Страница 183 из 220
— Вы не бойтесь, пани Регина, — успокоил ее дежурный, — это старые, заброшенные катакомбы, в них почти сухо…
Офицер указал на карте точку, где синим крестом обозначался вход в катакомбы. Он еще сказал, что у входа стоят маяки-солдаты, они подробнее расскажут, как идти дальше.
Но как только Регина очутилась в бывшем гетто, она поняла с первых шагов, что здесь ей не помогут никакие карты. На месте густонаселенного района, в котором насчитывалось полмиллиона жителей, была пустыня, глухая и безлюдная. Там, где были многоэтажные дома, улицы и площади, теперь нет даже тропинок. Регина торопливо перескакивала с камня на камень, перелезала через остатки стен, обходила их, если руины были слишком высоки.
Вдруг Регине показалось, что ей знаком этот красный кирпичный дом с высоким цоколем, вернее — лишь часть дома, развалины первого этажа. Ну конечно. На стене, рядом с почерневшим от гари дверным проемом, Регина увидела ручку звонка — медную голову льва с колечком в позеленевшей пасти. Здесь она жила… Вот каким стало последнее пристанище Ройзманов! Из всей семьи только она одна может прийти на эти развалины, только одна, потому что единственная из Ройзманов осталась жить…
Регина заглянула в подъезд — лестницы не было. Да и вообще ничего не было. Только скрученные железные перила торчали из груды камней. Регина вспомнила — здесь они встретились тогда с Янеком. Здесь она перевязывала его… Вон там спускались в подвал… Как странно. Бывают же встречи, похожие на воспоминания, — с забытыми людьми, с знакомыми местами, с руинами… Она всегда убеждала себя, что там, в Испании, было только увлечение, что она не любила Янека, но… Регине не удалось додумать — ее окликнули двое солдат с повязками на рукавах, охранявшие вход в катакомбы. Они уже несколько минут следили за женщиной, которая что-то искала среди развалин. Спросили пароль и повели ее вниз. Показали узкую нору, прорытую в щебне. Пори уходила под балку, упавшую с верхнего этажа.
— Вот сюда, — сказал солдат. — Пройдешь ярдов сто, поворачивай круто влево… Смотри не ошибись, иначе заблудишься.
Регина достала из кармана перчатки.
— Вот это хорошо, — одобрил второй солдат, — сегодня там скользко.
Регину передернуло: как же ей говорили, что в канализационном туннеле совсем сухо…
— Там сыро? — спросила она.
— Ночью шел дождь. Теперь, наверное, вода уже спала, но на дне…
Регина натянула кожаные перчатки, а поверх еще резиновые — в таких работают врачи и лаборанты. Освещая дорогу карманным фонариком, она спустилась в колодец и прошла под землей к повороту, о котором говорили солдаты. Канализационная труба была невысокая, тесная. Идти можно было только согнувшись, почти на четвереньках, опираясь руками о покатые стены. Внизу под ногами хлюпала смрадная жижа, от аммиачного запаха слезились глаза. Регине показалось, что она тут задохнется, что ей не хватит воздуха.
Она долго не могла приноровиться к покатому дну трубы. Ноги скользили, и Регина много раз чуть не падала в грязь, но все же шла и шла, удаляясь в глубины катакомб. Ей казалось, что не будет конца этому мраку, этой гулкой тишине склепа, наполненной невыносимым смрадом.
Регина не могла бы сказать, сколько часов или минут провела она в этом зловонном мраке. Скользкая жижа размокших нечистот уже не вызывала брезгливого чувства. И аммиачный запах перестал вызывать тошноту. Только спина… спина разламывалась от усталости. Тупая, ни с чем не сравнимая боль исключала все другие ощущения. Без мыслей, с одной только болью, разъедавшей все существо, Регина механически переставляла одеревеневшие ноги. Несколько раз она принималась считать шаги и, перевалив за тысячу, снова сбивалась. Ей казалось, что именно тишина так гнетет, давит на спину до потери сознания. Тогда она останавливалась, выпрямляла колени, стараясь прижаться спиной к верхней части трубы. Но облегчения от этого не наступало, а лечь на дно, в грязь, доходившую до щиколоток, она все ж не смогла бы. Включить фонарь Регина не решалась — в темноте грязь представлялась менее отвратительной. Сейчас ей больше всего на свете хотелось встать, выпрямиться, разогнуть затекшую спину…
Постепенно темень стала рассеиваться. Замерцало какое-то подобие света. Регина даже не поняла, что ее пытке приходит конец. Но вот она выбралась наконец в другой, более высокий туннель. Здесь можно было идти во весь рост. Регина очутилась на дне сводчатого коллектора, в котором сходились канализационные трубы. Сверху, непонятно откуда, лился тусклый сумеречный свет, по достаточный для того, чтобы разглядеть серые камни, отполированные потоками сточных вод.
