тут же тронулся, двенадцать солдат сидели, прислонясь к бортам, внешне чинные, как воспитанные дети, но на самом деле неистовые, готовые на все, по пути они негромко перебрасывались фразами, потом грузовик въехал в город и остановился перед дверью, у которой стоял часовой: очевидно, это была комендатура; сержант стал подниматься с гроба. И тут Взломщик сделал последнюю попытку.

- Насколько я понимаю, нам выдали коньяк не только затем, чтобы мы приехали в Валомон и достали труп, но и чтобы привезли его в Париж. Или я неправ?

- Если неправ, кто в этом виноват? - сказал сержант. Он еще какое-то время смотрел на Взломщика. Потом повернулся к дверце, казалось, он тоже признал во Взломщике их главаря.

- Мне нужно подписать кой-какие бумаги. Отвезите гроб на станцию, погрузите в вагон и ждите меня. Потом сходим поесть.

- Ладно, - сказал Взломщик.

Сержант спрыгнул с машины и скрылся; и сразу же, не успел грузовик еще тронуться, вся атмосфера стала другой, будто их личности и характеры преобразились, или, скорее, будто они сбросили маски или личины; речь их сделалась краткой, быстрой, немногословной, загадочной, подчас даже лишенной глаголов, словно они не общались, а пробуждали друг в друге общее таинственное знание.

- Часы Мораша, - сказал один.

- Не спеши, - сказал Взломщик. - Сперва на станцию.

- Тогда поторопи их, - сказал другой. - Сейчас я сам, - и стал подниматься.

- Говорю, подожди, - одернул его Взломщик. - Хочешь познакомиться с военной полицией?

Разговор прекратился, солдаты молча сидели в кузове, неподвижные и мчащиеся, неистовые в неподвижности, как люди, силящиеся сдвинуть пирамиду, они словно подталкивали едущий грузовик своей нетерпеливостью. Грузовик остановился. Они уже вылезали из кузова, первые спрыгнули еще до полной остановки и уже взялись за гроб. Теперь на перроне никого не было, вернее, им так казалось, могло бы показаться, если б они хоть окинули его взглядом, но они, даже не глядя по сторонам, вытащили гроб из грузовика и снова почти бегом потащили его к своему вагону, стоящему на запасном пути; вдруг чья-то рука начала дергать Взломщика за рукав, и чей-то назойливый голос произнес у его локтя:

- Господин капрал! Господин капрал!

Взломщик скосил глаза вниз. Это была утренняя старуха, сын которой погиб в верденском сражении.

- Уходи, бабуся, - сказал Взломщик, вырывая руку. - Пошевеливайтесь. Открывайте дверь.

Но старуха по-прежнему цеплялась за него и продолжала с жуткой настойчивостью:

- Вы привезли кото-то из форта. Может быть, это Теодуль. Я узнаю его. Дайте мне на него посмотреть.

- Говорю, уходи! - сказал Взломщик. - Мы заняты.

И тут не Взломщик, хотя он был главарем, а один из остальных вдруг резко, негромко выпалил:

- Постойте.

Однако в следующий миг та же самая мысль? казалось, осенила и всех остальных, гроб уже стоял одним концом на полу вагона, четверо держались за другой конец, собираясь втолкнуть его полностью, все замерли и обернулись, а тот солдат продолжал:

- Утром вы что-то говорили о проданной ферме.

- О моей ферме? - сказала женщина.

- О деньгах! - сказал другой так же негромко.

- Да! Да! - Старуха полезла под шаль и достала сумку величиной почти с саквояж сержанта. Тут инициативу перехватил Взломщик.

- Погодите, - бросил он и обратился к старухе: - Если мы покажем его, купите нам две бутылки коньяка?

- Три, - сказал третий.

- И авансом, - сказал четвертый. - Она все равно ничего там не сможет определить:

- Смогу! - сказала она. - Я узнаю! Дайте только взглянуть.

- Ладно, - сказал Взломщик. - Несите две бутылки коньяка и глядите себе. Быстрей, пока не вернулся сержант.

- Да, да, - сказала она, повернулась и побежала по перрону напряженно и неуклюже, прижимая к груди сумку.

- Порядок, - сказал Взломщик. - Суйте его в вагон. И кто-нибудь сбегайте, принесите молоток с грузовика.

На их счастье, крышку было приказано не заколачивать, а лишь временно закрепить (очевидно, по прибытии в Париж тело должны были переложить в другой гроб, более изящный или хотя бы соответствующий назначению), чтобы гвозди можно было вытащить без труда. Они вытащили их, сняли крышку и отпрянули от запаха, взвившегося почти зримо, словно легкий дымок, последнего, легкого, прощального дуновения тлена и смерти, словно труп берег его до этой или подобной минуты с ликующим, дьявольским злорадством маленького мальчишки. Потом вернулась старуха с двумя прижатыми к груди бутылками, по-прежнему бегом или по крайней мере трусцой, теперь она тяжело дышала и тряслась, словно совсем выбилась из сил, потому что, подбежав к двери, не могла взобраться на подножку, пока двое солдат не спрыгнули вниз и не подняли ее в вагон. Третий взял у нее бутылки, но, казалось, она даже не заметила этого. Секунду или две она словно бы не видела гроба. Потом увидела, опустилась, почти упала на колени у изголовья и откинула брезент с того, что некогда было лицом. Они тот, кто это говорил, - были правы: она не могла ничего определить по лицу, потому что в гробу находился уже не человек. Потом они поняли, что старуха и не смотрит на него, просто стоит на коленях, одной рукой касаясь остатков лица, а другой поглаживая остатки волос. Она сказала:

- Да. Да. Это Теодуль. Это мой сын.

Внезапно она поднялась, на сей раз энергично, и оглядела их, не отходя от гроба, взгляд ее быстро перебегал с одного лица на другое, пока не остановился на Взломщике, голос ее был спокойным и сильным:

- Я должна его забрать.

- Вы собирались только посмотреть, - сказал Взломщик.

- Это мой сын. Он должен вернуться домой. У меня есть деньги. Я куплю вам сто бутылок коньяка. Или возьмите наличными.

- Сколько дадите? - спросил Взломщик.

Старуха без колебаний протянула ему закрытую сумку.

- Сосчитайте сами.

- А как вы заберете эт... его? Не понесете же на руках.

- У меня есть телега с лошадью. Она стоит за станцией с тех пор, как мы вчера прослышали, зачем вы едете.

- Как прослышали? - спросил Взломщик - Это же секретное дело.

- Не все ли равно? - ответила она с легким раздражением. - Считайте деньги.

Но Взломщик не стал открывать сумку. Он повернулся к Морашу.

- Иди с ней и подгони телегу. Поставишь у окна с той стороны. И поживей. Ландри может явиться в любую минуту.

Все было сделано быстро. Открыли окно; почти тут же Мораш подогнал телегу, грузная крестьянская лошадь ошалело неслась тяжелым галопом. Мораш резко остановил ее; ему подали из окна обернутое брезентом тело. Он бросил вожжи сидевшей рядом старухе, вскочил на сиденье; взял тело, уложил в телегу и спрыгнул на землю; в тот же миг Взломщик бросил сумку из окна на дно телеги.