Страница 10 из 31
Павел Судоплатов был хладнокровен и выдержан. Оперативный материал, собранный им в ходе встречи с осведомителями, всегда представлял определенный интерес для органов госбезопасности. Что иногда вызывало раздражение непосредственного начальства Судоплатова, так это клички агентов — осведомителей.
— Товарищ Судоплатов, почему у ваших осведомителей такие дикие клички — Хряк, Дубина, Страхуил, Побелка Потолков какой-то… Что это такое? Неужели нельзя придумать что-нибудь более благозвучное, — сердилось начальство.
— Псевдонимы осведомители выбирают себе сами. Вмешиваться в этот процесс считаю невозможным и вредным для дела, — отвечал Судоплатов.
— Ну, хорошо, пускай будут дубинами, если им так хочется, — в конце-концов соглашалось начальство.
В 1928 году Павел Судоплатов получил повышение и был переведен в Харьков, тогдашнюю столицу Украины, где стал работать уполномоченным Информационного отдела ГПУ УССР.
Именно здесь, в Харькове, двадцатилетний Судоплатов встретил свою будущую жену — Эмму Карловну Каганову (Суламифь Соломоновну Кримкер), так же? как и он, служившую в органах госбезопасности.
В своих мемуарах Павел Анатольевич тепло вспоминал о подруге жизни:
«Она приехала на Украину из белорусского города Гомеля. Эмма была способной, и ей удалось поступить в гимназию, где для евреев существовала ограничительная норма. Она окончила несколько классов гимназии и позднее стала работать секретарем-машинисткой у Хатаевича, секретаря гомельской губернской организации большевиков. Когда ее начальника перевели в Одессу, где он возглавил партийную организацию, она последовала за ним. Именно в Одессе Эмма перешла в местное ГПУ. Ей поручили вести работу среди проживавших в городе немецких колонистов. Голубоглазая блондинка, она говорила на близком к немецкому идише и вполне могла сойти за немку.
В Харьков ее перевели за год до того, как я туда перебрался. Эмма занимала в ГПУ УССР более весомое положение, чем такой новичок, каким я тогда был. Как образованной и привлекательной женщине, к тому же начитанной и чувствовавшей себя вполне свободно в обществе писателей и поэтов, ей доверили руководить деятельностью осведомителей в среде украинской творческой интеллигенции — писателей и театральных деятелей. Мы встретились с ней на службе, и меня поразили ее красота и ум. Отец Эммы, сплавщик леса, умер, когда ей было всего десять лет. Она начала работать и одна содержала всю семью, где было восемь детей. Так что у нас с Эммой было много общего: и я, и она являлись опорой для семьи и должны были в силу обстоятельств рано повзрослеть (…). Для меня Эмма была идеалом настоящей женщины, и в 1928 году мы поженились, хотя официально зарегистрировали наш брак лишь в 1951 году».
Между тем в 1930 году Павел Судоплатов попал в резерв назначений ГПУ (безденежного довольствия), но вскоре получил новую должность и весьма ответственное задание, которое контролировалось как руководителями ОГПУ, так и партийными органами. Его назначили заведующим культурно-воспитательной частью, а затем комиссаром трудовой коммуны (спецколонии) ГПУ УССР для малолетних правонарушителей и беспризорных детей, расположенной недалеко от города Прилуки.
После Гражданской войны подобные трудовые коммуны ставили своей целью покончить с беспризорностью детей-сирот, которые из-за невыносимых условий жизни становились на путь преступности. При спецколониях создавались мастерские и группы профессиональной подготовки, где бывшие беспризорники получали азы рабочих профессий. Кроме того, здесь малолетних преступников воспитывали в духе абсолютной преданности делу коммунизма.
Несколько раз Павел Судоплатов, благодаря положению своей жены в украинских партийных кругах, встречался с генеральным секретарем КП(б)У С. В. Косиором. Встречи проходили в неформальной обстановке, на частных квартирах, за роскошно накрытым столом.
— Ну как вам. Павел Анатольевич, на новой должности? — живо интересовался Косиор.
— Тяжело, Станислав Викентьевич, — честно признавался Судоплатов (на первых порах столкнувшись с непростым контингентом, состоящим из малолетних карманников, майданщиков, домушников и налетчиков, он растерялся, не зная? с чего начать, как вести себя с этой публикой)..
