Притча

Теперь женщины подхватили, увлекли уже мэра - на этот раз он выглядел сорокой в стае голубей, кур или гусынь - в дверь, которую адъютант держал распахнутой, возмущенно и недоумевающе глядя на старого генерала.

- Ложку, - сказал адъютант. - Роту. Я никогда не командовал даже одним солдатом, тем более ротой. И даже если бы я мог, умел командовать, как мне найти ту ложку?

- Не сомневаюсь, что ты ее найдешь, - сказал старый генерал. - Это будет четвертым чудом. Теперь пригласи троих офицеров. Но сперва проводи трех иностранок в свой кабинет, пусть подождут там.

- Слушаюсь, - ответил адъютант. Он вышел и затворил дверь. Она распахнулась снова; вошли трое: английский полковник, французский майор, американский капитан, оба младших офицера с полковником посередине старательно промаршировали по ковру и старательно вытянулись, когда полковник отдал честь.

- Господа, - сказал старый генерал, - это не парад. Это даже не расследование; просто опознание. Кресла, пожалуйста, - сказал он, не поворачивая головы, плеяде штабистов позади себя. - Потом арестованных.

Трое адъютантов принесли кресла. Теперь этот конец комнаты напоминал галерку амфитеатра или секцию дешевых зрительских мест в Америке; три генерала и трое пришедших сидели полукругом на фоне стоящих адъютантов и штабистов, один из тех, что принесли кресла, подошел к маленькой двери, распахнул ее и отступил в сторону. И тут, еще не видя солдат, они ощутили их запах - тонкий, сильный, неуничтожимый смрад передовой: вонючей грязи, жженого пороха, табака, аммиака и немытых тел. Потом вошли тринадцать человек, впереди них шел сержант с винтовкой на ремне, а позади рядовой, тоже вооруженный, все тринадцать были с непокрытыми головами, небритые, отчужденные, по-прежнему в окопной грязи, и несли с собой еще одну смесь запахов - усталости, настороженности, чуть-чуть страха, но главным образом недоверчивости; когда сержант отдал две отрывистые команды по-французски, они как-то нехотя построились в одну шеренгу. Старый генерал обратился к английскому офицеру:

- Полковник?

- Так точно, сэр, - незамедлительно ответил полковник. - Это тот самый капрал.

Старый генерал обратился к американцу:

- Капитан?

- Так точно, сэр, - сказал американец. - Это он. Полковник Бил прав... я хочу сказать, что он не может быть прав...

Но старый генерал уже обращался к сержанту:

- Капрал пусть останется, - сказал он. - Остальных выведите в переднюю и ждите там.

Сержант повернулся и резко отдал команду, но капрал уже вышел из строя и встал не совсем по стойке "смирно", но почти, остальные двенадцать повернулись и образовали колонну, вооруженный рядовой теперь оказался впереди, а сержант сзади, но они не вышли, потому что направляющий замялся, попятился, уступая дорогу личному адъютанту старого генерала, тот вошел и посторонился сам, колонна вышла, шедший последним сержант притворил за собой дверь, снова оставив перед ней одного адъютанта, бесхарактерного, высокого, все еще озадаченного и недоумевающего, но уже не возмущенного - просто расстроенного. Английский полковник сказал:

- Сэр.

Но старый генерал глядел на адъютанта. Спросил по-французски:

- Мое дитя?

- Эти три женщины, - сказал адъютант. - Они у меня в кабинете. Раз уж они здесь, то почему бы не...

- О да, - сказал старый генерал. - Тебе не хочется идти. Передай начальнику штаба, что уходишь на поиски... скажем, часа на четыре. Этого будет достаточно.

И обратился к английскому офицеру:

- Прошу вас, полковник.

Полковник резко поднялся и впился взглядом в капрала - а капрал с благородным лицом горца, спокойным, серьезным, не встревоженным, лишь настороженным, отвечал ему любезным и внимательным взглядом.

- Богген, - сказал полковник. - Ты не помнишь меня? Лейтенанта Била?

Но капрал лишь смотрел на него, любезно, вопросительно, не растерянно, лишь недоуменно, выжидающе.

- Мы считали, что ты мертв, - сказал полковник. - Я... видел тебя...

