Страница 25 из 62
Всего в 1920–1930 годах только по данным архива Выборгского отдела Центральной сыскной полиции ГПУ-НКВД выявило и арестовало 15 агентов финских спецслужб. Некоторых из них удалось перевербовать и привлечь к сотрудничеству.
В ходе разоблачений советская контрразведка получила неопровержимые данные о деятельности финской разведки против СССР, о задачах и структуре, сотрудниках, и агентуре, формах и методах работы.
Успехи финских спецслужб стоили жизни многим тысячам советских граждан не только в период Зимней войны. Финский журналист Юкка Рислакки считает, что активная разведдеятельность финнов послужила также поводом для проведения НКВД массовых репрессий в отношении финского населения, проживающего в СССР. «Рука НКВД» доставала даже членов семей финских агентов, активистов финских националистических организаций — выходцев и бывших граждан СССР, проживавших в Финляндии. Но основной удар обрушился на население финской национальности, особенно в Карелии, где в середине 1930-х годов проживало около 15000 финнов из Финляндии, США, Канады.
Репрессии начались еще в конце 1920-х, начале 1930-х годов. В 1933 году органами ГПУ был раскрыт так называемый «Заговор финского генштаба», в результате которого были арестованы и осуждены около 1000 жителей пограничных районов Карелии и Ленинградской области. В 1937 году за финский шпионаж привлечено к уголовной ответственности 448 человек, а с января по август 1938 года—1405.
Репрессии затронули как реально выявленных сотрудников и агентов финских спецслужб, так и широкие слои населения республики. Борьба против разведывательно-подрывной деятельности финских спецслужб и финского буржуазного национализма в Карелии вылилась, прежде всего, в репрессии против финского населения. В целом, во второй половине 1930-х годов было арестовано свыше 3,5 тысячи финнов, из них половина осуждена за шпионаж в пользу Финляндии… Отметим также, что не было чистого «шпионажа». Как правило, обвинения предъявлялись по нескольким статьям Уголовного кодекса: террор, шпионаж, повстанческая и антисоветская деятельность. А приговор по этим статьям чаще всего был один: расстрел. В 1935–1940 годах НКВД Карелии в общей сложности возбуждено 13075 уголовных дел, по которым проходили 15 887 человек. 10850 из них приговорены к расстрелу…
Эти крупномасштабные репрессии против мирного населения, осуществленные под предлогом разоблачения и искоренения «финского шпионажа» в СССР и Карелии, вряд ли можно считать адекватной реакцией на деятельность финских спецслужб.
Теодор Гладков
ЗА ТРИ ГОДА ДО ВОЙНЫ
«Белые пятна» в биографии разведчика — вещь обычная. Но что скрывают годы? Агент органов безопасности «Колонист» — он же легендарный разведчик Николай Кузнецов начал свою деятельность задолго до того, как первые фашистские бомбы упали на нашу землю.
До самого последнего времени оставалось неизвестным, при каких обстоятельствах Николай Кузнецов очутился в Москве, как вообще негласный сотрудник органов госбезопасности на Урале оказался в поле зрения Центра. Об этом незадолго до своей кончины автору рассказал один из руководителей советской разведки в те годы, бывший генерал-лейтенант Леонид Федорович Райхман.
«В 1938 году я работал начальником отделения в отделе контрразведки Главного Управления госбезопасности НКВД СССР, кроме того, преподавал одну из спецдисциплин на наших курсах в Большом Кисельном переулке. С одним из слушателей, Михаилом Ивановичем Журавлевым, мы сдружились. По окончании курсов Журавлев сразу получил высокое назначение — наркомом НКВД в Коми АССР.
Оттуда он мне часто звонил, советовался по некоторым вопросам, поэтому я не удивился его очередному звонку, помнится, в середине 1938 года.
— Леонид Федорович, — сказал он, — тут у меня есть на примете один человек, ещё молодой, наш негласный сотрудник «Колонист». Очень одаренная личность. Я убежден, что с ним надо работать в Центре, у нас ему просто нечего делать.
