Страница 30 из 220
Рядом со стойкой кабатчика в зале стоит дубовая бочка, не такая большая, как в Гейдельберге, на ней нет площадки для танцев, но все же она поражает своими внушительными размерами. Так же как и ее гейдельбергская родня, бочка стоит пустая, но, говорят, когда-то из этой бочки пивал сам Нельсон. Точно этого никто не знает — бывал ли герой Трафальгарской битвы в этом портовом кабачке, но в честь неустановленного события на стене в старинной раме висит портрет знаменитого флотоводца.
В тот вечер в «Кружке Джона», как всегда, было людно и весело. Не всем даже хватило места — иные сидели по двое на табуретах. Огонь еще не зажигали, и сумеречный свет проникал в окна, с трудом пробиваясь сквозь нависшую синеву табачного дыма. В таверне гудели, как на стадионе перед футболом. С началом войны кабатчик испытывал затруднения с добычей спиртных напитков. Появление в порту американских судов разрешило эту проблему. У американских парней всегда можно было достать ящик-другой отличного виски. С грехом пополам удавалось добывать и добрый эль. Посетители не могли обижаться на хозяина. Об этом говорили их веселые, порозовевшие лица.
В дальнем углу, сдвинув два столика, с самого обеда сидела подгулявшая компания. В воскресный день можно позволить себе такое удовольствие. Здесь были докеры и несколько моряков, уходящих в рейс. На мокром столе валялись раскиданные карты. Только что кончили играть в бридж. Кто-то сказал:
— Давайте сыграем еще один роббер. Джон, сдавай!
— Нет, мне всегда не везет.
— Чудак, это хорошая примета! У тебя будет счастливый рейс. Давай! Ну, хотя бы по пенсу за сотню.
— Нет, не хочу…
За столом загорланили старую смешную морскую песенку. Она перекинулась и на другие столы. Пели и хохотали над веселыми строфами. Кто не знал слов, повторяли припев. В кабачке собралось немало американских матросов. Откуда им знать старые английские песни? Пели про неунывающих моряков, терпящих бедствие в открытом море. Песенка была длинная, ее обрывали, и она возникала снова то там, то здесь, словно огонек, раздуваемый порывами ветра. Кто-то запевал:
Постепенно вплетались новые голоса, и припев подхватывала вся таверна:
Песенка оборвалась на третьем куплете. Тот, что предлагал Крошоу сыграть еще роббер в бридж, сказал ему:
— А тебе, Джон, не придется черпать бортом воду? Имей в виду, там, в России, еще льды, не получить бы тебе ангину!..
— Ничего мне не будет. Не могу же я отказываться, раз предложили. Потом на море в самом деле спокойнее, чем на берегу. Здесь только расстраиваться и портить нервы. Вот сам увидишь.
Не сегодня-завтра докер уходил в море. Готовился большой караван в Мурманск с ленд-лизом, как называли грузы для Советской России. Крошоу-старшему предложили отправиться к русским, чтобы наблюдать там за разгрузкой судов. В Глазго на его место назначили стивидором Стефана Крейчи, того самого, который сейчас сидел за столом в грубом шерстяном свитере и подшучивал по поводу ангины. Они оба были одного возраста. Джон Крошоу познакомился с Крейчи в порту. Стали почти приятелями, но, конечно, не такими, как с погибшим Вильямом.
— Я не знаю, — продолжал Крошоу, — зачем мы переливаем из пустого в порожнее. Сначала мы разгружаем американские суда в Глазго, потом снова грузим и отправляем в Россию. На это идет уйма времени.
— Я добавлю еще другое, — вмешался один из докеров, сидевших за столом, — Вчера мы грузили «виллисы». Машины на одно судно, а запасные части к ним — на другое. Или возьмите орудия — стволы отдельно, лафеты отдельно. Ну, а если по дороге боши пустят на дно один пароход, предположим с лафетами, значит, стволы нужны будут русским, как яичная скорлупа повару? Так, что ли?
— Об этом самом я как раз и сказал инспектору, — ответил Крошоу. — Он приезжал из адмиралтейства.
— Что же он ответил? — спросил Крейчи.
— Что ответил? — Джон усмехнулся. — Сказал, что когда я стану первым лордом адмиралтейства, тогда он послушает моего совета. Короче, дал понять, что это не нашего ума дело. Я слышал, что он распорядился послать меня в Мурманск.
— В другой раз не будешь лезть не в свое дело.
Разговор за столом стал общим. Опорожненные бутылки и кружки развязали языки. Докеры спорили о том, что инспектор адмиралтейства считал не их ума делом.
— На месте Джона Крошоу я тоже пошел бы в Мурманск, — стараясь перекричать шум таверны, утверждал один из собеседников.
— Хоть сейчас! Русским парням надо помогать по-настоящему. Не понимаю, чего мы волыним со вторым фронтом.
Сосед Джона говорил, не слушая других. Ему нужно было обязательно высказать свою мысль вслух. Он сказал:
— Насчет бошей ты, Стефан, совсем не прав. Теперь ни одна их подводная лодка близко не подойдет к каравану. Джон будет плыть спокойненько, как в мирное время. Слыхали, что из Америки пришел целый флот во главе с «Вильсоном»? Я вам скажу — линкор что надо! Американские корабли будут сопровождать караваны в Мурманск. Вот скоро увидите, какой караванище уйдет из Англии…
Кто-то, наиболее осторожный и, может быть, более трезвый в компании, предостерег говорившего:
— Не болтай лишнего — в таверне тоже могут быть длинные уши…
На предостережение никто не обратил внимания. Все были разгорячены спором.
— Так или иначе, — сказал Крейчи, — но это безобразие, что, пока мы переваливаем грузы из трюма в трюм, в порту собралось десятка три пароходов. Только в одном Глазго. Они давно могли быть в Мурманске. Джон молодец, что он согласился плыть к русским. Выпьем за здоровье Крошоу, за счастливое плавание!.. Ты, Джон, обязательно от моего имени пожми руку первому русскому, которого встретишь там на берегу. Обещаешь?.. От моего имени.
— От меня тоже!
— А почему не от меня? От всех нас!..
— Да, пусть Джон сделает это от всех докеров Глазго!..
— Не забудь, Джон, сказать, что они молодцы и хорошо дерутся на фронте…
Выпили за Джона Крошоу, за его счастливое плавание, за русских, за второй фронт. Вспомнили, что не допели начатую песню, и, притопывая, ударяя по столу в такт кулаками, запели: