Страница 75 из 89
— Прочитали? — спросил Судоплатов, увидев, что Коротков поднял голову и задумчиво смотрит в окно. — Тогда вот еще прочтите, справку по делу на Брайтенбаха, подготовленную Журавлевым.
Он протянул Короткову документ с грифом «сов. секретно».
Александр быстро пробежал справку глазами:
«Леман Вилли,
кличка Брайтенбах, немец, около 55 лет, юношей добровольно поступил во флот, где прослужил 12 лет. Еще до войны поступил на работу в полицию, где сначала был полицейским, а затем перешел в политическую полицию в отдел контрразведки.
Завербован был в 1929 году Корнелем через агента А/70, бывшего работника политической полиции, другом которого он являлся. Работал с нашей резидентурой без перерыва до весны 1939 года.
За время работы дал чрезвычайно обильное количество материалов, освещающих личный состав и структуру политической полиции, а затем гестапо, а также военной разведки, предупреждал о готовящихся арестах нелегальных и легальных работников нашей резидентуры в Берлине, сообщал сведения о лицах, разрабатываемых гестапо, последнее время давал главным образом материалы о военном строительстве в Германии. Наводил также справки по следственным делам в гестапо, которые нас интересовали, освещал общую политическую обстановку в стране.
Судя по материалам дела в отношении агента никогда не возникало каких-либо сомнений.
Сотрудник 5 отдела ГУГБ. тов. Зарубин характеризует Брайтенбаха как верного агента, честно работающего с нами из-за денег.
В отношении того провален ли Брайтенбах или выдан немецкой разведке врагами народа /не считая, временных подозрений, слежки за ним со стороны немцев, не могущих играть решающей роли/, данных ни в его личном деле, ни в следственных делах Корнеля. Силли, Штейнбрюка, Гордона, Каяка и Кедрова не имеется.
С Брайтенбахом работали или знали о нем следующие осужденные ныне лица: Корнель, Карин, Гурский, Гордон, Силли, Штейнбрюк, Каяк и некоторые другие.
В 5 отделе имеется большое количество подлинных документов и личных докладов источника /до 28 томов/, полученных от него за время работы с нами.
В настоящее время Брайтенбах через источника А/70 и письменно Просил о возобновлении связи с ним.
Начальник I отделения 5 отд. ГУГБ лейтенант госбе-ти Журавлев».
— Агент сумел бросить это письмо в почтовый ящик посольства, — сказал Судоплатов. — Письмо попало к военному атташе, его переслали в Москву, а теперь начальник разведуправления РККА Голиков передал его Фитину.
Судоплатов некоторое время молчал, потом продолжил:
— Руководство приняло решение направить вас в Берлин, к Кобулову.[43] Главная. задача для вас восстановление связи с Корсиканцем, Фильтром, а теперь вот еще добавляется Брайтенбах. Если все пойдет благополучно, дадим вам в помощь еще одного, двух человек. Сейчас заедите к Журавлеву и возьмите у него дело на Брайтенбаха. Изучите его, завтра пойдем на доклад к наркому. Вопросы ко мне есть?
— Все ясно!
Коротков подлялся и вышел из кабинета.
В Берлине с сентября 1939 года резидентом работал протеже наркома Амаяк Кобулов, малообразованный, амбициозный человек. Он начинал со скромных хозяйственных должностей на предприятиях Закавказья, поступил в органы по инициативе старшего брата Богдана, ставшего правой рукой Берия и скоро сделал стремительную карьеру. Резидентом согласился поехать не зная немецкого языка и не имея ни какого опыта разведывательной работы. После беседы с ним перед отъездом Павел Матвеевич Журавлев только сокрушенно разводил руками. Слов просто не было.
Предчувствия не обманули опытного разведчика Журавлева. Едва оглядевшись на месте, Кобулов энергично взялся за дела. Все попытки Журавлева призвать резидента к осторожности, конспирации, оказывались безуспешными. Общепринятые, обязательные в разведке правила Кобулов воспринимал как личные ограничения и при первой же возможности пожаловался начальнику разведки Фитину на Судоплатова и Журавлева. Так, что Коротков прекрасно понимал, с кем ему предстоит работать.
Вечером следующего дня Судоплатов с Коротковым отправились на беседу с Берией. Они вошли в большой, просторный кабинет на втором этаже. Нарком сидел за столом, освещенным лампой с зеленым абажуром. Бросались в глаза пенсне с поблескивающими стеклами на хищном носу, зачесанные назад темные с проседью волосы, большой лоб с глубокими залысинами.