— Кто он? — спросил я.
— Специалист по лесному делу. Честный, умный, волевой. И с поразительными лингвистическими способностями. Прекрасно владеет немецким, знает эсперанто и польский. За несколько месяцев изучил коми-пермяцкий язык настолько, что его в Кудымкаре за своего принимали…
Предложение заинтересовало. Я понимал, что без серьезных оснований Журавлев никого рекомендовать не станет.
— Присылай, — сказал я Михаилу Ивановичу. — Пусть позвонит мне домой.
Прошло несколько дней, и в моей квартире раздалась телефонная трель: звонил «Колонист» — Николай Иванович Кузнецов. В это самое время у меня в гостях был старый товарищ, только что вернувшийся из Германии, где работал с нелегальных позиций.
Я выразительно посмотрел на него, а в трубку сказал: — Товарищ Кузнецов, сейчас с вами будут говорить по-немецки.
Мой друг побеседовал с Кузнецовым несколько минут и, прикрыв микрофон ладонью, сказал удивленно:
— Говорит, как исконный берлинец.
Позднее я узнал, что Кузнецов свободно владел пятью или шестью диалектами немецкого языка, кроме того, умел говорить, в случае надобности, по-русски с немецким акцентом.
Я назначил Кузнецову свидание на завтра, и он пришел ко мне домой. Когда он только ступил на порог, я прямо-таки ахнул: настоящий ариец! Росту выше среднего, стройный, худощавый, но крепкий, блондин, нос прямой, глаза серо-голубые. Настоящий немец, но без этаких примет аристократического вырождения. И прекрасная выправка, словно у кадрового военного, и это — уральский лесовик!
Мы, сотрудники контрразведки, от рядового опера до начальника нашего отдела Петра Васильевича Федотова имели дело с настоящими, а не выдуманными германскими шпионами и как профессионалы прекрасно понимали, что они работали по Советскому Союзу как по реальному противнику в будущей и уже близкой войне. Поэтому нам остро нужны были люди, способные активно противостоять немецкой агентуре, прежде всего в Москве. Мы затребовали личное дело «Колониста», внимательно изучили его работу на Урале.
Идеальным вариантом, конечно, было бы направить его на учебу в нашу школу, по окончании которой он был бы аттестован, по меньшей мере, сержантом госбезопасности (это в Красной Армии соответствовало званию лейтенанта). Но мешали два обстоятельства: во-первых, учеба в нашей школе занимала продолжительное время, а нам нужен был сотрудник, который приступил бы к работе немедленно, как того требовала оперативная обстановка. Второе обстоятельство — несколько щепетильного свойства. Зачислению в нашу школу или на курсы предшествовала длительная процедура изучения кандидата и с точки зрения его анкетной чистоты. Тут отдел кадров был беспощаден, а у Кузнецова в прошлом — сомнительное социальное происхождение: по некоторым сведениям, отец то ли кулак, то ли белогвардеец, исключение из комсомола, судимость. (В 1932 году Н. Кузнецов в возрасте двадцати лет работал в лесоустроительной партии в Кудымкаре. За какие-то хищения его начальники были приговорены к различным срокам лишения свободы. За «допущенную халатность» к одному году исправительных работ по месту службы был осужден и Николай. Уже после войны этот приговор за отсутствием состава преступления был отменен. — Авт.).
В конце концов мы оформили «Колониста» как особо засекреченного спецагента с окладом содержания по ставке кадрового оперуполномоченного центрального аппарата. Случай почти уникальный в нашей практике.
Что же касается профессиональной учебы, то, во-первых, он не с Луны свалился, новичком в оперативных делах не был, своим главным оружием — немецким языком — владел великолепно, да и мы, кадровые сотрудники, которым довелось с ним работать, постарались передать ему необходимые навыки работы с агентурой и конспирации.
Кузнецов был чрезвычайно инициативным человеком, с богатым воображением. Он купил себе фотоаппарат, принадлежности к нему, освоил фотодело и впоследствии прекрасно переснимал попадавшие в его руки немецкие материалы и документы.