- А я не только видел, - сказал американский капитан. - Я хоронил его.

Старый генерал чуть приподнял руку. Сказал англичанину:

- Да, полковник?

- Это случилось под Монсом, четыре года назад. Тогда я был лейтенантом. Этот человек служил у меня во взводе, в тот день они... догнали нас. Он получил удар пикой. Я... видел, как острите вышло через спину, прежде чем сломалось древко. Потом проскакали две лошади. По нему. Я тоже видел это, потом. То есть я смотрел секунду или две, во что превратилось его лицо, пока меня не...

Продолжая сверлить капрала взглядом, он в отчаянии снова обратился к нему:

- Богген!

Но капрал по-прежнему лишь смотрел на него любезно, выжидающе, в полном недоумении. Потом повернулся и сказал старому генералу по-французски:

- Прошу прощенья. Я понимаю только французский язык.

- Я знаю, - ответил старый генерал тоже по-французски. И по-английски сказал полковнику:

- Значит, это не тот человек.

- Не может быть, сэр, - сказал полковник. - Я видел наконечник той пики. Видел его лицо, после того как лошади... Кроме того, я... я видел...

Он умолк и сел, воинственный, сверкающий красными петлицами, знаками различия и цепочками, символизирующими кольчуги, в которых полк сражался при Кресси и Азенкуре семьсот и восемьсот лет назад, лицо его над ними было похоже на смерть.

- Скажите же, - вежливо попросил старый генерал, - что вы видели? Вы его видели потом, после этого? Кажется, я уже слышал - призраки ваших древних лучников там, под Монсом? В коротких кожаных куртках, в рейтузах, с арбалетами, и среди них его, в хаки, в стальной каске с винтовкой Энфилда. Так?

- Да, сэр, - пробормотал полковник. Потом он выпрямился и громко произнес: - Да, сэр.

- Но может ли он быть именно тем человеком?

- Прошу прощенья, сэр, - сказал полковник.

- Вы ничего не ответили: это он или не он?

- Прошу прощенья, сэр, - сказал полковник. - Я должен во что-то верить.

- Пусть даже только в смерть?

- Прошу прощенья, сэр.

Старый генерал повернулся к американцу.

- Капитан?

- Это ставит нас всех в трудное положение, не так ли? - сказал американский капитан. - Всех нас троих; и я не знаю, кому хуже всего. Потому что я не просто видел его мертвым - я похоронил этого человека посреди Атлантического океана. Фамилия его... была - нет, этого не может быть, потому что он стоит передо мной, - нет, не Брозный. По крайней мере в прошлом году она была другой. Она была... черт возьми - прошу прощенья, сэр, - есть Бржевский. Он из одного шахтерского городка под Питтсбургом. Я похоронил его. То есть я руководил похоронной командой, прочел молитву - вам известна эта процедура. Мы были национальной гвардией, вряд ли вы знаете, что это такое...

- Знаю, - сказал старый генерал.

- Сэр? - произнес капитан.

- Я знаю, что это такое, - сказал старый генерал. - Продолжайте.

- Слушаюсь, сэр. Гражданские сами организовали роту, чтобы пойти и умереть за нашего дорогого старого Рутгерса, - такая вот история, выбрали себе офицеров, написали в правительство, какое у кого звание, и ухватились за военный кодекс, чтобы вызубрить, сколько успеем, до утверждения званий. Отплыли мы в октябре прошлого года, на судне у нас начался грипп, и, когда умер первый - это был Бржевский, - оказалось, что никто, кроме меня, не успел прочесть в наставлении, как хоронить мертвых солдат, - я был тогда... э... вторым лейтенантом - и вышло так, что я прочел это, девушка дала мне отставку, и я догадывался, почему. То есть я знал, кто был тот парень. Ну, знаете, как оно бывает: думаешь, как бы отплатить ей, заставить раскаяться; ты лежишь мертвым, ей необходимо перешагнуть через тебя, уже ничего нельзя поделать, и тут уж она...

- Да, - сказал старый генерал. - Знаю.

- Сэр?

- Я знаю и это.

- Конечно, знаете - во всяком случае, помните, - сказал капитан. Никто не старится настолько, как бы... - и наконец сумел остановиться.