Страница 10 из 34
Но лично мне переписываться было не с кем. Семьи у меня уже не было. Я вкратце сообщил. своим близким и друзьям где я нахожусь, что пока жив и здоров. О спецшколе и учебе нам писать запрещалось. Так что писем я почти не получал. Пару раз были весточки от моего друга Женьки Логинова — сына секретаря Сталина, от. М.К. Муранова (1873–1959) и Е.Д. Стасовой (1873–1966), фамилии которых в ту пору были общеизвестны, особенно в партийных кругах. Так что эти письма меня расшифровали, несмотря на то, что я существенно отредактировал свою биографию еще тогда, когда задумал добровольно идти на фронт.
С руководством спецшколы мы общались постоянно. Начальником спецшколы № 055, как я уже упоминал раньше, был старший политрук Добросердов Алексей Михайлович. Но при личных встречах мы называли его просто по имени и отчеству.
Алексей Михайлович для нас, курсантов, был и командиром и заботливой нянькой. Он знал каждого из нас, знал, кто чем дышит и на что способен. И если кого наказывал, то за проступки, мимо которых пройти не мог. Он был и воспитателем, и учителем, и старшим товарищем одновременно.
Ко мне относился очень внимательно. Мои товарищи по команде не раз говорили мне, что начальник «на тебя глаз положил». Но только после войны я узнал причину его отношения ко мне.
Уже после окончания войны, будучи в командировках в Астрахани, я неоднократно встречался с Добросердовым. За столом у него на квартире, за рюмкой водки, вспоминая о нашей спецшколе и погибших товарищах, он рассказал мне, что в 1936 году был вызван в Москву в ЦК ВКП(б) в Политико-административный отдел, которым в то время руководил Осип Пятницкий и, посмотрев на меня, добавил — твой отец. Алексей Михайлович рассказал мне: «В то время ЦК проводил проверку южных областей Союза. А в тот день, когда я прибыл в Москву по вызову Осипа Ароновича, он плохо себя чувствовал и через своего секретаря пригласил меня придти на беседу к вам домой, в свой домашний кабинет. Беседа, вернее мой отчет, проходила до позднего вечера».
Добросердов остался у нас на ужин и ночевку. Там он и познакомился со мной, мальчишкой. Я этого, конечно, не помнил. Ведь столько людей проходило через домашний кабинет отца. А вот А.М. Добросердов запомнил меня по смуглой коже, сломацному зубу и специфическому говору. Так он мне и объяснил. Все это в приложении к моей фамилии раскрыло меня полностью. Он понял, кто я такой. Но мою легенду с биографией не оспаривал. Поделился ли своим открытием с руководством штаба, он не сказал, но опекал меня незаметно, не делая никаких поблажек.
С заместителем начальника спецшколы И.Я. Безрукавным и инструкторами-преподавателями лейтенантами П.Е. Тишкаловым, И.А. Фридманом, О.М. Боряевой и А.П. Федотовым мы проводили все отпущенное на учебу и подготовку, время. Они учили и наставляли нас всему тому, что нам предстояло делать в тылу врага.
В ноябре программа нашего обучения несколько изменилась. Мы изучали все виды взрывчатки, конструкции взрывателей, как отечественных, так и трофейных, то, как ими пользоваться в различных условиях, диктуемых обстановкой.
Особое внимание уделялось тактике диверсионной работы в степных условиях, топографии и определения своего местонахождения в степи, где отсутствуют какие-либо ориентиры.
Эти предметы мы штудировали по конспектам, составленным лучшим подрывником Красной армии, основателем тактики диверсионного дела Ильей Григорьевичем Стариновым, которого через десятилетия с гордостью стали называть одни — диверсантом № 1, другие — основателем спецназа Советской армии.
Глава 5
Диверсант № 1 в Красной Армии, полковник И.Г. Старинов
Здесь, я полагаю, следует написать об этом замечательном человеке подробнее.
Илья Григорьевич Старинов (1900–2000) стоял у истоков создания советской военной разведки, разработки стратегии партизанского движения и военной доктрины Красной Армии, принятой к действию на 20-е годы. Его справедливо считают отцом-основателем советской диверсионной школы. Жизнь И.Г. Старинова была настолько засекреченной, что узнать какие-либо биографические сведения о нем раньше было невозможно.