— А-ха-ха, а-ха-ха, — задорно смеялся Косиор, потом залпом выпивал стопку перцовки, крякал, ухал, закусывал маринованным масленком и продолжал: — А ведь революцию тоже было сделать нелегко, но ведь сделали и победили. В общем, справитесь, товарищ Судоплатов, справитесь, я в этом уверен.
— Постараюсь оправдать ваше доверие, — отвечал польщенный комиссар трудовой коммуны.
— Надеюсь, надеюсь, — отзывался Станислав Викентьевич, вновь опрокидывал стопку, крякал, ухал и наставительно говорил: — А с вашими подопечными особенно не миндальничайте, где надо, действуйте убеждением, но больше налегайте вот на это, — и показывал здоровенный, жилистый кулак. — Для шпаны эта штука самый убедительный аргумент.
Вскоре Прилукская трудовая коммуна стала одной из лучших на Украине. Несколько сот колонистов, взятых из мест заключения и с улицы, учились там и работали в мастерских. Комиссар коммуны Павел Судоплатов пользовался у них огромным авторитетом, который сумел завоевать личным примером и убеждением (косиоровский «аргумент» остался невостребованным).. Заместитель председателя ГПУ Украины К. Карлсон, инспектировавший спецколонию, увиденным остался доволен. Докладывая о результатах своей поездки С. В. Косиору, он подчеркнул, что процесс перековки бывших уголовников и беспризорников в советских людей развивается хорошо.
Тем не менее карьера Павла Судоплатова как педагога-наставника, не состоялась. В 1931 году глава Украинского ГПУ В. А. Балицкий был назначен заместителем председателя общесоюзного ОГПУ. Отбывая в Москву на новую работу, он взял с собой большое количество сотрудников, в том числе и Павла Судоплатова, который получил должность старшего инспектора в отделе кадров, курировавшего перемещения по службе и новые назначения в Иностранном отделе — закордонной разведке ОГПУ.
Стоит напомнить, что уже с первых месяцев существования Советской власти органами ВЧК предпринимались попытки вести разведывательную работу за рубежом. В начале 1918 года лично Ф. Э. Дзержинский завербовал бывшего издателя буржуазной газеты «Деньги» А. Ф. Филиппова, который был направлен им на работу в Финляндию. Еще один нелегал под именем Р. К. Султанов (подлинное его имя до сих пор неизвестно) обосновался в Турции. В декабре 1918 года были созданы Особые отделы ВЧК в армии и на флоте, выполнявшие контрразведывательные функции. С августа 1919 года их возглавил лично Дзержинский, а несколько позднее — В. Р. Менжинский.
В апреле 1920 года внутри Особого отдела ВЧК появилось специальное подразделение — иностранное отделение. Осенью того же года, в связи с крупными просчетами советской разведки во время войны с Польшей, появилось постановление Политбюро ЦК РКП(б) о кардинальной реорганизации отделения. Была создана специальная комиссия, в которую вошли И. В. Сталин, Ф. Э. Дзержинский и другие видные деятели партии. В соответствии с рекомендациями комиссии 20 декабря 1920 года Дзержинский подписал приказ № 169 о создании уже самостоятельного Иностранного отдела Всероссийской чрезвычайной комиссии (ИНО ВЧК).
С этого момента дело внешней разведки было сконцентрировано в одном центре. Для работы стали подбирать специальные кадры. Первым руководителем ИНО был назначен дипломат Я. X. Давтян (Давыдов). С 1921 по 1922 год разведку возглавлял С. Г. Могилевский. Отныне от эпизодических посылок малоподготовленных агентов перешли к организации зарубежных резидентур. Разведкой стали заниматься профессионально.
В феврале 1922 года ВЧК была упразднена и вместо нее создано ГПУ при НКВД. После создания Союза Советских Социалистических Республик ГПУ было преобразовано в ОГПУ при СНК СССР. Иностранный отдел вошел в состав созданного ОГПУ Секретно-оперативного управления. С 1922 года ИНО возглавил М. А. Трилиссер. Вместе с ним в разведку пришла большая группа большевиков с опытом подпольной борьбы в царское время и в период гражданской войны. С. Г. Вележев и A.B. Логинов (Бустрем) стали заместителями Трилиссера. Остальные — Я. Минскер, А. Нейман, Я. Бодеско, А. Мюллер и другие — стали ответственными работниками отдела. ИНО был значительно расширен и укреплен опытными кадрами. К 1930 году центральный аппарат отдела достигал 70 человек, общий штат насчитывал 122 человека, из них 62 — сотрудники резидентур за рубежом.