Регина попробовала разогнуться и вскрикнула от боли. Она стала выпрямляться медленно, преодолевая боль и испытывая наслаждение. Наконец она выпрямила спину и села отдохнуть на каменный выступ. Теперь ей оставалось пройти метров двести, как говорил дежурный.
В катакомбах по-прежнему стояла немая тишина, но вдруг ока нарушилась какими-то шорохами и тихим чавканьем. Чьи-то ноги осторожно шлепали по густой грязи. Регина слышала это совершенно отчетливо и совсем рядом! Она вскочила и прижалась к стене. Маленький браунинг очутился в ее руке. Затаив дыхание, Регина стояла так минуту, другую. Оттуда из-за угла до нее совершенно явственно доносилось хриплое дыхание человека.
— Кто здесь? — негромко спросила Регина и выглянула из каменной ниши.
Рядом с собой, на расстоянии какого-нибудь метра, она увидела грязную, взлохмаченную голову и заросшее лицо с испуганными глазами. Регина отпрянула назад, так же как и это страшное существо, голова которого снова исчезла в канализационной трубе.
— Кто здесь? — напряженным шепотом спросила снова Регина.
— Не все ли равно кто, — хрипло ответил человек и выполз из своего убежища. Услышав женский голос, он понял, что ему не угрожает опасность.
Человек был действительно страшен. Даже в полумраке колодца бросался в глаза желто-землистый цвет его кожи — не только лица, но и худого тела, которое едва прикрывала истлевшая одежда. На голове человека было напялено нечто совершенно непонятное. Ноги, замотанные тряпьем и завязанные кусками веревок, казались огромными, бесформенными обрубками. В руках человек держал деревянные колодки, на какие опираются безногие, перетаскивая свое тело по улицам.
Все это — и мертвый цвет кожи, и дряблые мешки под глазами, и впалые, заросшие грязными клочьями щеки — говорило, что человек неделями, может быть месяцами, живет здесь без воздуха и света. Он молча смотрел на Регину, и вдруг что-то в его лице показалось ей очень знакомым — как там, наверху, когда она подошла к развалинам кирпичного дома.
— Ты не узнаёшь меня, Регина? — проговорил человек после недолгого молчания. — Это ведь я, Натан…
Он говорил бесстрастно и вяло, так же вяло протянул грязную, худую руку. Регина инстинктивно попятилась. Даже здесь, среди нечистот, она ни за что не прикоснулась бы к этому существу, назвавшемуся ее братом. Натан понял состояние сестры…
— Ты права, это не нужно… Поцелуи здесь не доставляют удовольствия.
— Натан?! Откуда ты?.. Ты жив! Боже мой!.. Каким ты стал… Подожди! — Регине показалось, что брат снова протягивает ей руки. Только показалось. — Ну говори же, говори, что с тобой было…
— Давай сядем, — сказал Натан. — Мне трудно долго стоять на ногах. Я отвык. — Он оперся на колодки и присел на выступ канализационной трубы. — По моим расчетам, я живу здесь больше года, — сказал он, — с тех пор, как бежал из Треблинки. Ты знаешь, что это — Треблинка?
— Да, знаю. К сожалению, мы узнали о ней слишком поздно, — сказала Регина.
— А если бы раньше?
— Тогда бы восстали раньше.
— Я не мог прийти раньше. Меня послал Комка из лагеря… Но мы опоздали: здесь нам сказали, что восстание кончилось неделю назад и в гетто никого не осталось… Нам больше некого было предупреждать. В Варшаве не осталось живых евреев, а Комка сказал — предупредишь и потом действуй как знаешь… Вот мы и остались здесь вместе с Соломоном Дворчиком. Комка послал его следом за мной…