Он в июне 1919 года добровольно вступил в Красную Армию, а октябре 1920 года, вступил в партию большевиков. В том же году его назначили начальником подрывной команды железнодорожного полигона РККА, а в 1929 году он был подключен к подготовке партизанских кадров, которая не прекращалась в СССР с времен Гражданской войны. Эта подготовка велась как по линии ОГПУ, так и по линии военной разведки.
В тот период Илья Григорьевич преподавал минно-подрывное дело диверсантам и подпольщикам в учебных заведениях дорожно-транспортного отдела ОГПУ Юго-Западной железной дороги, а позже в спецшколах Харькова, Купьянска (ОГПУ) и Киева (Разведуправление генштаба РККА). ОГПУ готовило в основном диверсантов-подпольщиков, сильно законспирированных. По линии РУ РККА готовили командиров, которые, попав с подразделениями в тыл противника, могли перейти к сопротивлению. С этой целью в Молдавии, Западной Украине и Западной Белоруссии создавались скрытые партизанские базы с большим запасом минно-подрывных средств. Склады на побережье Дуная создавались даже в подводных резервуарах с водозащитной оболочкой. В 1930–1932 годы И.Г. Старинов находился в руководстве разведотдела Украинского военного округа. На этой работе он близко познакомился и сотрудничал с командующим округом Ионой Эманнуиловичем Якиром (1896–1937), командующим соседним Белорусским округом Иеронимом Петровичем Уборевичем (1896–1937) и с начальником РУ (в 1924–35 и 1937 гг.) Яном Карловичем Берзиным (1889–1938). Совместно с ними он разрабатывал стратегию и тактику партизанской войны на случай вторжения армий империалистических стран на территорию Советского Союза. По его словам, в общем виде она выглядела так:
«В 1932 году оборона нашей страны на Западных границах основывалась на использовании партизанских формирований. Войска противника, перейдя государственную границу и углубившись на нашу территорию, должны были напороться на укрепленные районы и увязнуть в позиционной войне.
В это время на оккупированной территории партизаны начинают организованное сопротивление и перерезают противнику коммуникации. Через некоторое время, лишившись свежих пополнений, боеприпасов и продовольствия, противник начинает отступать. Партизанские соединения отходят вместе с ними, все время оставаясь у него в тылу и продолжая диверсии. При этом они могут даже перейти государственную границу.
Это была очень хорошо продуманная система не только на случай оккупации нашей территории. Базы снабжения для партизан закладывались и на территории предполагаемого противника. Очень важно было то, что готовились маневренные партизанские формирования, способные действовать, как на своей, так и на чужой территории»[12].
В этот сравнительно небольшой промежуток времени И.Г. Старинова привлекли к работе в системе Коминтерна. Там он преподавал минно-подрывное дело и специфику партизанских действий в сугубо засекреченных учебных заведениях Коммунистического Интернационала.
Не однажды я, будучи совсем мальчишкой, по выходным дням сопровождал отца в его поездках по таким школам. Обычно мы выезжали всей семьей, но у ворот этих заведений маму и старшего брата из машины высаживали погулять в лесу, а меня отец брал с собой, считая, что я еще мал и ничего не понимаю.
Одна из таких спецшкол находилась тогда под Москвой в Балашихе. Начальником ее был Карл Карлович Вальтер, в дальнейшем прославленный генерал Войска Польского Кароль Сверчевский (1897–1945). «Вальтер» был его партийный псевдоним. Вот в этой спецшколе я впервые увидел преподавателя подрывного дела И.Г. Старинова. Но тогда я этого не знал. Он всегда, как и все остальные инструкторы этой спецшколы, был одет в гражданскую одежду. Но однажды в отцовском кабинете в Москве на Моховой улице в здании Коминтерна я увидел его в военной форме, в петлицах гимнастерки была одна шпала — капитан. Позже я узнал, что в то время его звание было военный инженер 3 ранга.
12
Здесь и выше я пользуюсь книгой И.Г. Старинова «Записки диверсанта» и его рассказами во время наших встреч с ним после окончания войны в Москве.