Берия встал, вышел из-за стола и пожал им руки. Его полноватая, крепкая фигура в штатском костюме выглядела мешковатой.
— Садитесь, — прозвучал его спокойный голос с небольшим грузинским акцентом. — Докладывайте, товарищ Судоплатов! — приказал он, усаживаясь на свое место.
— Лаврентий Павлович! — начал Судоплатов. — Мы решили в помощь товарищу Кобулову направить опытного работника Короткова, хорошо знающего условия работы в Германии. Товарищ Коротков…
— Я знаю Короткова! — прервал его Берия. — С каким заданием вы его посылаете?
— Оказать помощь в организации работы резидентуры, восстановить связь с законсервированными агентами…
— С кем конкретно?
— Пока с Корсиканцем, Фильтром, а также с Брайтенбахом, — ответил Судоплатов и протянул справки на указанных агентов.
Берия принялся внимательно читать документы. В кабинете воцарилась тишина, приглашенные сидели молча, настороженно поглядывая на грозного наркома. Вдруг трелью залился отдельно стоявший в стороне телефонный аппарат. Берия вскочил и взял трубку.
— Слушаю, товарищ Сталин! — Берия. Мгновенно подобрался. — Так, так! Понял! Через два часа! Понял! Будет сделано, товарищ Сталин!
Очевидно, Сталин дал ему какие-то указания, которые поменяли его личные планы, потому что положив трубку, он какое-то мгновение стоял в задумчивости, потом сел, быстро дочитал справки и сказал:
— Значит так! С кандидатурой Короткова я согласен. — Повернувшись к Короткову, продолжил: — Корсиканец особого беспокойства не вызывает. Главное — наладить получение от него материалов и быструю их обработку. Что касается Брайтенбаха, то я не исключаю игры со стороны немцев. В любом случае никаких заданий агенту на первых норах не давать. Предложите представлять то, что находится непосредственно в его руках. Наша помощь будет зависеть от того, насколько успешно вы справитесь с заданием. И помните, — Берия сделал многозначительную паузу, — вся ответственность за успех операции возлагается на вас!
Потом, помолчав, он пристально взглянул на Короткова и спросил:
— Как вы себя чувствуете? Нуждаетесь ли в отдыхе?
— Спасибо, Лаврентий Павлович! Чувствую себя хорошо.
В это время в дверях появился адъютант Саркисов и напомнил:
— Лаврентий Павлович! Пора ехать!
Берия недовольно блеснул стеклами пенсне в сторону адъютанта, вышел из-за стола, быстро подошел к вскочившему Короткову, протянул руку и поглядывая снизу вверх на высокого Александра, сказал:
— Желаю успеха! Ждем от вас сообщений!
Когда спустя несколько минут они зашли в кабинет Судоплатова, Павел Анатольевич, впервые за время их общения, позволил себе некоторую вольность.
— Садись, Саша! — проговорил он, устало присаживаясь за свой стол. — Дел навалилось, а людей совсем нет. Я что хотел тебе сказать. Я согласен с Павлом Матвеевичем, нас очень беспокоит Кобулов. Ты понимаешь, что послан он не нами. Поэтому будь осторожен, с ним не конфликтуй, почаще пиши нам. А мы чем сможем, будем тебе помогать. Ну все, давай прощаться!
Судоплатов вышел из-за стола, подошел к Александру, и они, неожиданно для обоях, крепко обнялись…
… Время летело незаметно. Пора было собираться, через час поезд прибудет в Берлин. Александр рассчитался и не спеша направился к своему купе.
Берлин встретил Короткова изнуряющей августовской духотой, роскошными, со вкусом убранными витринами магазинов, потоками автомашин, двухэтажных автобусов, трамваев, многочисленными прохожими на улицах. Правда, как он потом убедился, все это разительно менялось к вечеру: гасили свет после десяти, закрывали ставнями окна магазинов. Боялись налетов английской авиации.
43
Кобулов Амаяк Захарович (1906–1954), генерал-лейтенант. В 1940–1941 г.г. был резидентом внешней разведки НКВД в Берлине. В 1941–1944 г.г. нарком внутренних дел Узбекской ССР, в 1944–1951 г.г. зам. Начальника Главного управления НКВД СССР по делам военнопленных и интернированных, в 1951–1953 г.г. начальник управления по делам военнопленных и заместитель начальника ГУЛАГа. В июне 1953 г. арестован по делу Берия и в октябре 1954 г. расстрелян по приговору военной коллегии Верховного Суда СССР.